Их укромное место, вдали от суеты, – заброшенная часть парка, где раньше располагалось нечто напоминающее футбольное поле или место для пикников. Сваленный в кучу металлолом послужил одним большим лежаком, на котором ломило кости, но открывался прекрасный вид на небо, поддёрнутое сигаретным дымом. А шум прибоя и крик чаек где-то вдали служил релаксотерапией.
Они лежали плечом к плечу в странной интимной тишине, удобной только для близких людей, прошедших огонь и воду.
И только в такие моменты Калеб мог позволить себе молчать, когда зелёные волосы от ветра падали на лицо, но рука была занята сигаретой, а другая грелась в расстёгнутой куртке.
Леон растирал озябшие руки, и когда они согревались, затягивался протянутой сигаретой, передавая её обратно Гаррисону.
На спинах толстовок, скорее всего, останутся пятна от ржавчины. Но им, как художникам, был позволителен и даже необходимым небрежный вид, граничащий с образом бомжа и иконы стиля.
– Ну, давай, скажи это, – нарушил тишину Гаррисон – вполне ожидаемо.
– О чём ты?
– Я прямо-таки чувствую исходящие от тебя эманации жертвы. Ты так и хочешь пожаловаться на свою несчастную судьбу и затащить меня за один день в полицию, к психологу и к оккультистам.
– Я не откажусь от своих слов. Я видел Потрошителя.
– Я тоже много чего видел в жизни. Но нет никаких новостей о новых трупах. Не смыло же его дождём? – Калеб повернул голову, противно хрустнув суставами, всматриваясь в непроницаемое лицо друга.
– Хочешь сказать, я просто пытаюсь привлечь к себе внимание?
– Это нормально. Весь мир испытывает коллективный экзистенциальный кризис. Лежишь ты сейчас такой несчастный, думаешь о смысле своего бытия. «Я не живу – я существую». Через тысячелетия наши потомки будут цитировать эту фразу, как мы сегодня «Cogito ergo sum[6]
».– Мы погрязли в праздности, – Леон выпустил маленькое серое колечко, сигарета догорала, пепел падал на грудь.
– Мыслишь в правильном направлении.
– И сами ищем себе источник стресса.
– Диагноз Чикаго – Потрошитель.
– Я подумал о странной вещи. Вчера вечером я много читал статей о серийных убийцах. Большинство живёт именно в демократических странах с развитой правовой системой. Мы создали право, чтобы его нарушать?
Гаррисон цинично захохотал, подавившись дымом, окурок сигареты потух под натиском ледяных пальцев об металл.
– Наверное, потому что в странах, где царят войны, голод и холера – нет времени думать о том, какой ты несчастный и как жить дальше. Единственная заботящая мысль – выживание, – продолжил мысль Леон, прикрыв глаза под потоком холодного для начала осени ветра.
– Что, отправимся на войну?
Ответ Леона застыл в запершившей глотке, горло пересохло. А ветер принёс задорный оклик мчащейся к ним Рейвен.
– Хей, как вы?
Заметно запыхавшись, она тяжело дышала и, наклонившись, оперлась ладонями о колени.
– Было отлично, пока ты не появилась! – Гаррисон демонстративно скривился, но встал вслед за Леоном.
Рейвен и без того бледная побелела при виде Леона, ухватилась за его плечи, в странном нежном материнском жесте погладила по пластырю на раненной щеке и, перехватив руки, дёрнула рукава вверх.
– Это ещё что такое? Что случилось?
– А это Леон напоролся на Потрошителя в прямом и переносном смысле, – беспечно ответил Гаррисон.
Кейн не знала воспринимать это всерьёз или как шутку, а Леон молчал – не хотел попусту заставлять нервничать любимого человека, прекрасно зная, какая Рейвен паникёрша.
– Я не уверен, Рейвен, но есть вероятность, что после наших посиделок у Лэмба, я столкнулся с убийцей. Калеб утверждает, что мои сражения с серийным убийцей – наркотический приход.
– Так и есть. На него просто напал какой-то отморозок в попытке грабежа.
Рейвен не разделяла веселья Гаррисона. Под руку с Леоном она отвела его в сторону от друга, направляясь к академии, и шёпотом, как заговорщик, зашипела:
– Ты в полицию ходил?
– Нет, но думал.
– Нужно обязательно написать заявление! Не отрицаю, что мы все были под кайфом, но даже если это не Потрошитель, факт нападения остаётся фактом.
Вместо полиции они пришли в академию. Их ожидали долгие четыре пары из трёх лекций, где можно было поспать на задних рядах, и практическое занятие – как раз, чтобы проснуться.
В аудитории стоял типичный для студентов гул: как весёлые, напившиеся пчёлки, жужжащие на одном им известном сленге. Линор, Адам и Тревис ждали их на предпоследнем ряду, последний ряд среди свободных мест заняла прибывшая троица.
– Ребята, а вы в курсе, что наш Леон сражался в битве не на жизнь, а на смерть с Потрошителем? – Калеб сумел перекричать гомон достаточно для того, чтобы его услышали три ряда. Зеваки обернулись, некоторые просто из любопытства, но троица друзей с тревогой и неверием.
Несмотря на то, что Гаррисон отрицал как нападение на Леона, так и самого Потрошителя, он не упустил возможность пуститься в фантасмагоричные россказни, упомянув о подробностях, о каких не подозревал даже сам пострадавший.