Проект «Сколково. Хронотуризм». Сталинский сокол

– Подождите, – Марина оглядывалась и пыталась идти назад, – я не могу… мне нужно… Да отпустите меня! – крикнула она, вырвалась из рук консультанта и шагнула обратно к площадке. Лодыжку обожгла острая боль, ноги подкосились, но Данилов успел перехватить Марину, и крепко взял ее под руку.

– Пойдемте со мной, вам нужен врач, – консультант вывел ее в коридор, дверь за спиной с шипением закрылась. Перед глазами мелькали стеклянные двери, перегородки, пищали считывающие устройства, но все звуки и образы сейчас покрывала похожая на дым от сигареты вуаль. В ней пропадало все, что находилось дальше расстояния вытянутой руки, и, если бы не Данилов, Марина давно бы растянулась на полу. Но не от боли в отекшей ноге и не от слез, а от ужаса потери и мыслей, да таких, что если осмелишься произнести это вслух, то немедленно остановится сердце.

– Ничего страшного, сейчас все пройдет, – успокаивающе бормотал над ухом консультант, – потерпите, здесь недалеко. Хорошо, что такая неприятность случилась с вами на обратном пути, надеюсь, что вчерашнее прибытие на место прошло благополучно?

– Да, все прошло просто отлично, – сквозь зубы тихо ответила Марина, – я оказалась на взлетно-посадочной полосе аэродрома на Ходынском поле и едва не угодила под самолет.

Стены коридора качнулись, контуры двери расползлись по сторонам, а уши словно набили ватой, и Марина расслышала только последние слова консультанта.

– Как – на взлетно-посадочной полосе? И почему на Ходынке? Ведь конечной точкой маршрута была лесополоса в районе аэродрома Тушино, или я что-то путаю… – Данилов одной рукой поддерживал Марину, а второй попытался открыть папку, уронил ее и остановился в растерянности.

Марина прислонилась к стенке коридора и, пока консультант подбирал бумаги, просматривал их и что-то бормотал себе под нос, стащила с ног туфли. Левая лодыжка отекла довольно сильно, но почти не болит, что странно. Или горе, тоска и боль утраты сейчас действуют как анестезия, выбивая клин клином?

* * *

– Трещина, это просто трещина в кости. Вам не понадобятся ни лекарства, ни иные средства. Только покой и отдых. Я бы рекомендовал вам еще принимать содержащие кальций витамины для укрепления костей и более быстрого их сращивания. Вы слышите меня? – переспросил ее врач второй или третий раз. Марина кивнула, еще раз посмотрела на свою лодыжку в тугом «корсете» и опустила вниз закатанную почти до колена штанину джинсов.

– Вот снимок, вот справочка, возьмете больничный, месяца на восстановление вам хватит, – врач подал ей листок со штампом, печатью и сразу двумя подписями. Марина убрала все в карман спортивной сумки и самостоятельно поднялась с кушетки. Нога не болела, и, если бы не повязка, можно было бы идти не прихрамывая. В сопровождении Данилова Марина брела по бесконечным коридорам центра хроноперемещений к выходу. Уже второй час дня и если такси не приехало, то ей конец, самой до дома не добраться. Искать машину здесь? Да, видимо, именно так и придется поступить…

– Подождите! – послышалось за спиной. – Одну минуточку!

Марина обернулась на странный, шелестящий, как трава под ветром голос. Из-за поворота коридора к ней приближалась высокая, тощая девица в длинном многослойном одеянии и с распущенными по плечам реденькими мышиного цвета космами. Она вытянула перед собой костлявые лапки и тянулась ими к сумке на плече Марины.

– Прошу вас, – выдохнула девица, оказавшись поблизости, – это платье, в котором вы вернулись… – Ее неподвижные, как у опасного насекомого глаза, казалось, сейчас прожгут в сумке дыру.

– Понимаете, – повторила девица, не глядя на Марину, – осталось очень мало винтажной одежды первой половины двадцатого века. Тогда в каждом доме имелась швейная машинка и все, что невозможно было купить, делали своими руками. Починить, перелицевать – одежду перешивали столько раз и донашивали до такого состояния, что она превращалась в тряпку. А ваше платье от Эльзы Скиапарелли, пелерина и туфли, – это все подлинное и в отличном состоянии. Это уникальная вещь с первого в СССР показа мод тридцать седьмого года. Продайте, вам хорошо заплатят, очень хорошо, – от горящего, как у фанатички или у одержимой взгляда Марина попятилась назад, вцепилась в сумку обеими руками и замотала головой:

– Нет, не могу. Оно не продается, – она отвернулась, и, не слушая шелеста и стонов за спиной, захромала следом за Даниловым к выходу.

Кто-то из персонала центра сообразил предупредить таксиста, и «шкода» ждала Марину на парковке. Водитель дождался, пока она усядется в машину, и завел двигатель. Марина назвала адрес и отвернулась к окну.

– Да помню я, – пробурчал водитель себе под нос, – вчера же только вас привез.

«Вчера? – Марина прижалась лбом к стеклу. – Разве вчера? Да, все верно, прошли сутки, всего сутки, двадцать четыре часа. Как я могла забыть…»