Проект «Специстория»

Бялый: Сначала о том, почему вдруг все загорелись экономическими реформами в СССР. И за рубежом, и в самой стране. Если говорить о зарубежных интересах, то там уже с 70-х годов начались разговоры очень высокостатусных фигур о том, что мировая экономика слишком нехорошо разделена. Примерно треть её оказывается вне рынка. Капитализм, рынок – это всегда экспансия. А наличие соцлагеря препятствует этой экспансии. Как мне в 1994 году на одной международной встрече сказал один западный экономист, что уже в самом начале 80-х годов появились разговоры о том, что «нужно соцлагерь вскрывать как консервную банку». Без этого у капитализма, у нормальной мировой, глобальной экономики будущего нет. Это западный взгляд. И политическое вскрытие СССР, как мы знаем, началось уже в 1986 году. События в Алма-Ате. И далее – везде. А рассуждения об экономических реформах в СССР исходили, прежде всего, из некоторых неотменяемых тенденций. Первая тенденция заключалась в том, что славянское население СССР увеличивается крайне медленно, неславянское растет очень быстро. Практически все республики дотируются союзным центром, фактически Россией. Горько говорилось, что у нас «империя наоборот» – не центр эксплуатирует окраины, а окраины эксплуатируют центр. И при таком демографическом тренде оказывается, что Россия обречена всё более и более нищать, работать на то, чтобы повышать дотации для окраин. На 1985 год из всех союзных республик положительное сальдо по ВНП было у России и Азербайджана за счет нефтегазового комплекса. Все остальные были с отрицательным сальдо, их дотировали. И вот именно тогда так называемая «русская партия» в советском, российском руководстве начала говорить о том, что нужно каким-то образом отделяться от окраин, освободиться от обременения финансирования окраин. Освободиться от такой парадоксальной имперскости наоборот. Одновременно, даже раньше, в том числе через систему коммуникаций, установленную, прежде всего, с Европой (я имею в виду австрийский Институт системного анализа, коммуникации по линии связи с Римским клубом и т.д.) начали поступать примерно такие сигналы … Я не могу назвать источники, потому что я говорю о разговорах с высокостатусными людьми, которые практически были в эпицентре процессов и которые ещё живы, ещё действуют, и я не имею права их называть. Поэтому я буду говорить, что было высказано такое мнение в очень утвердительном ключе. Сигналы были следующие: ребята, у вас заткнулась модернизация, технологическое отставание в СССР нарастает. Вы глядите, что происходит в Китае – они начали реформы сравнительно недавно и начинают переходить к технологическим укладам второго уровня. От низких индустриальных технологий они рвутся к достаточно высоким технологиям. Если вы не успеете провести форсированную модернизацию и занять место в промежутке между высокими технологиями Запада и низкими технологиями Китая, то у вас в мире вообще никакого места не будет. И не будет очень скоро. Для этого мы готовы вам помочь на следующих условиях: мы вам даем технологии, включая строительство заводов, как мы строили Тольятти и ряд других заводов, мы вам даем инвестиции под это, вы в обмен гарантируете нам широкие поставки сырья для европейской экономики. Но естественное условие, чтобы это могло как-то реализоваться – у вас должна быть рыночная экономика. И конечно в это дело мы СССР целиком тянуть не собираемся, мы собираемся разговаривать на эту тему только с Россией и, может быть, ещё Украиной и Белоруссией. Всё мы брать не собираемся. Хотите – давайте действовать. Если говорить в терминах мир-экономической теории Валлерштайна, то, по сути, нам предлагалось: есть центр мир-экономики, есть периферия, в которой самая сильная фигура – это Китай, а вам предлагается достойное место в полупериферии. И этим у нас довольно многие загорелись. Эти коммуникации преимущественно с Европой, со старой Европой, наших элит преимущественно из «русской партии» оформились в некую неявную программу (в явном виде мне её никто не излагал). Речь шла о том, что надо развалить СССР, не полностью, а оставить славянские республики и, может быть, оставить какую-то часть Казахстана. Остальное отбросить. И именно эта идея во времена создания СНГ реализовалась в виде Беловежского сговора, который назвали «союз ушанок без тюбетеек». И речь шла ещё о том, чтобы отброшенные республики в силу разрыва хозяйственных связей с центром, экономически не состоятельные, ввергнуть в достаточно глубокий экономический кризис и получить оттуда потоки «гастарбайтеров», а по сути супердешевой рабочей силы для славянской модернизации. Т.е. инверсировать парадоксальную советскую «империю наоборот» в нормальную империю, когда центр эксплуатирует окраины. И вот именно это предлагала старая Европа – Германия, Франция, Австрия, Италия, Бельгия. И на это в советской элите многие купились, многие захотели. Первое, что нужно было сделать, чтобы пройти по этому пути, – это начать рыночные реформы. Т.е. вскрыть эту консервную банку с точки зрения экономики для западного капитала. Это и был затакт рыночных реформ перестройки, повод для следующих реформ. На самом деле, под эти реформы никакой теоретической базы не было. Но уже к 89-му году, глядя на то, что происходит в Советском Союзе, в международных финансовых институтах, прежде всего в МВФ прошли довольно активные консультации, которые сформулировали некие общие рекомендации по трансформации постсоциалистических экономик в рыночный формат. Названо это было «вашингтонским консенсусом» из 10-12 пунктов, которые нужно реализовать, чтобы перейти к рынку. В «вашингтонском консенсусе» не было никаких требований к спешному проведению реформ, призывов к категорическому шоковому реформированию. Но, тем не менее, в качестве ключевых заданий были: либерализация цен, категорическая борьба с инфляцией, минимизация вмешательства государства в экономику, либерализация внешнеэкономических связей и валютных обменов, свободный допуск иностранного капитала ко всем транзакциям и операциям национальной территории и ещё ряд пунктов. Это и называлось рыночной трансформацией постсоциалистической экономики. Повторяю, опыта в этом никакого не было. В какой-то мере аналогичные трансформации некоторые деятели МВФ, в т.ч. Джеффри Сакс, сделали в несоциалистических экономиках, в частности в Новой Зеландии, а затем в Боливии. Результаты, достаточно кошмарные для боливийской экономики, на этот момент были вполне известны. Была почти полностью уничтожена национальная никелевая и нефтяная промышленность, возникла огромная армия безработных. В частном секторе безработица превысила 30 тыс. человек помимо госслужащих. Через 2-3 года более 30 % трудоспособного населения Боливии занялись выращиванием, переработкой коки и экспортом кокаина. Первый социалистический опыт Джеффри Сакса был начат в Польше – знаменитые реформы Лешека Бальцеровича, теснейшим образом связанного с «Солидарностью», человека откровенно от МВФ. Он проводил первые шоковые реформы, на которые впоследствии, как на крайне успешные, ссылался Егор Гайдар и его команда. Хотя программа Бальцеровича закончилась настолько бесславно, что уже через год по улицам Варшавы и других польских городов водили коз по имени Бальцеровка с плакатом «дои её, а не нас!» Бальцеровича выкинули, а исправлять то, что он натворил, пришлось Гжегошу Колодко. Это совсем другая фигура. Колодке удалось провести некоторое балансирование экономики и смягчение шока. Были разумные реформы, он дал вздохнуть и предприятия, и гражданам. И, кроме того, ему сильно помогла Европа. Из 30 с лишним миллиардов долларов внешнего долга Польши 15 миллиардов долларов были вообще списаны европейскими, в основном германскими, банками, а остальные реструктурированы на очень щадящих основаниях. Это был эпизод борьбы между Европой и США за экономическое влияние в Польше, которая была очень нужна. Потом было несколько эпизодов, когда снова приходили проамериканские люди, прогерманские, но это отдельная история. Важно то, что в России это видели, был накоплен какой-то опыт, на который можно было оглядываться. Тем не менее, в рамках этого опыта, на его основе в Советском Союзе начали появляться различные программы рыночных реформ.