Проект «Сколково. Хронотуризм». Золото Барбароссы

Знакомые всполохи начали покрывать тело Дмитрия, стремясь спеленать и скрыть его от этого мира. Процесс отделения физического объекта от временной привязки происходил на удивление эффектно. Играя белым и голубым, крохотные электронные создания носились под куполом, слепо ударяясь в прозрачный пластик. Пахло озоном, будто после дождя. Свет от ярких вспышек стал вдруг меркнуть, и через секунду Дмитрий вновь оказался на старой разбитой дороге.

До восхода солнца оставалось еще несколько часов, так что дорога была пустынна и тиха. С берега дул пронизывающий холодный ветер, принося запах застоявшейся тины. Крики птиц, пока еще не утихомирившихся после ночной охоты, разрывали тишину, стоявшую в прибрежной деревушке. Жители предместья Парижа, очнувшись от сна, готовились к тяжкому трудовому дню.

Время для путешествия было самое подходящее. Приподняв полы рясы, чтобы не мешали, Прокопенко потуже затянул клапан сумки и вприпрыжку побежал в сторону пирса.

Братья Руси, унаследовав от отца маленькую гончарную мастерскую, на данном поприще славы не сыскали. Как ни старались близнецы Оскар и Фабрис, а мастерства покойного батюшки, изящества линий и красоты рисунка достичь не удавалось. Постепенно и сам бизнес сошел на нет. Мастерская, державшаяся какое-то время на плаву только из-за славы покойного хозяина, потонула в океане однотипных глиняных сосудов.

Волей неволей семейный бизнес пришлось продавать. Жалкие гроши, выложенные конкурентами за мастерскую, позволили братьям как-то существовать почти полгода, а затем подоспела и новая работа.

Парижский епископ Морис де Сюлли организовал бурное строительство, отдавая своему новому проекту все силы и средства. Перебравшись на остров Сите, оба Руси нанялись штукатурами и теперь ни свет, ни заря размазывали раствор по щербатым стенам, чтобы успеть к приезду главного проверяющего.

– Что за спешка, Оскар? – Фабрис, непрестанно зевая, сидел на холодном каменном полу и вялыми сонными движениями размешивал раствор в деревянном корыте. – Неужели эта чертова работенка не могла подождать до рассвета?

– С ума ты сошел, идиот? – Руси был старше брата ровно на по часа и потому считал должным критиковать все его поступки и решения. Зло глянув на сонного брата и зачерпнув новую порцию раствора, он с ожесточением принялся втирать его в щели между камнями. – Сегодня на стройку прибудет сам епископ и лично проверит всю проделанную работу. У нас же с тобой дел – поле непаханое. Отделка правой стены только начинается, швы в нефах не затерты. Не собор получается, а решето.

Вчера еще этот паникер Жильбер прибегал и тряс чертежами, кричал что оттяпает рабочим руки, если де Сюлли сделает хоть одно замечание.

– Пусть только попробует. – Вытащив палку из корыта, младший Росси, встав, потащил его к стене. – Я ему так отрублю, век меня помнить будет.

– И то верно, – усмехнулся Оскар. – Но замечаний лучше не получать. Жалование-то скоро, а у меня на выходные большие планы.

– И насколько же они большие? – справившись, наконец, с корытом, Фабрис опустил его на каменный пол и расплылся в щербатой улыбке. – Уж не распространяются ли они на крошку Вирджини, дочку старика Барриля?

– Не твое дело, идиот! – негодующе воскликнул старший Руси. – Может, мне теперь перед тобой о своей личной жизни отчитываться?

– Да я же не просто так, – обиделся добряк Фабрис. – Я же предупредить. Больно уж у старика нрав суров. Дочку свою блюдет пуще зеницы ока. Третьего дня за ней пытался ухлестывать один, так он подкараулил его в комнате дочери, да и спихнул с подоконника, а после еще квартала три вилами гнал.

– Вилами гнал, помню. – Оскар болезненно сморщился, трогая перевязанный бок.

– Так это ты был? – Фабрис хлопнул себя по коленям и расхохотался. – А я-то думал, чего трактирщик третий день на меня косо поглядывает? Мы же с тобой на рожу похожи как две капли воды.

– Хорош зубы скалить, – окрысился старший Руси. – Работай, давай. До начала смены нам эту стенку надо, кровь из носа, затереть, да вон тот проем заложить.

– Как знаешь, – подхватив мастерок, Фабрис встал рядом с братом и с рвением принялся за работу.

Некоторое время ночную тишину нарушало только сопение братьев и скрежет инструмента по камню, как вдруг…

– Оскар, – Фабрис застыл на месте и насторожился.

– Что тебе? – Оскар продолжал монотонно затирать швы между большими черными булыжниками.

– Ничего не слышишь?

– Тебя слышу, – огрызнулся старший. – Еще слышу, что не работаешь ни хрена, а больше вроде и ничего.

– Да подожди ты. – Отойдя от стены, Фабрис поднял палец и приложил его к губам, призывая к тишине. – Слушай, брат, будто музыка.

Оскар перестал тереть стену и, отойдя, тоже напряг слух. И действительно, тихая торжественная музыка звучала в стенах недостроенного собора. Пробирая до глубины души, она лилась из каждого уголка, просачивалась сквозь камни и падала первыми каплями дождя в прорехи недостроенной крыши.