Проект «Сколково. Хронотуризм». Книга 2

Вырвав ноги из держащего, как трясина, угля, он отвалился в сторону, выстрелил. Промазал. Пуля срикошетила о железную стойку кабины. Охранник тоже промахнулся, глубоко, как лопату, утопив приклад в поблескивающей антрацитовой россыпи. Не вставая, Андрей ударил его каблуком под колено. Нога чеха подломилась, он рухнул вперед и вбок, отвалился к стене. Кочегар выскочил на тендер, занося для удара широкую лопату. Андрей выстрелил опять. Пуля снесла совок, оставив в его руках размочаленный на конце кусок черенка. Следом метнул в кочегара бесполезный теперь наган. Попал. Тот, застонав, упал на уголь, свернувшись в позе эмбриона и прижав руки к пострадавшей голове. Андрей вскочил, бросился к кабине. Уж одного-то помощника он как-нибудь придушит.

Незаметно поднявшийся чех налетел сбоку, зажал в борцовский, поперек туловища, захват. Повалил. Андрей почувствовал под голенями твердый край тележки и с ужасом понял: они вываливаются за борт.

Страшный хруст ломающихся костей резанул по ушам. Сдавленные легкие задергались, пытаясь вздохнуть хоть немного воздуха. Голова закружилась от падения кувырком и тут же остановилась, когда в нее пришло понимание: трещали и ломались не его кости. Огромное тело караульного, оказавшись снизу, приняло на себя всю силу удара. А он-то даже и не ушибся.

Нервно хихикнув, Андрей с трудом разомкнул стремительно холодеющие объятия чеха, поднялся на трясущиеся ноги и показал оттопыренный средний палец огонькам удаляющегося поезда.

* * *

Опять стало невыносимо холодно. Снятый с караульного тулуп, его папаха-пирожок и оренбургский пуховый платок, прежде отобранный чехом у какой-то бабы, перестали согревать. Охотничий нож, также доставшийся в качестве трофея, мешался и бил по бедру, но Андрей почему-то не решался его выкинуть, хотя чем он мог тут помочь? Крепчающий под утро мороз забирался внутрь, холодя, казалось, само сердце.

Андрей брел по непролазной тайге, проваливаясь по колено и с трудом выдирая ноги из полуметровых снежных наносов. Без всякой цели. Просто чтобы не замерзнуть. Говорят, пока идешь — живешь, а смерть может подкараулить только того, кто перестанет бороться, остановится, решит передохнуть, привалится головой к древесному стволу и закроет глаза. «Тех бы умников да сейчас сюда», — думал он, проваливаясь по пояс в очередную занесенную снегом яму. Интересно, если здесь на склоне такая глубина, что ж делается в низине, к которой сбегает склон? А может, забрать правее и попытаться дойти до озера. Полюбоваться на рассветный Байкал? Может, даже удастся разглядеть, как поезд, проламывая лед, погружается в холодную пучину. Хотя нет, до того места по самым скромным подсчетам километров сорок — пятьдесят, не разглядеть. Только если услышать. Такой грохот был.

А все-таки хорошо, что он с поезда спрыгнул заранее. Если б он оказался недалеко от места крушения? Или встретил сам себя, что бы случилось? Произошел бы пространственно-временной катаклизм, все бы схлопнулось в какую-нибудь черную дыру? Или, наоборот, полыхнуло большим взрывом. Или ничего бы не произошло? Просто увидел бы себя лежащим на возвышенности за пулеметом и поливающим склон свинцовым дождем? А что было бы, если б он сам подкрался к пулеметчику и метнул гранату, не зная, что в гнезде он сам? А кристалл бы не сработал? Мог бы он убить сам себя в прошлом, а потом вернуться целым и невредимым в настоящее? С одной стороны, почему нет? А с другой — мало ли как оно на самом деле обстоит? С точки зрения современной науки, по крайней мере той, с которой он знаком, путешествия во времени невозможны в принципе. Так и аэродинамика не дает шмелю ни малейшей возможности подняться в воздух. Однако он вполне неплохо летает, наплевав на все ее законы.

И только где-то в глубине ворочалось понимание, что все эти мысли он нагоняет специально, чтобы не думать о той… Опять? Он прихлопнул эту мысль, как надоедливого комара, и попытался снова думать о шмеле, цветах и лете.

Эти мысли отвлекли его от всепроникающего холода и даже слегка развеселили. В конце концов, неплохое путешествие вышло, покруче, чем все сафари и спелеодайвинги, в которых он до этого участвовал. И даже без серьезных ран и увечий обошлось. А с какими людьми познакомился… Ну, за исключением… В своих чувствах к Кате он разобраться пока не мог. Жаль, конечно, что не удалось остановить поезд и бой на 181-м километре состоится с известными последствиями. Хотя почему известными? Он же их не видел. А может, та граната вообще не взорвалась и она осталась жива? И дожила лет до девяноста в какой-нибудь деревеньке на берегу прекрасного озера. Или уехала в Иркутск и на большевистской волне стала там большим человеком. Или в Питер? А может, и в Москву? Почему нет? Она ведь и его бабушкой может оказаться в принципе. Но не хотелось бы бабушку-проститутку, на самом деле.