Проект ВИЛ

Алина чуть успокоилась, но кулаки не разжала. Она так и стояла возле меня, словно медведица, защищавшая медвежонка.

– Да сколько можно терять время? – воскликнула она. – Скольких консультантов вы забраковали за два месяца? Нам нужен человек уже давным давно!

Алина обернулась на Глеба, видимо ища поддержки. Он пожал плечами, показывая, что это не ему решать. Мне показалось, что в его хитрых глазах мелькнул огонёк озорства. С дальнего конца стола поднялась седовласая женщина:

– Если бы вы подбирали нормальных кандидатов, то никто бы их не браковал! Вы присылаете сюда такое отребье, что смотреть тошно и говорите, что это знатоки истории! Что они нам жизненно необходимы! И тратите, между прочим, и наше время тоже!

Она плюхнулась обратно в кресло и фыркнула, как боевой конь. Я рассматривал смятые рукава своей рубашки, хмурился и пытался понять, в какой момент времени пресс-атташе превратился в консультанта с обязательным знанием истории?

– И сейчас, – продолжила седовласая, – вы всё ещё тратить наше время. И своё, кстати, тоже.

Алина вздохнула и как будто стала меньше ростом. Потом она наклонилась ко мне и прошептала в самое ухо, обдав меня горячим дыханием:

– Держитесь. Вы именно тот, кто нам нужен. Мы вас не отдадим.

Она вышла, аккуратно закрыв за собой дверь. Председатель повёл плечами:

– Продолжим.

Терминал на моём столике ожил. На экране высветилось «Ранасентия окк. Версия 12.7». Настоящая речевая модель нейросети! С тех пор, как их запретили, они стали доступны только правительству и мегакорпорациям. Конечно, все знали, что эти структуры нарушают запрет, но говорить об этом было как-то не принято. Рядом с камерой загорелся зелёный индикатор: искусственный разум намеревался не только анализировать мои ответы, но и следить за моей реакцией на разговор. Члены комиссии зашуршали листочками, открывая старомодные бумажные папки, что меня удивило: никаких электронных планшетов.

Нейросеть тепло со мной поздоровалась и стала задавать вопросы, абсолютно не связанные с работой в «Ранасентии» и, на мой взгляд, не имеющие ничего общего с проверкой на благонадёжность. К примеру, мне предлагалось выбрать, кого я переведу первым через дорогу: девочку, старушку, женщину или ветерана? Я поинтересовался, куда именно я их перевожу. Сеть не ответила и задала следующий вопрос. Мой любимый цвет, какие я предпочитаю фрукты, помню ли я прошлогодний первый снегопад? Вопросы сыпались из терминала, как из рога изобилия. Всё это продолжалось не менее часа. Все сидели неподвижно, изредка что-то чиркая в своих папках. Только Глеб, наконец, отцепился от окна, переместился куда-то вглубь помещения и сел там, в тени.

Наконец, на экране высветилось «Спасибо за ответы» и терминал выключился. Председатель что-то нажал и повернулся к стоящему на его столе монитору.

– Итак, – сказал он, быстро пробежав глазами по экрану, – ваша благонадёжность составляет пятьдесят восемь процентов.

– Это не очень хорошо, да?

– Да. С большой долей вероятности, вы можете продать наши секреты даже на минимальных условиях. Вас могут запугать, использовать ваших близких для давления на вас. Вас легко убедить в своей правоте. И вы склонны к левым взглядам. Мы не можем предложить работу такому человеку, как вы.

Я сник. Я так обрадовался перспективе работы в корпорации, что совсем не подумал о том, что это так и может остаться только перспективой. Да, лотерейный билет у меня был, но вот только он не оказался выигрышным. Я в пол уха слушал вопросы и лениво отвечал, исключительно машинально. Где-то позади вышел из тени Глеб и, похоже, собирался уходить. Члены комиссии тоже заметно расслабились, стали переговариваться и никто, кроме председателя, не слушал меня.

Зазвонил телефон и все мгновенно замолчали. Даже замерли. Председатель побледнел, зачем-то встал и снял трубку.

– Алло?

Все как будто пытались отодвинуться от него подальше, словно он прокажённый.

– Да, – председатель достал платок и вытер выступившую на лбу испарину. – Только основные тесты, да. Нет, ещё не брали. Наверное не будем. Ведь всего пятьдесят восемь! Да, мне сообщали об успехах и сроках, но…

Он замолчал и закрыл глаза. Кажется, можно было расслышать чей-то злобный голос из динамика трубки. Председатель положил трубку и стал смотреть прямо перед собой.

– Как председатель комиссии, предлагаю утвердить Бориса Еремеева на должность специального консультанта в проекте ВИЛ. У кого-нибудь есть возражения?

Все молчали, потупив взгляд или уставившись в окно. Только Глеб смотрел на меня неотрывно своими глазами-щёлочками.

– Утверждаю, – председатель устало опустился в своё кресло.

Ко мне быстрыми шагами подошёл Глеб. Я машинально встал и он пожал мне руку:

– От всей души поздравляю, – в его голосе не было и тени притворства. – Позвольте, я провожу вас.

Он обнял меня за плечи и вывел в коридор. Я растерянно оглянулся на проверяющих: они собирали свои бумаги и старались не смотреть друг на друга. Видимо, они решили поскорее забыть всё, что здесь произошло. Никто не пытался меня остановить или что-либо сообщить мне.