Через несколько минут, когда вопросы агентов были уже направлены на выяснение деталей и нюансов конкурсного отбора в эту поездку, его учебных и научных предпочтений, Михаил уловил в их голосах, мимике и жестикуляции первые признаки долгожданного разочарования и раздражения. Он радостно отметил про себя, что двое агентов все чаще и чаще украдкой посматривают на циферблат настенных часов за его спиной. Ответил, что попал сюда почти случайно, по инициативе деканата своего факультета, вместо другого, неожиданно заболевшего студента. С напускным разочарованием стал жаловаться, что предложенная ему тема студенческой научно-исследовательской работы по изучению сексуальных эмоций грызунов, его мало интересует. Он рассчитывал на более интересные фундаментальные направления исследований в ботанике и микологии.
Новый раздел допроса о его конкретном местонахождении в день отключения компьютеров в лабораториях и видеокамер в учебных корпусах, проходил уже в режиме экспресс-вопросов и коротких, односложных ответов "Да – Нет". Снова воспользовался советами и инструкциями отца. Основываясь на его категоричных заверениях об отсутствии у спецагентов необходимых видеозаписей и других неопровержимых фактов, уверенно ответил, что был в это время на шоу Крайона. Для убедительности даже привел несколько ярких цитат-ляпов из ранее прочитанных его книг и пару мелких деталей самой встречи, действительно имевших место в той аудитории в интересующее их время.
Последние вопросы, уже на русском языке, задавал чернявый молчун. Его интересовало, на каких компьютерах и с какими конкретными программами все это время работал Михаил. Таковой был в единственном числе, и всем было хорошо известно, что за последние дни он был проверен специалистами до последнего винтика в техническом отношении и до последней буквы и клика "мышью" в операционно-содержательном. Поэтому, ответ допрашиваемого был быстрым и конкретным. Когда Михаил уже расслабился и заулыбался по-настоящему, неожиданно чернявый агент-переводчик задал последний вопрос, чуть было не поставивший его в тупик. Наливая в пустую чашку принесенный помощником свежесваренный ароматный кофе и подавая ее Михаилу, он вдруг спросил:"Ваш отец был известным в городе человеком, офицером и уважаемым сыщиком. Почему Вы не пошли по его стопам? Почему вы попали на срочную службу в армию, да еще и в "горячую точку" на Кавказе?!" Этой темы в последних инструктажах отец не касался. Михаилу не хотелось отзываться о нем в нехорошем тоне даже по крайней необходимости, особенно перед этими чванливыми иностранцами. Обдумывая ответ, машинально потянулся за предложенным кофе. Тут же услышал в голове родной, но строгий голос: "Не бери чашку в руки и не пей содержимое, не смотри ему в глаза, с ответом обращайся к самому старшему и самому полному из троих, говори и думай на английском!" Выполняя обещание, повернулся в пол оборота к толстяку. Растроганным, взволнованным голосом, с правдивой, искренней интонацией ответил: "Я любил своего отца, но не любил его работу! В юности я был хулиганом. В армию на срочную службу уходил с надеждой на исправление и взросление. Но и там мое поведение не нравилось командирам, и основное время я провел в тыловых, хозяйственных подразделениях, "крутил хвосты" быкам, баранам и свиньям. Наверное, там у меня, городского жителя, прорезалась любовь к животным и зародилось желание стать биологом! Сейчас я глубоко сожалею, что плохо слушался отца в юности, не ценил его заботу обо мне и не отвечал ему тем же!" Очевидно, сказанное произвело впечатление на толстяка. Несмотря на языковые проблемы, он ясно и правильно понял сыновьи чувства Михаила. Они его, отца трех проблемных подростков, глубоко тронули и зацепили за живое. После непродолжительной паузы, он успокоил разволновавшегося студента словами о том, что к нему больше нет вопросов, и он может быть свободным. После этого красноречивым жестом дал своим коллегам команду "закругляться".