Проективная психология

В таблице 8 показано процентное содержание (округленное до це­лых чисел) абстрактных и репрезентативных моделей, выполненных аме­риканскими и английскими детьми трех возрастных уровней.
Другие данные, приведенные Стюартом и Леландом, показывают, что 44% англичан и 16% в возрасте от 4-х до 7-ми лет создавали «бессвяз­ные» образцы; однако среди работ американцев обнаружено 23% «пред­шествующих основным» образцов, а в английской группе такая реакция не была представлена вовсе. Между тем данные статьи (1952) позволяют говорить о том, что «предшествующие основным» образцы несут скорее смысл, который вложила в них Ловенфельд, а не Эймс и Илг; поэтому соотношение неуспешных образцов в обеих группах примерно одинако­во. Возможно, кто-то захочет получить более полное изложение резуль­татов этого исследования или даже провести повторное исследование с более тщательно подобранными группами.
АНАЛИЗ
Описанные выше классификация и анализ касались в основном конечного результата. Тем не менее анализу могут быть также подверже­ны форма и цвет материала по аналогии со знаковым подходом у Рорша-ха и для нормативных целей.
Последняя цель наилучшим образом представлена в работе Эймса и Илга, на которую мы уже неоднократно ссылались. Предоставленные данные касаются двадцати пяти мальчиков и двадцати пяти девочек 2-х-летнего возраста, а также пятнадцати мальчиков и пятнадцати девочек в каждой последующей годовой группе от 3 до 5 включительно. Возрастные тенденции отчетливо проявляются в выборе форм, а не цветов и скорее девочками, чем мальчиками. Очень часто равносторонний треугольник используется обоими полами как отправной пункт их работы, что харак­терно и для других возрастов. В качестве наиболее популярного элемента для мальчиков выступает квадрат, но с возрастом это может изменяться. В группе девочек не обнаружена тенденция к выбору многими одного и того же элемента.
Что касается цвета, то голубой чаше других цветов выбирается пред­ставителями обоих полов и, особенно мальчиками. Однако следует заме­тить, что этот цвет при стандартном размещении элементов находится ближе всех к испытуемому. С другой стороны, желтый цвет наименее популярен среди испытуемых обоих полов, хотя расположен не далеко от них. Черный цвет находится на таком же расстоянии от испытуемого как и желтый, но является при этом вторым по популярности цветом. '
Возможно, эти данные и не представляют особого интереса но все же довольно странно, что зеленый и белый (который располагается над желтым) цвета используются нечасто. Ввиду того что американские дети создают большое количество репрезентативных моделей, можно было бы ожидать, что они будут изобиловать «естественными» цветами, к ко­торым как раз и относятся зеленый и белый. Анализ иллюстраций книги Эймса и Илга позволяет говорить о том, что при создании репрезента­тивных моделей цвета выбираются в основном произвольно. Это под­тверждает сведения Браина и Гудинаф (Brian and Goodnough) о том, что в возрасте между 5 или 6 и 12 годами или около того в детских рисунках прослеживается зависимость от различающихся форм. Использование форм может быть объяснено с помощью «психоаналитического» подхода к пред­почтению форм, ассоциирующихся с противоположным полом: ромб представляет собой удлиненный мужской символ, а квадрат — фигура, больше остальных напоминающая округлый женский символ. Однако развивающие и связанные с полом тенденции, выявлению которых спо­собствует мозаичный материал, не представляют большого интереса в изучении личности или даже индивидуальных работ.
Второе исследование Вайдмана с применением «знакового» под­хода, на который мы уже ссылались ранее, было направлено на «объек­тивный метод оценки» Теста мозаики, с помощью которого можно было бы проводить различия между разными группами пациентов и конт­рольной группой. Группа пациентов с определенными диагнозами, по­ставленными как минимум четырьмя психиатрами, состояла из семиде­сяти шизофреников, сорока восьми «психоневротиков» и двадцати па­циентов с органическим поражением мозга; контрольная группа насчи­тывала 107 человек.
Вайдман использовал вертхамовский вариант теста мозаики. Вы­числения производились при наличии большого числа «категорий оцен­ки»: тридцать девять в соответствии с текстом, а суммирующая резуль­таты таблица включала пятьдесят. В эти оценочные категории входят: процентное содержание моделей всех форм и цветов; отсутствие каж­дого из цветов; общее число элементов различных форм и цветов; точ­ные полученные переменные, такие как «цветовая симметрия»; кроме того, категории классификации Ловенфельд; категории содержания; и субъективно оцениваемые категории, такие как «эстетическое качество» и др.
По итогам всех этих данных оказалось, что 68 из 300 сравнений оказались значимыми на уровне 0,05. Их распределение показано в таб­лице 9.
Таблица 9
Различия в мозаичных работах между нормальными и пациентскими группами
(по данным Вайдмана)

Количество отличий

(на уровне
0,05)

Ш П

О

Нормальные

26 10
14

Шизофреники (Ш)

9
8

Психоневротики (П) Органики (О)

Ясно, что в целом разница между нормальными испытуемыми и шизофрениками намного больше, чем при любом другом сравнении. Во­обще говоря, значительное различие в категориях относится к компе­тенции или к тому, что можно назвать разносторонностью; появилось несколько непредсказуемых различий. В частности, использование опре­деленных форм обнаружило незначительные различия; единственное, уда­лось выявить, что пациенты с органическими повреждениями не стре­мились использовать «продолговатые предметы» (дополнение Вертхама к материалу Ловенфельд). Что касается цвета, то шизофреники использо­вали больше белого, чем психоневротики и чем нормальные; помимо этого, они меньше использовали желтый цвет, и даже избегали его, по сравнению с пациентами других групп.
Более специфическое применение знакового подхода к изучению мозаичных композиций рассмотрели в своей работе Махер и Мартин (Maher and Martin). Они также разработали ряд «критериев», наличие любого из которых, как они утверждали, служило указанием на органи­ческое повреждение, сопутствующее церебральному атеросклерозу. Вкрат­це критерии таковы:
1. «Линейные» модели, правильной или неправильной формы и четкого или нечеткого цвета.
2. Модели, которыми испытуемый не был доволен.
3. «Однородные» модели; в них тщательно подобранные элементы смотрятся вместе как единое целое (в сущности это модель Вер­тхама «каменная граница»).
4. Бессвязные модели.
5. Модели, относящиеся к 1, 3 или 4 критериям не «учитывают», если испытуемый считает их репрезентативными, а также, если он недоволен своей композицией.
В отношении этих критериев комиссия, состоящая из пяти экс­пертов, достигла полного согласия в сорока случаях из пятидесяти. Про­веденное впоследствии сравнение группы из двадцати пациентов, клас­сифицированной с помощью указанных выше обозначений церебраль­ного артериосклероза, с контрольной группой такого же размера, по­казало три неправильных позитивных и три неправильных негативных результата.
Критерии Махера и Мартина, поднятые в исследовании Эскоуха и Дена (Ascough and Dana), совпадали по убедительности с «медицин­скими диагнозами органических изменений». Этого нельзя сказать о зна­ках Вайдмана, одиннадцать из которых были включены в исследование; только один из них («цветовое образование», часто определяемое как «успешное» использование цвета) «перенес перекрестную валидацию». Стоит отметить, что этот «знак» Вайдмана не зависит от трактовки еди­ничной переменной, то же самое относится и к критериям Махера и Мартина.
Нечто подобное подразумевается и в книге Эймса и Илга. Они пи­шут, что Ловенфельд серьезно сомневается в убедительности многих «зна­ков» Вайдмана на основании того, что данный подход обособляет эле­менты, имеющие разное значение в различных контекстах. В своих «За­писках о сущности и использовании теста мозаики» (Notes on the Nature and Uses of Mosaic Test), которые сопровождались наборами материала, Ловенфельд утверждала, что использование молодыми испытуемыми чер­ных элементов было связано с депрессией и что работы легковозбудимых и импульсивных людей часто заканчивались проективными красными элементами. В своей последней работе Ловенфельд убедительно выступа­ет против мнения о том, что наличие черного цвета в композиции гово­рит о депрессии, а красного — об агрессии или гневе. Она отмечает, что многие испытуемые применяют эти цвета из-за их декоративной ценно­сти. Хотя она не высказывается о некоторых интерпретациях ассоциатив­ного использования цвета невротиками, свое актуальное обсуждение она заканчивает призывом к пользователям мозаики — изучать цветовые связи, преобладающие среди населения, с которым они работают. Конечно, это относится как к цветовым комбинациям, так и к единичным цветам: так, например, могут иметь значение даже цвета местного футбольного клуба.
Другой интересный момент — количество цветов, присутствую­щих в одной модели. Вайдман (как и Вертхам) выявил, что здоровые испытуемые использовали больше цветов, чем психически нездоровые испытуемые; однако это, скорее, относится к другой переменной, в отношении которой было бы неправильно объединять вместе репрезен­тативные и абстрактные модели. Преднамеренное использование боль­шого количества цветов так же очень отличается от пренебрежения к цвету. Ловенфельд утверждает, что хорошо воспитанные и образован­ные люди при создании абстрактных моделей склонны использовать только два или самое большее — три цвета. Симметричная абстрактная модель, содержащая все шесть цветов, действительно выглядит слиш­ком пестро.
В действительности сочетать все цвета в модели, содержащей две или более осей симметрии чрезвычайно сложно, поэтому не вызывает удивления заявление Ловенфельд о том, что рассудительные и исполни­тельные испытуемые часто используют пять или более цветов, подбирая их в отношении баланса.
ВАРИАНТЫ ТЕСТА МОЗАИКИ
ВЕРТХАМ (WERTHAM)
Версия Теста мозаики Вертхама, вероятно, в США известна луч­ше, чем оригинал. Тем не менее многие научные работы, содержащие в своих названиях фразу «Мозаичный тест Ловенфельд» на самом деле ос­нованы на материале, который предложил Вертхам.
Главное его нововведение состоит в том, что он включил в набор шестую форму — «продолговатую фигуру», размером 1,5 дюйма х '/4 дюй­ма. Эти элементы можно приклеить, но их размеры не позволяют хорошо сочетать их с другими формами; предложенные Вертхамом иллюстрации моделей так же не дают нам примеров работ, выполненных подобным образом. Вертхам, в отличие от Ловенфельд, предлагает использовать мень­шее количество элементов и большую по размеру подставку.
Вертхам акцентирует внимание, прежде всего, на диагностичес­кой функции Теста мозаики, как впрочем и любого другого. Так, он пишет:
В тысячах случаев обнаружено, что мозаика выявляет основные или преобладающие процессы, соответствующие определенным клиническим явлениям или типам реакций. Тест мозаики ясно и четко обнаруживает определенные умственные болезни. Подобным образом были, например, выявлены сотни случаев шизофрении. Мне никогда не приходилось ви­деть, чтобы пациент, страдающий шизофренией, создавал нормальную модель и, наоборот, чтобы нормальный человек создавал явно шизофре­ническую модель.
Согласно Вертхаму, Мозаика отчетливо демонстрирует «разобще­ние между формой и цветом», которое он считает типичным для шизоф­реников. Также она позволяет увидеть феномен, названный Вертхамом «суперсимметрия», т.е. преувеличенный акцент на симметрии за счет других элементов модели и нереалистичное использование цвета. Верт­хам утверждает, что на основании мозаичной реакции можно различить два типа повреждений: «корковый образец», для которого характерны различные формы расстройства и «подкорковый образец», на который указывают в основном модель, названная Вертхамом «каменной грани­цей». В этом случае «камень» означает мозаичный элемент; смысл заклю­чается в том, что испытуемый «подвластен стимулу» («Reizgebunbeit» Гольд-штейна) и крайней зависит от формы (а возможно, и цвета) элемента, который уже был положен.
Ддймонд и ШМАЛЕ (DIAMOND AND SCHMALE)
Как полагает автор данной статьи, вариант мозаичного материала Даймонда и Шмале использовался только самими этими авторами. Глав­ное различие этого материала от стандартного состоит в замене прямоу­гольника (он вдвое шире «продолговатой фигуры» Вертхама) на нерав­носторонний треугольник. Элементы, применяемые в этом тесте, не­много меньше по размеру, чем те, которые использовала Ловенфельд; а подставка даже больше, чем у Вертхама (ее площадь приблизительно в четыре раза больше площади подставки Ловенфельд).
Даймонда и Шмале интересовала в основном только завершенность гештальта в предоставленной модели, что в значительной степени отра­жает (обратно пропорционально) степень тревожности личности.
БОУЭН (BOWEN)
Дёркен (Dorken) в каждой из двух рецензий на Тест мозаики вы­носит на обсуждение применимое к диагностическим тестам понятие «порогового уровня». Оно означает, что за определенным уровнем слож­ности «изобилие» характеристик скорее делает неясным, чем обогащает образец реакции, на основании которого производится интерпретация и диагностика. В связи с этим Доркен жестоко критикует «самодельный» мозаичный набор, разработанный Барбарой Боуэн с целью расширения возможностей техники. Материал Боуэн включает четыре новых цвета: серый, оранжевый, красный и коричневый; и четыре новые формы: шестиугольники, трапеции, узкие равнобедренные треугольники и очень узкие неравносторонние прямоугольные треугольники, которые явля­ются половинками предшествующих (узких равнобедренных треугольни­ков). Все эти фигуры вместе с предложенными Даймондом и Шмалем треугольниками и стандартными формами Ловенфельд образуют десять форм (цветов всего тоже десять).
Предложенная Боуэн процедура включает три части: (1) одна или две модели делаются без подготовки; (2) испытуемому дают задание сделать определенные типы моделей по шаблону; (3) испытуемого просят создать свободную модель. Следовать разъяснениям этой работы трудно отчасти оттого, что в ней не приводятся систематические сведения; однако можно проследить аналогию между использованием дополни­тельного мозаичного материала и предполагаемым использованием по­добной серии чернильных пятен в ограниченном тестировании по тех­нике Роршаха.
Можно согласиться с Доркином, что усовершенствование матери­ала может скорее принизить, чем усилить эффективность техники.
ЧЕТТЕРЬИ и ДРУГИЕ (CHATTERJEE ET ALL.)
Работа, содержащая другой вариант Теста мозаики, была представ­лена Четтерьи на VII Международном конгрессе Роршаха в Лондоне в 1968 г.
В своей практике Четтерьи использовала формы, связанные с фор­мами предложенными Даймондом и Шмале, и шестой элемент под на­званием «крест», или «звезда». В отношении цветов так же были произве­дены некоторые изменения: фиолетовым (раньше вместо него использо­вался оранжевый) заменили белый. Размер подставки она позаимствова­ла у Даймонда и Шмале. Четтерьи никак не объяснила исключение бело­го цвета и выбор дополнительной формы.
Были сообщены некоторые данные исследований. Наиболее инте­ресные из них связаны со сравнением групп, состоящих из двадцати индусских и мусульманских школьников из похожих школ в Агре. В вы­боре форм отражена почти абсолютная негативная корреляция: индусы
чаще всего использовали квадрат и реже — крест, а мусульмане наобо­рот. В использовании цвета так же была очевидна противоположная связь: фиолетовый был наиболее популярным цветом у индусов и наименее популярным — у мусульман. Наконец, мусульманским мальчикам потре­бовалось в среднем вдвое больше времени для завершения работы, чем индусским мальчикам. Хотя эти различия никак не были прокомменти­рованы, не оставляет сомнения необходимость изучения межкультурных особенностей.
ТЕСТ СЕМИ КВАДРАТОВ (THE SEVEN SQURES TEST; SST)
Хотя Тест семи квадратов не относится к только что описанной группе тестов, берущих свое начало от Теста мозаики, его рассмотрение в этой статье представляется уместным. Автор Теста семи квадратов — X. Хектор из Национального института исследования личности — охарак­теризовал его как «крайне простой проективный мозаичный тест». Мате­риал состоит из листа белой бумаги (А4) и семи квадратов из черной бумаги размером от 10 мм до 70 мм. Испытуемого просят разложить квад­раты на бумаге «так, как ему самому хочется». Поскольку квадраты скле­ены обратными сторонами, постоянная запись осуществляется путем приклеивания их на бумагу.
Среди образцов выделяют «жесткие», «гибкие» и «неустойчивые». Ожидалось, что эти категории будут соотноситься с соответствующими личностными переменными. Бредли (Bradley) резюмировал данные ис­следований (направленных на изучение многих вопросов), проведенных, главным образом, в Южной Африке, а также в Японии.
По сравнению с тестом мозаики Ловенфельд Тест семи квадратов имеет ограниченные возможности и не так привлекателен. Между тем автор утверждает, что материал теста очаровывает испытуемых, «при­надлежащих ко всем слоям общества». Тест привлекает внимание своей простотой, которая, как утверждает Л инхарт (Linhart) (цитируемый Бред­ли), выступает в качестве «параметра, который может быть соотнесен с мерой постоянства».
ТЕСТ МОЗАИКИ. РЕЗЮМЕ
Из вышеупомянутого краткого обзора различных вариантов моза­ичного теста (за исключением Теста семи квадратов) становится очевид­ным значительное сходство всех этих методик (чего нельзя сказать о про­изводных тестов Роршаха и ТАТ). В связи с этим представляется возмож­ным объединить их в одну технику. Как уже упоминалось, в литературе не всегда указано, какой вариант теста был использован в научном ис­следовании, поэтому мы рассмотрели «не-Ловенфельдовские» варианты перед заключительной оценкой.
Как и в исследовании техник, заключительная оценка Теста моза­ики практически всегда зависит от его предназначения, и авторы мозаик ожидают гораздо большего, чем любая другая группа исследователей.
Мы уже отмечали, что Вертхам нисколько не сомневается в эф­фективности своей техники как диагностического средства. С другой сто-
роны, Левин, сравнив «знаки» иертхама и оиьиинтсльпыь ^аооппл Ловенфельд со значениями Психиатрической оценочной шкалы Виттен-борна (Wittenborn Psychiatric Rating Scales), охарактеризовал получен­ные результаты как негативные и пришел к выводу, что нет никаких оснований для дальнейшего использования Теста мозаики Ловенфельд в его настоящей форме. Противоположное мнение отражено в замечании Майлза (на его благоприятный отзыв о технике мы ссылались раннее);
Поскольку люди, использующие в своей практике этот тест, ценят то, что они изучают, а не только осуществляют обычную процедуру, та­кую, например, как измерение температуры, то их научные исследова­ния должны всячески поддерживаться и поощряться.
В общем, соглашаясь с Майлзом, можно применить его аналогию с «измерением температуры» и отметить, что точно так же, как повы­шенная температура тела является симптомом различных заболеваний, определенные мозаичные реакции типичны для многих форм личност­ных нарушений. Такое положение подтверждает и научное исследование Рейман (Reiman); при проведении которого Тест мозаики был использо­ван в работе со 135 детьми, посещавшими клинику «умственной гигие­ны»; с группой из тридцати детей, посещавшими специальную школу (два применения), с детской и взрослой контрольными группами, с груп­пой из тридцати пяти эскимосских детей, а также со взрослыми, тести­руемыми в естественных условиях. Это исследование показало, что моза­ичные характеристики (в основном Ловенфельд) подтвердили не психи­атрические диагнозы, а «симптомы», записанные в контрольном листе, используемом в клинике. Оказалось, что определенные типы моделей встречались среди работ пациентов, показывающих большое разнообра­зие симптомов; спорными в этом отношении были «краевые», «рамоч­ные» модели и «модели, содержавшие много черного цвета».
Полное описание исследования Рейман не входит в задачи данной работы. Но нельзя оставить без внимания тот факт, что, в то время как «мозаичные характеристики» выдерживали сравнения в надежности с «клиническими подгруппами», было достигнуто неодинаковое соотно­шение между тревожностью личности (уже зафиксированной), умствен­ной неполноценностью, полом, возрастом и культурными различиями.
Относительно последних данных, интересно заметить, что модели эскимосов в целом соответствовали «европейским» образцам Ловенфельд и были компактными, «успешными» и достаточно сложными, что связа­но с эмоциональной уравновешенностью этого народа.
Главный вывод Рейман состоит в том, что полученные ею резуль­таты акцентируют внимание на целостности мозаичного метода. К похо­жим заключениям пришли исследователи, использовавшие «сочетающи­еся» методы. Так, Химмелвейт и Айзенк (Himmelweit and Eysenck) в од­ном из описанных ранее исследований сообщили, что эксперт (мисс Р. М. Трейл) «способна соединить мозаику и личностные данные; на основании мозаики она может дать личностные характеристики, схожие с медицинскими оценками, но не может дать случайного суждения» в
отношении самооценки пациентов, которая отражена в их ответах на анкету, основанную на личностных факторах Гилфорда.
Химмелвейт и Айзенк также сообщили достоверные коэффициен­ты отдельных характеристик, включая количество использованных эле­ментов и цветов. Иные результаты получили Хорн и Лайн (Home and Lane). Они проводили Тест мозаики в двух группах студентов колледжа с периодичностью в одну неделю и три месяца соответственно. Было заме­чено, что для испытуемых мужчин характерно постоянство в отношении количества использованных элементов и времени, потребовавшегося им для завершения модели. Результаты женщин не были столь четкими, но женщины могли «использовать' цвет последовательно, после интервалов в одну неделю и три месяца». В других, более сложных характеристиках, таких как промежутки, симметрия и т.д., было меньше постоянства. Од­нако авторы предполагают, что во многом и они виноваты в достижении того, что может быть названо «единичным постоянством-непостоян­ством», что можно объяснить скорее с точки зрения творчества, чем непостоянства. Вряд ли можно еще что-то обнаружить в этих работах, но можно сделать два замечания: больше внимания стоило уделить рассмот­рению последовательности в применении техники, как и в практике Зонди; второе — не следует пересматривать важность осознания цели, которая могла отсутствовать в исследованиях Хорна и Лайна.
КАЛЕИДОБЛОКИ ЛОВЕНФЕЛЬД LOWENFELD KALEIDOBLOCS
Калейдоблоки Ловенфельд и их разновидность «Полейдоблоки» (см. ниже) представляют собой попытку распространения проективного мо­заичного теста не только на область диагностики и терапии, но и на область обучения и развития личности. В связи с этой целью Ловенфельд заявила следующее:
Калейдоблоки созданы для работы в направлении, обратном рабо­те с обычными тестовыми процедурами, а также для их дополнения. Тогда как в обычной тестовой процедуре делается попытка ограничения пере­менных и усиления объективности процедуры в целом, разноцветные блоки представляют собой неизменный и взаимосвязанный набор предметов, предназначенный для использования в двух направлениях.
Первое направление описано как «спонтанное манипулирование предметами», по аналогии с процедурой Теста мозаики; второе — как «постановка проблем, касающихся области перцепции: практическое обоснование: творческое понимание связей».
МАТЕРИАЛ
Калейдоблоки представляют собой двадцать шесть деревянных брусков, раскрашенных в яркие цвета. Их величины геометрически со­отнесены друг с другом, как и в Тесте мозаики, а характеристики пред­ставлены в таблице 10, где единицей измерения является длина сторо-

Рис. 31. Калейдоблоки. Образец на крышке коробки

ны куба — 3/4 дюйма или приблизительно 19 мм (следуя практике Ло-венфельд). Характер «дуги» и «полудуг» отражен на рисунке 31, кото­рый воспроизводит схему на крышке коробки с блоками.
Различные стороны «дуги» окрашены соответственно белым, синим и красным цветами; все остальные блоки — однотонные. Причины выбора цветов не указаны, но становятся очевидными, когда экспери­ментатор анализирует задачи заключительных стадий тестирования. «Треу­гольники» — это равнобедренные прямоугольные треугольные призмы, короткая сторона которых равна 2,5 дюймам, а толщина 1 дюйму. Эймс и Лернед (Ames and Learned) используют термин «соломинки» (см. ниже).
ПРИМЕНЕНИЕ
В настоящее время точные инструкции к данному тесту недоступ­ны, однако Ловенфельд отмечает, что нюансы объяснения могут раз-
Таблица 10. Характеристики разноцветных блоков Ловенфельд

Белый

Красный Голубой Зеленый Желтый

Дуга 1 Полудуги Треугольники

Длинные прямоугольники (5x1x1)
1 1 1 1 4
1

Средний прямоугольник (3x1x1)

1

Короткие

прямоугольники (2x1x1)
1 1

«Плоскости»

(3 х 1 х 0,5)
1 1

«Соломинки»

(3x0,5) I
1 1 1

Кубы 1

1 1

Пол у кубы

(1 х 1,5) 2
1111

Рис. 32. Калейдоблоки Ловенфельд. Образец «Упражнения»

личаться в зависимости от возраста испытуемого. Она подчеркивает, что блоки надо показывать испытуемому «в случайном порядке», а не систе­матизирование, как предлагают в своей работе Эймс и Лернед, так как это будет привлекать внимание испытуемого к взаимосвязям между раз­мерами и формой блоков. Основной замысел Ловенфельд состоял в том, чтобы испытуемый сам обнаружил эти взаимосвязи. Далее будет очевид­но, что автор целенаправленно предоставила в качестве материала набор произвольно выбранных, не совпадающих «дуг» и «полудуг», непривыч­ный для испытуемого.
Процедура тестирования состоит из четырех частей; последние три включают четырнадцать задач, лишь часть которых подходит для людей всех возрастов. Часть I («Свободное построение», см. ниже) не ограниче­на во времени; все задачи, за исключением одной, имеют временные рамки. Время процедуры в целом занимает полтора часа. Далее приводит­ся детальное рассмотрение частей и задач.
Часть I: «Свободное конструирование». Эта часть во многом схожа с процедурой Теста мозаики: испытуемому предлагают «сделать что-ни­будь» («что-нибудь, что вам хочется») с блоками. В случае необходимос­ти можно задавать недирективные вопросы; взрослых испытуемых спра­шивают о том, довольны ли они своей работой, и если нет, то могут ли они внести предложения по ее изменению. Ожидается, что большинство построений (в отличии от мозаичных моделей) будут трехмерны. Однако Эймс и Лернед воспроизводят некоторые линейные структуры, сделан­ные детьми младшего возраста; среди них встречаются как репрезента­тивные, так и абстрактные конструкции «на плоскости». Для детей, ра-
бота в этой части — возможность выразить свою фантазию, а для взрос­лых — упражнение в изобретательности и ознакомление с блоками и их характери сти кам и.
Этот процесс продолжается в Части II, которая включает девять задач или «упражнений», выявляющих способности испытуемого решать практические проблемы и другие особые способности. В задаче 1 испыту­емому необходимо построить «единый блок» из четырех треугольных эле­ментов всеми.возможными способами (рис. 32). Задача 2 включает «пять равных поверхностей» квази-Дункерского типа, или так называемого «латерального мышления». В задачах 3 и 7, испытуемого просят располо­жить блоки по цвету и форме. Остальные задачи этой части задачи (4, 5, 6, 8 и 9) направлены на создание различных конструкций, расположе­ний, а также на вычисления (объема в кубических «единицах»). Некото­рые задачи очень сложны.
Часть III состоит из двух процедур, каждая из которых включает две задачи. Первая процедура схожа с процедурой Части I, в которой испытуемого просят проделать работу с блоками в воображении. В задаче 10 требуется воплотить замысел на практике, в задаче 11 — создать «лю­бую модель». Во второй процедуре, испытуемого просят воспроизвести конструкции по памяти. В задаче 12 из предложенного ряда выбираются три «объекта» в соответствии с возрастом испытуемого, а в задаче 13 — более сложная абстрактная структура.
В Части IV(задаче 14) испытуемого просят объединить все элемен­ты в единый прямоугольный блок. Такое задание позволяет испытуемому использовать весь тот опыт, который он получил в ходе предыдущей работы с блоками.
Из последующего ниже описания станет очевидно, что серии за­даний, составляющих технику разноцветных блоков, задействуют ши­рокий ряд психологических функций. Образец, лежащий в основе всей комбинации, часто напоминает «ритм» предоставления карточек в тес­те Роршаха. При отсутствии более детального объяснения автора, экс­периментатор может столкнуться с трудностью в интерпретации и оп­ределении успешности и неуспешности выполнения различных серий заданий. Тому, кто будет проводить этот тест, мы рекомендуем обра­тить внимание на структурные особенности конструкции (они очень похожи на те, которые рассматривает Ловенфельд при обсуждении Те­ста мозаики), поскольку они способствуют выявлению общих характе­ристик личности. Основной акцент тем не менее делается на способах мышления и решения проблем испытуемым, как и при использовании перцептивного материала.
Сходство состоит также в том, что задачи в тесте разноцветных блоков, подобно тестам Семенова и Триста, предназначены скорее для взрослых, чем для детей, хотя материал в обоих случаях напоминает детский, и взрослые могут найти его неприемлемым. Работа Эймса и Лернеда из Института детского развития Гезелла, единственная из опуб­ликованных, выявила развивающее значение теста разноцветных бло­ков, схожее со значением обнаруженным Эймсом и Иглом в Тесте моза-
ики (см. ранее). В исследовании придерживались «свободного конструи­рования» материала испытуемым и в основном нормативных данных. То, что исследуемая модель была определена на более высокий интеллекту­альный и социоэкономический уровень, снижает ценность «норм», но «рост уклонений» был выявлен на ряду с другими развивающими факто­рами Института Гезелла. Исследования, включенные во второй научный доклад, обнаруживают, что «тест Роршаха, Тест мозаики и тесты разно­цветных блоков, дополняют друг друга и дают всесторонний, единый взгляд на личность ребенка».
ПОЛЕЙДОБЛОКИ (THE POLCIDOBLOCS)
Полейдоблоки Ловенфельд вносят значительный вклад в развитие проективного подхода к обучению, или даже к интеграции исследова­ний личности и обучающего метода. Существуют два набора блоков: ба­зовый набор цветных полейдоблоков «G», и полейдоблоки «А», изготов­ленные из простого дерева (оба набора изображены на рисунке 33). По­мимо этого, в наличии имеются стандартный и нестандартный наборы тетраэдров, используемых детьми старшего возраста, и «квадраты* раз­мером в 1 дюйм (2,5 см), являющиеся своеобразными «измерительными приборами». Между всеми блоками в серии «G» существуют «математи­ческие связи», за исключение зеленых цилиндров; прямоугольные «G» блоки могут быть «сконструированы» из блоков «А».
Этот материал предназначен для использования в школах. Ловенфельд говорит о том, что в детских классных комнатах должен находиться «мате­матический стол», на котором дети могли бы играть с полейдоблоками. Она пишет, что работа с ними всегда должна начинаться со «свободного конст­руирования» с применением блоков серии «G». Следующая цитата Ловен­фельд служит кратким изложением предназначения ее техники.
Когда ребенок экспериментирует с полейдоблоками, он обнару­живает, что они его «не слушаются». Сваленные в кучу «G» блоки выгля­дят привлекательно, но, если некоторые из них вынуть и положить вместе напротив ребенка, они начинают «выглядеть» как «вещи» и «внушают» свои идеи. В этот момент можно определить общий уровень развития ре­бенка, пришедшего в школу. Кажется, что некоторым детям присуще ин­туитивное понимание симметрии и подобия, в то время как другие не способны вообще что-либо сделать. Так, они не могут, например, соблю­сти равенство в длине противоположных стен при конструировании дво­рика. Главное, при математической оценке того, что сделал ребенок, по­нять, что он пытался сделать и чего в итоге достиг. В этом отношении с некоторыми детьми легко, потому что они без умолку говорят о том, что они делают. В работе с другими потребуются значительные умения и избе­гание прямых вопросов.
Некоторые вопросы, затронутые в этом отрывке, содержатся в письменном руководстве к полейдоблокам. В этом руководстве отражено так же мнение Ловенфельд о том, что выводы о работе испытуемого с полейдоблоками могут совпадать с данными, полученными в результате применения других ее техник.
От детей старшего возраста требуется создание трех конструкций: с использованием серии «G», «А» и их комбинаций. Утверждается, что их сравнение, с учетом различий и взаимосвязей, прольет свет на детс­кие мыслительные процессы. Можно предположить, что скорее этот ма­териал служит основой для трехмерного эквивалента Теста мозаики, чем разноцветные блоки. Особо будут приветствоваться данные, подтвержда­ющие ценность полейдоблоков в приобретении математических поня­тий, что поможет решить проблему неисчислимости.
Возвращаясь к игровым функциям полейдоблоков, необходимо заметить, что в этих техниках, чаше чем в других (описанных в этой книге), предоставляется возможность для «основанной на реальности» игры, в отличии от игры, основанной на фантазии. Однако вызывает сомнение обоснованность такого различия. Мы уже упоминали, что Ло-венфельд рассматривает игру как средство детского общения и оставляет открытым вопрос о том, что всякая игра имеет проективную функцию. Исследования в этой области сосредотачивают внимание на сходстве меж­ду проективной психологией и этнологическим подходом к детскому раз­витию. Проективист будет скорее увлечен интерпретацией, но с уклоном на терапию, а не на оценку. Интересующие его определенные ответы на вопросы, он получит скорее из «структурных» техник, чем из наблюде­ния за свободной игрой.
Даниель Брауер и Артур
ПРОЕКТИВНЫЕ МЕТОДЫ В БИЗНЕСЕ И ИНДУСТРИИ
CWF, «Рисунок ЧЕЛОВЕКА», «ЗАВЕРШЕНИЕ ПРЕДЛОЖЕНИЙ»,
ТАТ, ТЕСТ РОРШАХА, PAT
ВВЕДЕНИЕ
Обзор последних публикаций по психологии убедительно доказы­вает, что проективные методы находят широкое применение вне врачеб­ной практики. Действительно, проективные методы все больше исполь­зуются в огромном количестве разнообразных ситуаций, когда требуется изучить личность. Эта часть книги обращает наше внимание на тот вклад, который вносят проективные методики в сферах бизнеса и производ­ства, в области изучения деятельности. Психологи, работающие в этих сферах, быстро оценили проективные методы как плодотворное и эф­фективное средство для решения определенного рода проблем, с кото­рыми им постоянно приходилось сталкиваться в своей работе.
Тот факт, что сегодня проективные методы широко используют в социальной и инженерной психологии, свидетельствует о том, что за последние годы психология в целом претерпела ряд существенных изме­нений. Главным образом они выражаются в смене ориентации с человека «сегментарного» на человека «целостного». Такое понимание целостнос­ти человеческой природы оставило далеко позади те времена, когда типы личности по Шпрангеру и психология личности основывались на разве­дении социального поведения индивида и его мотивации и других дина­мических процессов личности.
Аналогичным образом инженерная психология не так давно зани­малась только оценкой производительности и профпригодности работ­ников, причем в очень ограниченных пределах. Благодаря смене приори­тетов в психологии вообще, здесь внимание тоже было перенесено с разработок в связи с освещенностью и организацией рабочего места, от программ мотивации с помощью вознаграждений до межличностных отношений работников с коллегами, контролерами и начальниками. С этой позиции наиболее важными для рассмотрения оказались такие яв­ления, как чувство незащищенности у работника, характерные качества управляющих и руководителей, развитие отношений в группе. Таким образом, проективные методики, способные предоставить информацию о сложных структурах биологических, психологических и социальных детерминант, которые определяют человека как общественное живот­ное, приобрели важное значение.
Недавнее появление клинических приемов в работе психологов в бизнесе и индустрии привели к многочисленным попыткам представить
проективные методики в качестве составляющих оценочных программ. Традиционно в этих сферах психологи концентрировали свои усилия вокруг кадрового отбора и должностного распределения, оценки про­движения по службе, оценки качества работы и служебной аттестации, обучения контролеров, снижения несчастных случаев, оценки и улуч­шения психологического климата, производительности труда, маркетин­говых и рекламных исследований и тому подобного. Все это было очень ценно для многих бизнес-организаций. Большинство из них опиралось в основном на непроективные методы и характеризовалось двумя недо­статками.
1. Оценка личности только-в терминах черт.
2. Неспособность учитывать проявления бессознательной мотива­ции.
Вследствие этого традиционные методы обеспечивали только со­ставление неполной картины темперамента и личностных паттернов те­стируемого субъекта, в то же время они способствовали злоупотребле­нию тестовых приемов в промышленности. Не последним по значимости из этих нарушений было преднамеренно ложная самопрезентация, кото­рую давал тестируемый, чтобы показать себя в более выгодном свете. Например, он отрицал антисоциальные тенденции, заметную эмоцио­нальную нестабильность и так далее. С другой стороны, очевидно простая структура опросников и методов оценки зачастую являлись причиной непреднамеренного излишнего упрощения и ошибочной интерпретации данных тестирования.
В последние годы стало очевидно, что проективные приемы в ис­следовании личности позволяют избежать некоторых ошибок, свойствен­ных таким методам, как опросники и рейтинговые шкалы. Это можно легко понять, если принять во внимание неоднозначность стимульного материала, большую свободу для варьирования реакций и необходимость обучения для правильной интерпретации полученных сведений. Проек­тивные техники обязательно будут полезными там, где непроективные не оправдывают ожиданий, поскольку они рассматривают личность в терминах паттернов, а не через понятия, характерные для того или ино­го типа черт или отдельных данностей, такие как самодостаточность, уверенность или доминантность.
Центральный тезис, который выдвигают проективные методики, заключается в том, что человек, тестируемый в условиях собственного трудоустройства или занятости, утаивает или подавляет большую часть своей личности в силу сложившейся ситуации на работе или в силу усво­енных ранее моделей адаптации на предыдущих местах работы. С другой стороны, опросники и рейтинговые шкалы приоткрывают только те слои личности, которые не подвергаются бессознательному подавлению или сознательному утаиванию.
Первые эффективные проективные методики, такие как тест Рор-шаха и Тематический Апперцептивный Тест не были подвержены стан-1 дартизации по шкалам из-за того, что их применение является дорогос­тоящим и занимает много времени. Однако более поздние разработки
подобных методов были модифицированы в соответствии с тем, чтобы сделать их более пригодными для целей диагностики и отбора. Эти более краткие методы являются прекрасным дополнением к батареям тестов состоящих из личностных опросников, опросников интеллекта, способ­ностей и интересов.
Даже непрофессионалам в области инженерной психологии сегод­ня понятно, что традиционные методы не обеспечивают нас сведения­ми, с помощью которых можно было бы определить потенциально воз­можное поведение работника. Посредством старых методов устанавлива­ются внешне проявляемое поведение, сознательные желания и само­оценка, но они часто дают искаженную картину, не адекватную реально существующей, что затрудняет или даже делает вовсе невозможным про­гнозирование особенностей будущей адаптации на рабочем месте.
СЛОВЕСНЫЙ ТЕСТ КОРНЕЛЛА CORNELL WORD FORM (CWF)
Словесный тест Корнелла составлен для дифференциации «нор­мы» и нервно-психиатрических и психосоматических нарушений неза­метно для клиента. У этого теста есть как количественная, так и каче­ственная шкалы для оценки в условиях производства.
Субъекту предлагается лист с набором стимульных слов, каждое из которых дополняется двумя другими — возможными вариантами реак­ций. Испытуемому предлагается подчеркнуть тот вариант, который, как ему кажется, связан со стимульным словом. Смысл некоторых выборов сравнительно очевиден. Например, спать — отдых, беспокойный. Другие не столь понятны, например, мать — моя, женщина. Большая часть сти­мульного материала относится к последнему типу. Хотя многие пункты формы по своему типу все-таки являются очевидными, на их значение часто не обращают внимание и субъект дает информативную реакцию, несмотря на желание ее скрыть.
Появление такой модификации теста словесных ассоциаций было продиктовано острой необходимостью в краткосрочных групповых мето­дах, которые можно было бы применять в широких масштабах. Несмотря на форму принудительного выбора из двух вариантов, в нем сохранились и проективные качества. Общий подсчет баллов позволяет сравнить по­лученные данные с установленной нормой, а анализ «неправильных» ответов добавляет в клиническое интервью качественные показатели.
На одном из промышленных предприятий среднего запада этот тест предлагался в числе общей тестовой батареи. Другой метод для оценки эмоциональных факторов был более прямым по своей методологии. Они очень хорошо дополняли друг друга. Когда прямой опросник (Анкета Корнелла — Cornell Index) указывал на известные субъекту симптомы, CWF показывал степень, интенсивность и глубину этих симптомов. В то же время каждый раз, когда Анкета Корнелла показывала наличие мно­гочисленных симптомов, a CWF показывал, что их гораздо меньше, ока­зывалось, что природа этих симптомов была либо поверхностна, ситу-
478
ативна, незначительна, либо непродолжительна. Словесный тест Кор-нелла используется в бизнесе и промышленности при кадровом отборе, повышении в должности и для диагностических целей перед консуль­тированием.
Высокие показатели по «ошибочным» ассоциациям в предваритель­ном тестировании в кадровом отборе бывали нечасто, но когда сумма баллов превышала уровень нормы, субъект направлялся на психологи­ческое интервью, чтобы установить природу и степень психологических нарушений.
Двадцатидвухлетний женатый клерк был отправлен для консуль­тирования из-за «депрессии, потери интереса к работе и снижения про­изводительности». Ответы, которые он выбрал во время предварительно­го тестирования по CWF, выделены курсивом:
горло — ком, шея;
мальчик — неприятности, приятель;
здоровье — беспокоиться, хорошее;
рот — сухость, вкус;
спать — отдых, беспокойный;
болезнь — умирать, врач;
мысли — ужасные, счастье;
нервы — крепкие, расшатанные;
ночь — спать, неспокойная; j
сердце — бьется быстро, хорошее.
Последующее обследование (тестирование и клиническое интер­вью) выявили у молодого человека серьезную дезадаптацию, сильную депрессию и внутренний конфликт, вызванный непринятием собствен­ной половой роли. В дополнение к депрессии обнаружилось подозрение на прешизоидную эмоциональную тупость, а также была выявлена исто­рия гипертонической болезни в армии, которая была диагностирована как психосоматическая по своей природе.
Внимательное рассмотрение ассоциаций субъекта выявляет следую­щие качественные нюансы, подтверждающие его депрессию (болезнь — умирать, мысли — ужасные, спать — беспокойный); прешизоидное со­стояние (брат — мой брат, вода — чтобы пить ее, сообщение — таин­ственное); психосоматические, ипохондрические, невротические симп­томы (в дополнение к уже упомянутым): горло — ком, здоровье — беспо­коиться, человек — нервы, нервы — расшатанные, рот — сухость, ночь — неспокойная, спать — беспокойный, сердце — бьется часто, врач — уми­рать; скрытую гомосексуальность (мальчик — неприятности, мужчина — ненавидеть).
Некоторые из этих ответов анализируются только качественно и не учитываются при количественной оценке.
Достоинства этого инструмента в промышленной сфере могут быть выражены следующим образом:
1. Простота проведения и обработки (требуется не более пяти ми­нут).
2. Это средство отбора рабочих, когда нет возможности проведения
более полного обследования личности.
3. Материал для качественного анализа можно извлечь без какого-либо формализованного подсчета баллов.
4. Может служить отправной точкой в ситуации консультирования
при приеме на работу.
5. Возможность проведения в группе с использованием минималь­ного количества времени, субъект делает его практически само­стоятельно.
РИСУНОК ЧЕЛОВЕКА
Этот метод может применяться в промышленной сфере как инст­румент для отбора и проводиться в группе. В то время когда нет никаких определенных клинических данных, достижимых только через наблюде­ние за человеком, показано, что исследователь может получить доста­точную информацию с помощью этой групповой формы обследования, Этот психомоторный экспрессивный продукт раскрывает все основные компоненты личности, связанные с образом тела, например, принятие половой роли, тревожность или депрессивность в сфере межличностных отношений; озабоченность в связи с физиологическими процессами или структурами; относительная степень ригидности или гибкости личности; тенденции к бегству от реальности; низкая самооценка или комплекс неполноценности; органические нарушения мозга.
Конкретнее говоря, вот наиболее исследованные качества, прояв­ляющиеся при тестировании:
1. Существование таких серьезных нарушений в межличностной сфере, которое оправдывает дальнейшее исследование в ситуа­ции приема на работу.
2. Так как степень фемининности и мускулинности как на биологи-
ческом, так и на психологическом уровне незначительно, но влияет на профессиональное поведение, полезно проследить динамическую картину принятия субъектом собственной поло­вой роли в свете его отношения с подчиненными и вышестоя­щими. Известны случаи профессиональной дезадаптации, про­истекавшей из подобных конфликтов.
3. Чрезмерные отклонения как в сторону пассивно-зависимых про-
фессиональных отношений, так и в сторону экспансивно-аг­рессивной модели. Первая из упомянутых моделей рисунка мо­жет проявляться в сверхконтроле сознания, стремлению к со­вершенству, навязчивом поведении, в неспособности принять на себя ответственность, в том числе неспособность отдавать распоряжения. Агрессивный паттерн рисунка может быть пока­зателем непринятия авторитетов, автократических тенденций в зависимости от должностной ступени.
4. Свидетельства значительной эмоциональной незрелости и дезин-
теграции в периоды регрессивного развития.
Подробное описание интерпретации теста — это тема для другого рассказа, а здесь мы предлагаем наиболее существенные признаки эмо-
циональной нестабильности, которые необходимы психологу, работаю­щему в производственной сфере.
1. Степень отклонения размещения рисунка относительно центра страницы.
2. Абсолютный размер рисунка.
3. Относительный размер рисунка мужчины по сравнению с рисун-
ком женщины.
4. Степень нажима нарисованной линии на листе.
5. Изменения в отношении нажима.
6. Степень соединенности основных частей тела: головы, шеи, ту­ловища и конечностей.
7. Положение нарисованной фигуры — в анфас, в профиль, со спины.
8. Детализированные области.
9. Количество измерений, использованных для изображения, — одно
измерение — «палочная фигура», два измерения, изображение перспективы.
10. Следы перерисовывания или стирания.
11. Изображение наготы, любые указания на гениталии.
12. Положение фигуры и степень выраженности мускульного на­пряжения в позе.
13. Фигуры, напоминающие по форме животных.
14. Отсутствие или доминирование какой-либо одной части тела.
15. Количество использованных цветов и наблюдаемая частота сме­ны в их использовании.
Использование набора цветных карандашей делает тест более гиб­ким и позволяет субъекту менять предпочтения в цвете. Имеются данные нескольких сотен случаев, которые доказывают, что более сдержанные индивиды используют меньше цветов, в то время как импульсивные или диссоциированные типы обычно их часто меняют. Кроме того, индиви­ды в подавленном состоянии, как правило, выбирают черный и корич­невый цвет, в то время как агрессивные субъекты выбирают броские цвета. Очевидно, использование разных цветов помогают более точно определить ту информацию, которая может быть извлечена из анализа внешних признаков рисунка.
Эта методика — одна из тех немногих проективных методов, кото­рые сочетают в себе такие достоинства, как минимальные денежные и временные затраты; возможность проведения в группе без присутствия психолога; проникновение на глубокие, подсемантические уровни лич­ности, не скрытые за вербальными проявлениями. Кроме того, что она дает ценные диагностические данные, она способствует развитию более расслабленной и неформальной атмосферы, что в конечном счете облег­чает установление контакта.
ТЕСТ «ЗАВЕРШЕНИЕ ПРЕДЛОЖЕНИЙ»
В современных вариантах методики инструкция составлена таким образом, чтобы поощрить свободу и спонтанность ответов. Этот проек-
тивный тест открывает широкие возможности для выражения подсозна­тельных подавляемых мотивов, эмоций, чувств и комплексов, которые субъект не может или не хочет признавать. Он может нечаянно обнажить эти завуалированные тенденции, когда пишет окончания фраз, стиму­лирующих свободные ассоциации.
Вот некоторые примеры фраз из этой методики. Они распределены по клиническим категориям.
A. Чувство неполноценности:
Самое плохое у меня… Тяжелее всего мне… Единственная неприятность…
B. Подавленные желания:
Втайне я… Я ненавижу… Если бы…
C. Уровень притязаний:
Моя заветная мечта…
Будущее…
Я бы хотел узнать…
D. Самооценка:
Люди воспринимают меня… Я чувствую себя… Я лучше всех, когда…
E. Межличностные отношения:
Если бы только мой начальник… Большинство контролеров… Его подчиненные…
F. Семейная ситуация…
Мой отец часто.., Если бы моя мать… Моя семья никогда…
G. Психосексуальные ориентации
Большинство девушек… Жена…
Другие мужчины… Н. Проявления агрессии: Все меньшинства… Я ненавижу… Опаснее всего… I. Внутренние конфликты:
Я не могу понять, что делает меня… Мой разум… Меня тревожит…
Данный набор фраз не является окончательным или единственно возможным, так как подбор их сочетаний и интерпретация собранных данных зависят прежде всего от целей, которые преследует тестирова­ние.
Например, сорокавосьмилетний служащий, проработавший в сво­ей компании семнадцать лет был направлен к психологу своим началь­ником из-за «нервности, чрезмерной добросовестности, ухудшения фи-
зического состояния (гипертонические признаки) и неожиданной поте­ри интереса к работе». Перед проведением клинического интервью ему была предложена батарея психодиагностических тестов, в том числе тест завершения предложений.
Вот наиболее яркие ответы, раскрывающие природу его эмоцио­нальных трудностей.
1. Я чувствую себя… сейчас немного уставшим — поздновато лег спать.
2. Меня раздражает… несправедливость — нетерпимость.
3. Если бы моя мать… чувствовала себя лучше, она могла бы жить с
кем-нибудь более подходящим.
4. Меня удивляет… почему так часто люди на руководящих постах абсо-
лютно тупы.
5. Если бы я мог сделать по-своему… я бы назначал начальниками лю-
дей умных и терпимых.
6. Моя мечта… создать что-либо значительное для человечества.
7. Когда я был ребенком… я всегда был нервным, но идейным.
8. Я страдаю… комплексом неполноценности по отношению к некото-
рым людям и некоторым местам.
9. Мой отец часто… был замечательным, но слабохарактерным — был
хорошим администратором в магазине.
10. Жена… должна быть умной и счастливой, готовой идти навстречу партнеру.
11. У меня не получилось… взять на себя ответственность, когда я, ка­жется, должен был это сделать.
12. Мое самое важное решение было… жениться и уйти из дома.
13. Мне не нравится… когда мною помыкают или когда теряется право на свободу мыслей и действий.
Анализ ответов субъекта на тест «Завершение предложений» выя­вил у него сильное чувство неполноценности по поводу недостаточного образования и сильную фиксацию на матери, которая выливалась в кон­фликт с женой. Он идентифицирует себя со своим отцом, который был «замечательным, но слабохарактерным». Он теряет терпение со своим начальником, который не очень умен. Он чувствует, что жена не идет ему навстречу и он испытывает большие трудности, потому что не мо­жет решить, как он может быть одновременно хорошим мужем и хоро­шим сыном. Это видно из его высказывания: «Мое самое важное реше­ние было «жениться и уйти из дома». На самом деле субъект никогда реально не покидал дом, так как до сих пор находится под сильным влиянием своей матери. Он испытывает сильные чувства, когда «им по­мыкают», ему очень не нравится, когда кто-то «теряет право на свободу мыслей и действий». Однако сам он несвободен. Он приписывает ранней детской нервозности идейность, которая во взрослом возрасте транс­формируется в сильный социальный конформизм. Поскольку он отожде­ствляет себя с отцом, который был «замечательным, но слабохарактер­ным», однако, «хорошим администратором в магазине», он заключает, что люди на высоких постах и должностях, в частности его начальники, «тупые» и глупые. Он завидует таким людям, но сам он чувствует себя неполноценным и не может принимать ответственные посты. Поэтому втайне он испытывает сильное чувство обиды, которое, в совокупности
с супружескими проблемами, создает основу для психосоматических симптомов и жалоб.
ТЕМАТИЧЕСКИЙ АППЕРЦЕПТИВНЫЙ ТЕСТ (ТАТ)
Этот метод обладает существенными достоинствами при примене­нии его в производственной сфере, так как он легко проводится и явля­ется точным "клиническим инструментом. Лучше всего его использовать для дальнейшей конкретизации данных, полученных с помощью теста «Завершение предложений» или других краткосрочных методов. ТАТ под­твердит клинические прогнозы, полученные при использовании крат­ких обзорных методик. Он также поможет подробнее узнать о развитии и характерных чертах специфических комплексов, обнаруженных другими методами. Раскрыв дезаптацию личности в более краткосрочных мето­дах, тестируемый с большей готовностью расскажет о своих трудностях при предъявлении десяти тематических карточек. Это происходит не только благодаря сути стимульного материала ТАТа, но из-за повторения тесто­вой ситуации. Когда тестируемый прошел целую батарею тестов и его вновь вызывают для прохождения ТАТ, уровень тревожности повышает­ся. Поскольку многие субъекты вынуждены проходить психологическое тестирование на работе по принуждению, а следовательно намерены избежать самораскрытия, то, как подсказывает наша практика, умерен­но возросший уровень тревожности больше способствует проявлению структуры и динамики личности, чем состояние полной расслабленнос­ти. В этой связи ТАТ более целесообразно использовать в качестве допол­нительного инструмента.
При ответах на ТАТ, также как и в тесте «Завершение предложе­ний», субъект, как правило, описывает недавние события, следы кото­рых им более-менее осознаются и затеняют истинное содержание его реакций. Нужно подчеркнуть, что этот недавний опыт служит всего лишь для выражения личностных проявлений тестируемого, и опытный кли­ницист легко это определит. Другими словами, описание субъектом не­давнего опыта является вербальным выражением более глубоких и скры­тых психических процессов.
Психологу на производстве лучше всего использовать ТАТ для оп­ределения межличностных стремлений испытуемого, исходя из его базо­вых отношений с родителями и сиблингами и настоящей ситуации в этой области. Тенденции индивида в отношениях с начальством могут быть выяснены из его тематических проекций по отношению к фигуре отца, а поведение со сверстниками видно из того, что он говорит о фигурах сиблингов. Хотя опытный клиницист, в значительной мере, опи­раясь на клиническую интуицию, может получить эти данные и по тесту «Завершение предложений» и другим инструментам, ТАТ все же являет­ся более надежным источником такой информации и, кроме того, пока­зывает их в целостной личностной структуре.
При отборе кандидатов на руководящие посты или должности, тре­бующие высокого уровня ответственности, ТАТ представляет самые на-
дежные критерии уровня притязаний, которые когда либо были изобрете­ны. Конечно, данные по этому показателю можно получить и с помощью других тестов или опросников. Но они, как правило, выдают неполную картину, потому что не учитываются лежащие в основе уровня притяза­ний по большей части бессознательные мотивационные и эмоциональные факторы. ТАТ также может определить уровень возможностей кандидата на ответственный пост, выше которого он не сможет использовать свои интеллект и способности. На производстве и в бизнесе ТАТ еще можно применять для подтверждения обнаруженных другими методами невроти­ческих тенденций или определения уровня проницательности испытуемо­го. Последнее очень важно при отборе людей для работы с персоналом. Если индивид знаком с психологией или изощрен в тестах из-за того, что много раз проходил психометрическое обследование, ТАТ предпочтительно проводить вначале, вместо более кратких методов. ТАТ может подтвердить или исключить подозрения на психопатические отклонения. Поэтому его следует использовать во всех случаях, когда индивиду предоставляется от­ветственность высшей степени, например, связанных с хранением ценно­стей или управлением высшего эшелона.
И, наконец, ТАТ является инструментом, который позволяет пол­ностью вскрыть скрытую агрессию индивида, определить относительную степень акцента на интернализации или экстернализации, направление и интенсивность проявления агрессии на работе.
Данный материал ТАТ поможет проиллюстрировать упомянутые выше пункты.
Мужчина, 22 года, карточка № 7ВМ.
«Это юноша, советующийся с человеком, умудренным опытом. Этот молодой студент колледжа консультируется с профессором, которым он восхищается, уважает и доверяет. Студент пытается найти свою дорогу в жизни. И он пришел об этом поговорить. В его манерах чувствуется силь­ное желание и глубокая заинтересованность, серьезные намерения и же­лание прислушаться к совету. Они вместе, молодой и старый, найдут ре­шение, студент пойдет далеко, а профессор будет испытывать чувство глубокого удовлетворения, так как в какой-то мере это его заслуга».
Высокий уровень притязаний, уважает мнение опытных руководи­телей. Сомневается относительно профессиональных целей.
Мужчина, 36 лет, карточка № 7ВМ.
«Молодой человек на рисунке в течение долгого времени работал над заданием, которое дал ему старший, но в конце концов обнаружил, что не может справиться с предложенной ему работой, и теперь хочет узнать не сделает ли лучше кто-нибудь другой эту работу. Старший рас­спрашивает своего помощника, пытаясь узнать, что у него не получилось и пытается выяснить, стоит ли продолжать эту работу».
Чувствует ненадежность в своей позиции на работе. Сомневается в своих способностях справиться с должностными обязанностями и хочет узнать, не рассматривает ли начальство вопрос о его увольнении.
Мужчина, 31 год, карточка № 8ВМ.
«Мужчина пьян, Его поддерживают друзья, которые ведут его до­мой».
Утверждает, что позволяет себе напиваться в редких случаях и не испытывает в результате пьянства каких-либо эмоциональных трудностей. Его врач и коллеги свидетельствуют о постоянном пьянстве, требующем психологического вмешательства.
ТЕСТ РОРШАХА
Тест Роршаха проводится индивидуально и предоставляет наибо­лее полную и точную информацию о структуре личности индивида, го­раздо более законченную, чем любая из вышеописанных методик. Пси­хологу на производстве, однако, обычно не требуется такая подробная картина для обычного отбора и классификации персонала. Эти цели обыч­но в достаточной степени обеспечивает батарея краткосрочных методов. Обычно в случае наличия каких-либо сомнений в целях прояснения лич­ностной динамики используется ТАТ, который обладает таким преиму­ществом, как легкость проведения. В этой связи надо отметить, что ни одна из быстрых техник сама по себе не может обеспечить психологичес­кие потребности на производстве.
Считается, что индивидуальную форму теста Роршаха лучше все­го использовать для клинической диагностики, или когда имеются за­метные нарушения, симуляция либо предпсихотичные состояния, или для прогнозирования в особо проблемных случаях. Например, многие достаточно сообразительные, но имеющие значительные личностные нарушения, работники будут успешно избегать обнаружения этого в любых описанных здесь тестах из страха потерять работу или понизить­ся в должности. Внимательный психолог, как правило, обнаружит при­знаки такого избегания и направит человека для прохождения теста Роршаха. Соответственно его рекомендации руководству частично бу­дут основаны на полном осознании потребности этих людей не быть обнаруженными.
Часто руководство отправляет для обследования работника, как правило, члена высшего эшелона, который в течение ряда лет успешно работал в компании, но в недавнем прошлом проявил серьезные при­знаки дезадаптации. Проблема может заключаться в прогулах, алкого­лизме или общем снижении производительности. Конечно, таких ра­ботников желательно направлять для прохождения обширной батареи тестов, включающей тесты интеллекта, значимых отношений, темпе­рамента и интересов. Часто интервью с психологом может помочь опре­делить суть трудностей. Однако если испытуемому по роду работы при­ходится часто проводить встречи и диалоги, то иногда без теста Рорша­ха может быть довольно сложно определить суть его трудностей. Таким образом, вероятно, прогрессивно мыслящие бизнесмены пожелают найти в компании финансовые ресурсы, которые можно потратить на психотерапию. Это поможет работнику достичь инсайта и преодолеть личностные трудности, что в конечном итоге скажется на результатах его работы. Тогда психолог обязан оценить степень излечимости этих нарушений, учитывая количество времени и размеры расходов, кото-
рые готов предложить наниматель. Тест Роршаха поможет психологу сделать наиболее верные диагностику и прогноз как для нанимателя, так и для работника.
ТЕСТ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТИ КАРТИНОК (ТСК) ТОМКИНСА-ХОРНА
TOMKINS—HORN PICTURE ARRANGEMENT TEST (PAT)
Этот тест был составлен Томкинсоном и Хорном для изучения характерных реакций индивида в различных ситуациях на работе, на фрустрирующие факторы, чрезвычайные происшествия, на начальни­ков и коллег. На рисунке 34 показана форма для записи этого теста, который состоит из двадцати пяти ситуаций, расположенных в таком виде, как на образце на рисунке. В зависимости от простых или более специализированных целей отбора довольно успешно используют уко­роченные варианты теста, которые состоят из шести, или даже трех ситуаций. Своеобразная организация формата теста рассчитана на то, чтобы исключить предопределенность порядка ответов испытуемого. Это осуществляется с помощью использования символов вместо цифр и букв и необходимости разворачивать лист для того, чтобы рассмотреть все предметы.
До сих пор проводилась чисто клиническая интерпретация и ее качественный вариант, поэтому количественные нормы еще не установ­лены. Интерпретация осуществляется тремя способами.
1. Анализ последовательности картинок в каждой ситуации.
2. Анализ содержания каждого ответа совместно с количеством вер-
бального материала.
3. Анализ значимых персевераций или других тенденций, повторя-
ющихся на протяжение многих ситуаций.
Базовое предположение, лежащее в основе этой методики, состо­ит в том, что тестируемый отождествляет себя с рабочим, изображен­ным на рисунке. Поскольку на рисунке этот рабочий занимается физи­ческим трудом, то кто-нибудь может возразить, что служащие, управ­ленцы и администраторы не раскроют с его помощью своих межлично­стных установок на работе. Однако мы, проведя большую часть исследо­ваний с «белыми воротничками» и руководящим персоналом, обнару­жили, что за исключением топ-менеджеров и администраторов высшего ранга, все тестируемые действительно раскрывали свои установки на производстве. Среди первых существует сознательная, не говоря уже о бессознательной, тенденция держаться от лиц, подобных изображенные в тесте, на большом расстоянии и даже относиться к ним с презрением. Поэтому этот тест вряд ли даст достоверную картину отношений управ­ленца высшего эшелона с равными ему по уровню коллегами. Чаще все­го их ответы содержат чрезвычайно стереотипные реакции: это заучен-
1 В «Словаре-справочнике по психодиагностике» Бурлачука Л. Ф., Морозова С. М., Киев, 1989 г. эта методика называется Тест аранжировки картины (см. стр. 57). — Прим. ред.
Инструкция. Этот тест на то, как вы сможете логично расположить картин­ки, чтобы они составили связную историю. Каждая страница содержит набор из трех картинок. Под каждой из них изображен один из следующих значков: V, D, О.
Ваша задача расположить эти значки по одному на каждой из трех граф в нижней части листа в самом логичном на ваш взгляд порядке. Для этого возле каждой отметки внизу страницы напишите одно предложение, чтобы получи­лась связная история.
Вы можете переворачивать лист как угодно, чтобы рассмотреть все кар­тинки.
Пишите, пожалуйста, ручкой.
Пример'.

Рис. 34. Форма для записи Теста последовательности картинок Хорна—Томкинса

ные клише того, как должен реагировать высокопоставленный чинов­ник, а не то, как ему на самом деле хочется реагировать.
Эту методику следует использовать с большой осторожностью и не только из-за ее новизны, но и потому, что каждому предприятию, заво­ду или отрасли присущи свои специфические проблемы. Например, в рекламном агентстве человек должен демонстрировать наибольшую сте­пень инициативности и уверенности в своих силах; на большом про­мышленном предприятии от работника ожидают, чтобы он вовремя со­общил о поломке или механических неисправностях механику-ремонт­нику. Следовательно, в тех ситуациях этого теста, где явно изображена поломка (рис. 35 и 36), соискатель вакансии в рекламном агентстве пока­жет недостаток инициативы, если попросит о помощи, как это ожидает­ся на промышленном производстве.
Таким образом, нельзя полагаться на результаты одной этой методи­ки, ее нужно применять в сочетании с другими инструментами, описанны­ми в этой статье, особенно с тестом «Завершение предложений». Стоит отметить, что для психолога на производстве легче использовать Тест пос­ледовательности картинок, чтобы перевести данные из клинических терми­нов в понятия, более применимые к данной ситуации. Также становится очевидным, что стимульный материал здесь более структурирован и конк­ретизирован, чем в тесте «Рисунок человека» или тесте «Завершение пред­ложений», а следовательно, позволяет сделать интерпретацию более при­менимой именно к проблеме адаптации к рабочей ситуации.
Приведем некоторые из наиболее часто выявляемых этой методи­кой специфических межличностных установок:
1. Тенденция к выражению агрессии по отношению к вышестояще-
му.
2. Тенденция принимать или избегать лидерства, другими словами,
то, как видит себя индивид в аспекте влияния на мнения других людей.
3. Регрессивные тенденции, такие как алкоголизм, истерические или психосоматические решения конфликтов на работе.
4. Реакции на болезнь и физические травмы в связи с работой.
5. Степень зависимости или независимости от контролера в связи с
его помощью при ускорении работы.
6. Навязчивые поведенческие персеверации в стремлении к акку­ратности и совершенству.
7. Равнодушие, замешательство, неспособность справиться с ситу-
ацией при возникновении препятствий.
8. Степень настойчивости и последовательности в работе.
9. Внешняя степень гибкости при переходе от одного вида работы к другому.
10. Реакция на критику.
Нужно особо отметить, что одна ситуация, и даже несколько, не могут предоставить достаточно информации. Целостную интерпретацию надо рассматривать с учетом пола, возраста, рабочего стажа и вида вы­полняемой работы.

Рис. 35, Ситуация 1 Теста последовательности картинок Хорна—Томкинса

Рис. 36. Ситуация 6 Теста последовательности картинок Хорна—Томкинса

Следующие примеры взяты из реального протокола теста ТСК. К рисунку 34:
О Человек работает и станок ломается. V Он начинает разбирать станок, чтобы починить его. а Он полностью разобрал станок и в конце понял, что не может собрать его.
V Человек в процессе починки токарного станка.
D Все детали лежат на столе.
О Он успешно собрал станок, вновь работает на нем.
V Он разбирает его. D Он разобрал его. О Он собрал его, но тот не работает.
п Человек приготовил части двигателя, чтобы его смонтировать.
V Человек начал монтировать двигатель.
О Человек смонтировал двигатель и работает с ним.
К рисунку 36:
V Мастер знакомит нового рабочего с его рабочим местом. D Он говорит рабочему слова одобрения, когда тот собирается при­ступить к новой работе.
О Новый рабочий с удовольствием принимается за свою работу.
»
О Человек работает за своим станком и что-то случается с маши­ной.
V Он зовет механика, чтобы исправить ее.
аМашина налажена и механик говорит: «Все нормально, это была не твоя вина».
О Человек работает за станком.
V Мастер приходит проверить его работу.
и Он хвалит рабочего за хорошую работу.
ТЕСТ «РИСОВАНИЕ С ЗЕРКАЛОМ»
MIRROR-DRAWING TECHNIQUE
Этот метод появился не так давно и представляет собой легко про­водимый тест стрессоустойчивости. Это зрительно-моторная методика, которая работает и как проективная. Субъекту предлагается провести линии или дорожки, отслеживая движение своей руки в зеркале, в то время как прямой вид задания загорожен от него дощечкой. Обсчитывается количе­ственный результат по времени и анализируется качественные данные по клиническим показателям: ошибочное выполнение, импульсивность, осторожность, подавленность, тревожные состояния. Эти критерии эм­пирически установлены с помощью изучения 300 студентов колледжей, 75 пациентов психиатрической больницы и более 3800 работников и со­искателей вакансий на производстве.

Рис. 37. Зеркальный рисунок весьма уравновешенного субъекта

Рис. 38. Зеркальный рисунок индивида в состоянии острой тревоги
Методика рисования с зеркалом легко проводится в условиях про­изводства и работы с персоналом, портативна и не требует присутствия психолога при проведении. Кроме того, необученные специально люди не смогут ее интерпретировать, что предохраняет от неправильного упот­ребления. Более того, этот метод невербальный и показывает модель по­ведения индивида в ситуации эксперимента, условия которого сильно расходятся с усвоенными зрительно-моторными навыками.
Ниже перечислены наиболее существенные факторы, которые мож­но выявить и оценить с помощью этой методики.
1. Относительный акцент на скорости или точности выполнения.
2. Заметные волнения и потеря ориентировки.
3. Степень стрессоустойчивости и способности адаптироваться к новой ситуации.
Естественно, интерпретацию нужно делать с учетом возраста, пола, требований выполняемой работы. В совокупности с батареей тестов отно­шений, интересов и темперамента, этот тест служит прекрасным допол­нительным инструментом, обнаруживающим невербальные проявления при приспособлении индивида к стрессу в экспериментально созданных условиях конфликта. Примеры теста «Рисунок с зеркалом» представлены на рисунках 37, 38 и 39.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Описанные нами методы все еще недостаточно валидизированы, однако представляют собой гибкий инструмент, который при умелом использовании может быть применим в широком спектре ситуаций, воз­никающих в бизнесе и на производстве. Они делают ситуацию тестирова­ния более жизненной и менее искусственной. Для психолога важна воз-

Рис. 39. Зеркальный рисунок пациента в глубокой депрессии

можность переведения полученных по проективным методикам данных в термины, понятные управленцам.
В заключение предлагаем следующий план при тестировании ха­рактера на производстве.
1. Используйте словесный тест Корнелла в сочетании с опросни­ком или шкалой определения самооценки для отсева соискате­лей или кандидатов для продвижения по службе. Эти методы эффективны для предварительного тестирования и определяют потенциальные способности к руководящей работе в данной области.
2. Проведите серию темпераментальных тестов для тех, кто прошел
первоначальный отбор. Она может состоять из Теста последова­тельности картинок, тестов «Завершение предложений» и «Ри­сунка человека».
3. Используйте Рисование с зеркалом для выявления уровня стрес-соустойчивости после прохождения тестируемым серии основ­ных тестов.
4. Используйте ТАТ и тест Роршаха для оценки работников высше-
го эшелона и для диагностики и прогнозирования особо слож­ных случаев.
Г. М. Прошанский
СОВРЕМЕННЫЕ ТЕХНИКИ:
ОБЗОР И ПЕРСПЕКТИВА ДАЛЬНЕЙШИХ
ИССЛЕДОВАНИЙ
Сравнение разнообразных проективных подходов к исследованию личности, основанных на цвете, показало, что в попытке синтеза скры­валась надежда на появление некоторого соглашения между техниками. Было бы неплохо, если бы появился некий объединенный тип интер­претации, основанный на проективном подходе. Однако не следует опа­саться, что все проективные техники будут приносить одну и ту же ин­формацию: базовые различия между подходами заранее исключают по­добный результат. Часто упоминается о том, что техника Роршаха и ТАТ дополняют друг друга, время от времени появляется определенное коли­чество доказательств этого, в основном клинических. С другой стороны, сравнительно мало было сделано для сравнения общих симптоматичес­ких показателей проективных техник. Одна из целей этой статьи — ис­следовать, как далеко простирается перекрестная валидизация среди раз­личных подходов.
Другие вопросы, на которые мы попытаемся хотя бы частично от­ветить, следующие: существуют ли новые направления в использовании техник? каково будущее проективной психологии в целом?
Подходы, которые используются в новейших разработках, можно разделить на три группы. Первая состоит из разнообразных словесно-ассоциативных техник, техник незаконченных предложений и техник, в которых требуется придумать историю. Без сомнения, будут созданы но­вые варианты подобных техник, и многие из них в дальнейшем будут опубликованы. Вместе с тем данная группа техник нуждается в некото­рых комментариях (без ссылок на примеры). Тестовый материал, исполь­зующийся в одном контексте, редко полностью подходит для использо­вания в другом, но нет причин, по которым существующие подходы не могут быть адаптированы или модифицированы в соответствии с инди­видуальными потребностями и при условии, что предусмотрена адекват­ная защита.
Вторая группа включает техники, отнесенные автором к подгруп­пе «других модальностей» категории «стимулы» (см. статью, посвящен­ную классификации). Как было отмечено, «другие модальности» не вклю­чают аудиальную.
Вопреки этому, аудиальная модальность играет важную роль (по сравнению с визуальной) в формирования личного опыта в целом, а
также для исследования перцепции, и потому удивительно, что не сде­лано фактически никаких попыток к созданию аудиальной проективной техники. Все из существующих в большей или меньшей степени пред­ставляют собой переложение ТАТ на слуховой материал. Так, например, «Аудиалъный проективный тест» Бравермана—Чевигни (Braverman—Chevigny Auditory Projective Test, EC-APT} определенно является аудиальным экви­валентом ТАТ, даже в том, что запись «последовательных» звуковых фраг­ментов отражает определенные межличностные взаимоотношения (на­пример, «молодой мужчина, зрелая женщина»).
Однако при детальном рассмотрении обнаруживается невозмож­ность абсолютно точного воспроизведения ТАТ посредством аудиальных стимулов; аналогично отсутствию полного соответствия между визуаль­ными и аудиальными ощущениями. Эти различия становятся еще замет­нее, когда задумываешься над экспериментальным изучением некото­рых аспектов перцепции разных модальностей. В целом, в отношении проективного эксперимента можно отметить следующее.
В первую очередь, влияние аудиальных стимулов «выходит» за ог­раниченные временные рамки исследования. Следовательно, аудиальный материал «ТАТ» не может быть представлен в стандартных ситуациях, т.е. в тех, в которых испытуемый придумывает окончание истории по кар­тинке. Суделл Браверман, соавтор БС-АРТ, разрешает испытуемым про­слушивать каждую запись столько раз, сколько они пожелают, но в обыч­ной практике вся «последовательность» звуковых фрагментов проигры­вается дважды, с 15 секундным интервалом. Многие другие исследовате­ли представляют свои стимулы лишь один раз — достаточный для крат­ковременного запоминания.
Второе — связь между стимульным материалом и реальностью во многом зависит от указанных модальностей. Большинство людей, конеч­но, готовы принять даже маленький одноцветный (и потому статичный и двухмерный) рисунок, в качестве действительного отражения чего-то «реального», но проективные стимулы способны значительно снизить эту готовность. Так, практически невозможно предоставить очень близ­кие к реальности аудиальные стимулы. Тогда как узнавание — апперцеп­ция — во многом зависит от реалистичности звукового ряда. Если это условие соблюдается, то различие между реальным аудиальным опытом и его презентацией в качестве проективного стимула полностью исчезает. В то же время в обычной жизни мы часто сталкиваемся с «разобщенны­ми», «вырванными» из общего контекста звуками, озадачивающими и требующими особых подходов для идентификации, которые не вписы­ваются в четкие структурные рамки ТАТ.
Рассмотренные вопросы касаются различий, которые необходимо учитывать при создании аудиальной проективной техники, содержащей разговоры, шумы и музыку.
Если рассмотреть перечисленное в обратном порядке, музыка мо­жет представлять отдельный стимул, «фон» к основному настроению (са-унд-трек к фильму или мюзиклу; или часть реальной сцены, содержа­щей другие звуки). Меньше всего музыка использовалась в качестве са-
мостоятельного стимула, хотя Ван де Даль (Van den Daele) сообщает об эксперименте, в котором разные по стилю музыкальные отрывки сопро­вождались следующей инструкцией: «Я хочу, чтобы вы рассказали мне историю, которая подходила бы к этой музыке…» (испытуемые тестиро­вались индивидуально). Мы не располагаем более точной информацией об отрывках, включенных в основную работу, но можно предположить, что каждый из них передавал определенное настроение. Здесь можно также отметить неопубликованный итальянский тест, в котором два музыкаль­ных фрагмента содержат комбинации голосов и разнообразных звуков; в нем также используется музыка, как указано в третьей категории (см. выше). В частности, среди представленных музыкальных отрывков были «Песни Тристан» Чайковского и часть «Похоронного марша» из– сонаты Шопена «Ре бемоль минор». Возможности последнего довольно ограни­чены: настроение несомненно сентиментальное, но детали сюжета и ху­дожественная обработка варьируют. Примеры ответов испытуемых, при­веденные Ван де Далем, в особенности некоторые из историй, сочинен­ных больными шизофренией, настолько не соответствуют ожиданиям, что их можно скорее описать как ассоциативные, чем как апперцептив­ные. С другой стороны, Кунзи (Kunze), описавший тест музыкальных фантазий, заключает, что, согласно результатам, структура музыкаль­ного отрывка влияет на появление типичных установок и образов. Вместе с тем Кунзи продолжает утверждать, что материал включает большое количество информации о личной жизни испытуемого, доказательством чему может послужить осуществление эмпатической идентификации.
Схожие результаты приведены в неопубликованной докторской дис­сертации Мак Ивена (McEven). Его испытуемым (за исключением одно­го все были студентами) предлагалось прослушать 10 граммофонных за­писей, большинство из которых были хорошо известны, и использовать каждую из них как начало какой-либо истории — инструкции были во многом схожи с обычными инструкциями ТАТ. Здесь также применялась серия картинок ТАТ. Большинство музыкальных отрывков вызывали лег­ко классифицируемые ответы предсказуемого содержания, но с индиви­дуальными вариациями и исключениями. Также много общего имели темы, поднятые отдельно в ответах ТАТ и возникающие при прослуши­вании музыкальных фрагментов. Мак Ивен заключил, что данная техни­ка предоставляет небольшой простор для количественных измерения и приносит информацию в основном «обобщенного» типа.
Похоже, что музыка способна вызвать выраженную апперцептив­ную реакцию, но различия индивидуальных способов прослушивания и сложность музыки в целом делают практически невозможной стандарти­зацию данного теста.
Еще одной проблемой являются шумы, близкие к реальности звуки. Бин (Bean) замечает, что высокий уровень реализма ограничивает ди­апазон ответов испытуемых, и потому все они рассказывают фактичес­ки одну и ту же историю. Для того, чтобы избежать этого Бин использу­ет довольно сложную последовательность звуков, включающую голоса для «2 серий» его собственного Теста Звуковой Апперцепции (Sound-
Apperception Test). Тот же принцип применяется в большинстве тестовых материалов Адриани (см. упомянутый выше итальянский тест), а также в «Звуковом тесте» Мэя Хусни-Паласиоса (May Husni-Palacios). В ука­занной части своего теста Бин использует инструкции, практически идентичные стандартным инструкциям ТАТ; Хусни-Паласиос приво­дит следующие инструкции: «Скажите, какой из звуков напоминает вам… и, если хотите, то можете рассказать связанную с этим звуком историю». Однако оба экспериментатора анализируют скорее форму и структуру, чем содержание полученного таким образом материала. Дру­гими словами, их подход более соответствует технике Роршаха, нежели ТАТ. Фактически, это служит еще одним доказательством трудности создания звукового ТАТ. Бин проводит четкие параллели с техникой Роршаха при обсуждении им «1 серии» теста. Эта серия состоит из «ис­кусственных» звуков (например, пение канарейки, замедленное в 8 раз), которые требуется опознать. Ответы размещаются по трем делениям «реально-ориентированной» шкалы, которую автор сравнивает с оцен­ками F—, F и F+ в технике Роршаха. Оценки зависят не от точности определения реального источника звуков, а от количества интерпрета­ций, данных испытуемым, в сравнении с нормами, установленными эмпирически. Так, ответ «воющая собака» получает оценку 0 (нет от­клонения от «реальности»), что соответствует F+, тогда как «смею­щийся мужчина» получает 2 балла, что соответствует F—. Данные оцен­ки свидетельствуют о разнице в способностей различать звуки у шизоф­реников и у здоровых испытуемых.
Шумы и схожие с ними звуки более чем другие формы аудиальной стимуляции зависят от качества звуковоспроизводящих систем. Несом­ненно, современный уровень техники сводит эти проблемы к миниму­му, но звучание некоторых фоновых эффектов оставляет желать лучшего. В определенной степени такая неоднозначность воспроизведения являет­ся частью проективного метода, но иногда звуки, вырванные из контек­ста, воспринимаются как бессмысленные, и если такое восприятие не является одной из целей исследования, то может привести испытуемого в замешательство.
Подходя к рассмотрению «разговоров» (включая отдельные репли­ки, восклицания и т.д.), необходимо признать, что человеческая речь — лучшая основа для создания аудиальных стимулов типа ТАТ. Большин­ство таких техник включают младенческую речь, близкую по своему эф­фекту нечетким фигурам ORT. Использование четкой речи связано с многочисленными сложностями. Многие из них кросс-культурны по ха­рактеру и зависят не только от лингвистических особенностей, но и от нравов, обычаев. Этим объясняется невозможность стандартизации теста в ближайшем будущем. Вместе с тем чаше отмечаются трудности с логи­кой оценки стимульного материала, чем с его формальным анализом. Если кто-либо все же попытается использовать данный тест в работе с определенным типом населения, то лучше, вероятно, использовать боль­ше неоднозначных, двусмысленных звуков, а речь сделать как можно более ясной. В этой связи будет полезно ознакомиться с материалом Бра-
вермана—Чевигни или Андриани и наметить несколько путей передачи настроения и эмоций разными языками. Непереводимые идиоматичес­кие выражения — еще одно препятствие на пути межкулътурной стан­дартизации теста; жаргон может играть роль, аналогичную роли нацио­нального костюма в визуальном ТАТ.
Другой подход к разрешению языковой проблемы был осуществ­лен Браверманом и Чевигни. Желая использовать материал, основани­ем которого сл-ужила передача эмоций актерами, они создали последо­вательные диалоги на «искуственном» (символическом) языке. Первые попытки использования не увенчались успехом, но записи репетиций актеров, появившись в английском переводе, дали более значительные результаты и БС-АРТ в настоящее время содержит и отрывки на '«иску­ственном» языке, и английскую версию. Сравнение ответов испытуе­мых по двум указанным версиям представляется «диагностически важ­ным».
До сих пор не было сделано ни одной попытки детального сравне­ния аудиальных проективных техник, но и без этого очевидно, что сход­ство превышает отличие. Как и в случае с разновидностями техники «Ри­сунок человека», данные техники имеют все возможности для объедине­ния и развития своего научного потенциала. Обе работы — Хусни-ГТал-сиоса и Бравермана и Чевигни — созданы с учетом особых потребностей слепых испытуемых, но необходимо дальнейшее развитие аудиальных проективных техник в данной области. В любом случае создание «ауди-ального ТАТ» для слепых менее проблематично, чем создание «аудиаль-ного Роршаха». Другой вопрос, который пока остается открытым, — есть ли необходимость в «аудиальном ТАТ» как альтернативе обычного ТАТ для зрячих. И. Абрамсон (Abramson), использовавший БС-АРТ, и Бин –тестировали зрячих испытуемых, задействовав обе модальности, и каж­дый отмечал различия доминантных установок, потребностей и т.д.; ауди-альные техники были более продуктивны при передаче агрессии и дру­гих негативных эмоциональных реакций. Последнее подтверждается ис­следованием Крамера и Ароновича (Kramer and Aronovich), которые использовали исключительно звуковые стимулы. Было бы интересно уз­нать, не связано ли это с тревогой зрячих испытуемых, лишенных при­вычных визуальных стимулов.
Использование проективных техник при работе со слепыми испы­туемыми довольно подробно рассмотрено Лебо и Брюсом (Lebo and Bruce), Кроме того, они описывают тактильные задания — выразительные и симптоматичные. Последнее заслуживает особого внимания; моторное представление рисунка — лишь один из вариантов тактильного теста. Интересно отметить, что в данном случае результаты слепых по всеми параметрам сравнимы с результатами зрячих. Информация, полученная Лебо и Брюсом, также наводит на мысль о том, что можно ожидать создания именно «тактильного», а не «аудиального» теста Роршаха. Хотя, конечно, создание и распространение такого теста будет связано со мно­жеством трудностей. Тест «Кипарис на коленях», в котором используют­ся модели корней кипариса разнообразных, порой весьма неожидан-
17 Проективная психология
ных, форм, может служить основанием теории объектных отношений, но цель теста, если говорить, опираясь на стандартные.психиатрические термины, состоит скорее в постановке диагноза.
Третья группа включает несколько разнородных тестов. Не все они целиком вписываются в категорию неизвестных: некоторые из них полу­чили широкую огласку благодаря частому упоминанию в литературе и устных сообщениях. Здесь они рассматриваются скорее для создания це­лостного представления о проективных техниках, чем для детального рассмотрения полученных с их помощью результатов.
Ожидается, что стандартизацию апперцептивных техник возмож­но будет осуществить через.упрощение материала, в частности, через сведение к минимуму специфичных, узко культур ных элементов. В связи с эти можно представить Тест руки, связанный с именем И. И. Вагнера (Е. Е. Wagner). В начале тестирования испытуемому демонстрируют рисун­ки руки и просят рассказать, что, по его мнению, делает эта рука. Техни­ка была разработана для исследования природы агрессии, но использо­валась и в других целях, что хорошо отражено в научных докладах, опуб­ликованных в середине 60-х годов. Было отмечено, что получаемая ин­формация (особенно в данном подходе) весьма ограничена, и более точ­ная диагностика возможна лишь при использовании других, более осно­вательных техник.
Попытка упрощения материала проявилась в использовании «фи­гур из палочек» в качестве проективных стимулов. Некоторые из таких попыток до сих пор не опубликованы. Существует также проективный тест — «Групповой личностный проективный тест» (Group Personality Projective Test, GPPT) Кассела и Кана (Cassei and Kahn). «Фигуры из пало­чек» с большими головами представлены на полуструктурированном фоне, а ответы испытуемого строятся на выборе между пятью альтерна­тивными интерпретациями довольно общего характера. Они необходимы для определения общего числа потребностей (согласно Меррею) и сте­пени «напряжения», обусловленного ими. Оценка разнообразных «клю­чей» дана для различения низкого уровня адаптации, преступной на­клонности и (в меньшей степени) лидерских качеств. Утверждается, что тест абсолютно надежен, защищен от различных влияний и что одновре­менно с его помощью может быть протестировано от 200 до 300 человек. Если это подтвердится, то на GPPT будет возложено множество надежд, связанных с его применением в различных контекстах, в особенности, если он получит хорошую статистическую поддержку. Похоже, однако, что этот момент мало кого заботит.
Форрест и Ли (Forrest and Lee) также использовали фигуры из палочек в своем исследовании главным образом для иллюстрации опре­деленных изменчивых человеческих потребностей, описанных Мерреем (см. рис. 40). Надо отметить, что сюда были включены некоторые узко­культурные элементы: например шлем английского полицейского в од­ном из «доминирующих» рисунков, а также сцены дуэли, символизиру­ющие агрессию. Эти картинки были показаны при помощи тахистоскопа. Испытуемых попросили сообщить о том, что, по их мнению, делают

Рис. 40. Фигуры из палочек Форреста и Ли

люди; результаты сопоставили с таблицей «Персональных предпочте­ний» Эдварда (Edwards Personal Preference Schedule) и с «Открытым про­ективным тестом» («Open Projective Test») (три истории по таблицам ТАТ). Главная цель авторов — исследовать взаимосвязи между понятиям «вытеснение» и «перцептивная защита»; точный подход к данному воп­росу пока не выработан, но уже можно отметить результаты некоторых исследований. Первое — не получено никаких подтверждений того, что перцептивная защита является процессом вытеснения. Второе — свобода перцепции и процесс отбора картинок из палочек связаны с силой осоз­нания испытуемым своих потребностей, что является опровержением утверждения, что в проективном ответе скрыта тенденция к отвержению. Это исследование — лишь одно из нескольких, проведенных с целью нахождения ответа на главные вопросы психологической теории, в ко­торых были соединены проективный и непроективный подходы к изуче­нию личности. Фигурки из палочек из-за своих ярко выраженных эксп­рессивных свойств представляют собой проективный материал самого низкого уровня сложности.
Фигуры, схожие по своей простоте с фигурами из палочек (хотя качеством своих линий они слегка напоминают Турбера), используют­ся в тесте «Последовательность картинок» Томкинса-Хорна (Tomkins-Horn Picture Arrangment Test, PAT). Общий принцип субтестов последователь­ности картинок в соответствии со шкалой Векслера таков: три рисунка с изображением одного и того же «героя» в разных, но похожих ситуа­циях располагаются испытуемым в определенном порядке. По каждому рисунку необходимо рассказать «историю», ограничиваясь рамками
одного предложения. Эти ответы в дальнейшем почти не используют­ся, поскольку формальный анализ основан всецело на порядке, в кото­ром данные рисунки располагаются на одном листе (образец см. на рисунках 34—36). Любопытная организация стимульного материала при­звана минимизировать «эффект положения»; аналогичная причина ле­жит в основе выбора символов (О, V, и п, условно обозначаемые в печа­ти как О, V, и I), а не номеров или букв алфавита для идентификации рисунков. Из двадцати пяти листов с рисунками шестнадцать изобра­жают какую-либо рабочую ситуацию на производстве. Чаще всего, только тщательно рассмотрев их, мо-жно обнаружить различия между ними. Кроме того, существует несколько рисунков, повторяющихся на раз­ных листах. После просмотра тестового материала остается впечатле­ние однообразия, и хотя изображение рабочих ситуаций является, бе­зусловно, лучшей альтернативой домашней обстановке, которую часто используют в тематическом стимульном материале, но испытуемым довольно трудно идентифицировать себя с таким наводящим тоску «ге­роем». К тому же, структура рисунков и заданий предполагает суще­ствование «верного» ответа, поскольку большинство интерпретаций основываются на выявлении редких типов ответа. Механизм, предназ­наченный для обработки данных этого теста, несоразмерно сложнее вкладываемой информации. Из наблюдения за выполнением этой ме­тодики стало ясно, что любое из шести возможных расположений трех рисунков, представленных на одном листе» обусловлено различными причинами, т.е. в зависимости от иллюстрируемой «истории» последо­вательности могут радикально отличаться друг от друга. Соответствен­но создается впечатление ложной объективности. Томкинс осознавал этот риск, но продолжал утверждать, что противоречия уменьшаются с абсолютной частотой особых типов ответа на рисунки, и очень часто повторяющиеся ответы не оцениваются вовсе. К его чести надо отме­тить, что при сопоставлении ответов с готовыми оценками учитывался образовательный уровень, IQ и возраст испытуемых.
Шесть детально рассмотренных случаев применения данного ме­тода представлены в отдельной публикации. Туда также включен обыч­ный психиатрический диагноз, сделанный на основании «симптомов па­тологии», но его интерпретация дана, главным образом, в терминах тео­рии личности Томкинса, где интерес «фокусируется», по словам самого Томкинса, на проблемах эмоциональных реакций и на влиянии катарси­са на работу, общение и физическое состояние. Понятиям «социофобия» и «социофилия» Томкинс уделяет особое внимание. Последовательное расположение рисунков на листе PAT указывает на позицию испытуемо­го по отношению к этим полярным понятиям — образец идеологической поляризации, характерный, по мнению Томкинса, для западного типа мышления.
Эти обсуждения увели нас в сторону от вопроса упрощения тема­тического стимульного материала, Другой, более реальный путь миними­зации перцептивной сложности человеческой фигуры — свести ее изоб­ражение к контуру, силуэту. Удивительно, что эта идея была использова-
на лишь в технике «Десять силуэтов» Дакара –Драй сдела и Бабингтона Смита (Ten Silhouettes of Dockar-Drysdale and Babington Smith), которая представляет собой «зачаток» теста составления рассказа по картинке. Материал техники состоит из силуэтов человеческих фигур на двухсто­ронних карточках (с обратной стороны изображена та же фигура, что и с лицевой стороны). Испытуемый различными способами манипулирует стимульным материалом и интерпретирует его. Насколько известно авто­ру, не было сделано никаких попыток по созданию точного руководства к данной технике. Заметки, которыми снабжен материал, содержат лишь предположения и советы по анализу результатов (например, «импорти­руемые» объекты и их характеристики, используемые грамматические времена и т.д.). Эти заметки довольно схожи с теми, которые даются в системе ТАТ Вайтта. В отношении указанной техники, остается откры­тым вопрос об эмпирическом подтверждении ее диагностических воз­можностей, кроме того, в ней ощущается нехватка прочных теоретичес­ких оснований.
«Свободное» рисование, возможно из-за потенциально широкого содержательного диапазона, затрудняющего классификацию, получило, главным образом, системную обработку. Однако Паула Илкич (Paula Elkisch) описала анализ скорее формальных переменных, нежели пере­менных содержания. Ее работа основана на представлениях Анны Фрейд о функционировании эго, и потому ограничивается анализом детских рисунков. Здесь следует привести сравнение с работами автора в области моторного представления рисунка.
Среди техник, требующих особого рола рисования, аналогичных ДДЧ, может быть упомянут тест «Рисунок, машины» (Draw-a-Car Test). Со­циологическая и психологическая роль легковых автомобилей в сегод­няшнем мире не нуждается в дополнительных комментариях.
Британский Тест контролируемой проекции Равина (Raven's Control­led Projection Test) уже опубликован и представляет пока небольшое, но заметное направление исследований. Этот тест состоит даже не из одной, а из двух техник, так как процедура тестирования взрослых значительно отличается от процедуры тестирования детей. Детям предлагается свобод­ное рисование, во время которого под руководством психолога они при­думывают историю. На протяжении их рассказа психолог задает серию вопросов, касающихся центральных фигур, с которыми, по его мнению, идентифицирует себя ребенок. В версии для взрослых демонстрируются изображения дороги, ящика и человека, занятого рисованием. Испытуе­мого просят создать рисунок, каким-либо образом связанный с представ­ленными картинками, а затем задают вопросы, аналогичные вопросам детской версии теста. Более детальные инструкции по анализу и интерпре­тации рисунков и ответов испытуемых на вопросы теста не даны; вместо этого предлагается обсудить сам процесс проекции и тип психической активности, проявляющейся в ней. Если исходить из психометрических стандартов, Тест контролируемой проекции, возможно, самая несовер­шенная из всех проективных техник. Однако некоторые проективисты на­ходят ее эффективной. Необходимо заметить, что основная функция рису-
ночного задания — снижение напряжения и содействие появлению «ис­кренних» ответов. Происходит ли это в действительности, неизвестно; между тем кто-то может скептически предположить, что дети могут по­считать рассказывание историй вторжением в процесс рисования.
Противоположным является рисуночное задание в тесте «Окруж­ности» Т. Дж. Коттла (Circles Test of Т. J. Cattle), входящего в классифи­кацию «одноядерных» техник, которые будут рассматриваться в конце этой статьи. Тест «Окружности» создавался в качестве инструмента ис­следования представлений о времени. Испытуемых просили нарисовать на листе бумаги три круга, символизирующих прошлое, настоящее и будущее. Система оценки включает две переменные: (1) степень сопри­косновения или степень, в которой круги покрывают друг друга; и (2) «доминирование» того или иного круга (в инструкции это положение подчеркивается следующими словами: «Вы можете использовать круги разных размеров»).
Рассмотрение философских основ теста «Окружности», а также его предшественников в области психологии восприятия времени выходит за рамки этой книги, но данные, полученные Когтя и др., позволяют говорить о влиянии индивидуальных, в том числе и половых, различий на получаемые результаты. Кроме того, определенную ценность может представлять изучение связей идей Коттл с показателями ТАТ, ввиду того, что опубликованные в 1960-х годах работы с ТАТ указывают на устойчивые корреляции между индивидуальными свойствами и отноше­нием к времени. Так, Ипли и Рикс (Epley and Ricks) изобрели собствен­ную шкалу измерения «будущего» и «прошлого» времени, отраженного в ТАТ-историях: испытуемый, который положительно оценивает свои до­стижения, в целом более сензитивен и «открыт для нового опыта». Вол-форд (Wohlford) вместе с тем обозначил различия между когнитивными (или представляемыми) и эмпирическими (или поведенческими) ас­пектами того, что он называет «протяжением» личного времени.
Тогда как рисуночные техники были описаны как экспрессивные, Трехмерный личностный тест (Three Dimensional Personality Test; 3-DPT) Дориса Твитнела-Аллена (Doris Twitchell-Allen) является скорее манипу-лятивным. 3-DPT можно описать как абстрактную технику «мира», кото­рая объединяет в себе элементы разных тестовых процедур. Эта техника включена в число методов для работы со слепыми Лебо и Брюса (Lebo and Bruce), но хотя считается, что она подходит для лиц от 3 лет и старше (зрячих и незрячих), никаких более определенных рекомендаций по использованию теста со слепыми не дается. Материал состоит из двад­цати восьми пластичных предметов, распределенных по порядку: от име­ющих четкие геометрические формы до форм, смутно напоминающих человеческие. Испытуемому необходимо выбрать какой-либо из предме­тов, отложить его на столе и рассказать историю, используя выбранные предметы. Эта часть теста называется «доименной». Затем следует «имен­ная» часть: испытуемому требуется сказать, что ему напоминает данный предмет. Эта часть теста оценивается в соответствии с традиционными категориями оценки в технике Роршаха. После этого, по версии Фейна,
проводится заключительная часть теста, в которой экспериментатор вы­деляет три предмета, близких по форме к человеческой фигуре, со сло­вами: «Сейчас я выберу несколько предметов… Не могли бы вы расска­зать о них историю». Это напоминает Часть ТТ теста «Сортировка предме­тов». Если история испытуемого не отражает, как предполагается, взаи­моотношений «отец—мать—ребенок», то экспериментатор снова выни­мает те же три фигуры и произносит первые фразы рассказа, отражаю­щие подобные взаимоотношения; здесь можно заметить аналогию с прак­тикой контролируемой проекции.
Вместе с тем остается открытым вопрос о том, возможно ли объе­динить такие разные источники в единой технике. Само название.теста — Трехмерный личностный тест — вызывает сомнение, хотя Фэйн утверж­дает, что оно позволяет определить ассоциации испытуемого с каждой из двадцати восьми фигур, даже если только две из них используются им в первой, «доименной», части теста. Согласно Лебо и Брюсу, анализ остается на усмотрение экспериментатора, и потому утверждение Фейна неубедительно. Материал 3-DPT, конечно, не имеет аналогов, но автору потребуется много энтузиазма для стимуляции интереса других исследо­вателей к этому тесту. «Неопределенная» форма предметов в данном тес­те отлична от «неопределенности» картинок ТАТ. Фактически продукция 3-DPT не столько напоминают «мировые» конструкции, сколько дея­тельность насытившегося за обедом стратега, разворачивающего свои силы через применение солонки и зажима для салфетки.
Комбинация особенностей различных техник представлена также в Тесте расстановки символов Кана (Kahn Test of Symbol Arrangement; KTSA). По мнению автора, материал KTSA не может служить основанием для проективной техники. Тем не менее тест получил 64 рекомендации и официально считается, что по своему уровню он находится значительно выше, чем хорошо известный тест составления рассказа по картинкам. Их, конечно, не следует сравнивать: KTSA, в сущности, является тех­никой, построенной на «выборе», и вербализация играет второстепен­ную роль.
«Символы», давшие название этой технике, представляют собой шестьдесят пластичных предметов, имеющих определенное символичес­кое значение. Автор описывает их как символы, сформировавшиеся в рамках определенной культуры. В них входят собаки, бабочки, сердца, звезды, якорь, крест, круг и бесформенный зеленый символ, который может быть похож на попугая (при добавлении в качестве указателя к одной из частей круга). Согласно инструкциям символы располагаются на полосках с пронумерованными отрезками. Первая, вторая и послед­няя расстановка — свободные; в третьей необходимо воспроизвести по памяти второе; в четвертом испытуемого просят расположить предметы в соответствии с предпочтениями. В качестве дополнительного задания требуется определить, что символизируют данные предметы, и, нако­нец, рассортировать их по восьми категориям – Любовь, Ненависть, Плохой, Хороший, Жизнь, Смерть, Маленький, Большой. Оценка дол­жна быть максимально объективной, особенно в случае с «полярными»
(в значении Роршаха) ответами; требуется высокая тестовая надежность. Симптоматичным является расположение более чем одного предмета на отрезке, а также трудности в его определении и воспроизведении. Глав­ная цель теста — диагностика органических и психотических состояний, и их признаки включены в KTSA, также как и в другие подобные ей техники. Другие признаки определяются эмпирическим путем.
В целом., этот подход основан на интерпретации психоза, как откло­нения от детерминированного культурой образа мышления, и потому, приведенный автором детальный анализ единичных случаев, весьма убе­дителен. Неудовлетворительной" может показаться символизация некото­рыми предметами «коллективного бессознательного». Так, довольно труд­но определить, каким образом собаки (большая и маленькая черная, а также маленькая белая) могут символизировать родителей, супруга, сиб-линга или самого себя, кроме как через их взаимоотношения друг с дру­гом. Такого рода символике можно противопоставить символику сердец, которые используются либо просто как предмет в форме сердца, либо как признак определенных «нежных чувств». «Голубые сердца* в противопо­ложность красным ассоциируются с каким-то амбвивалентным нежным чувством прошлой эмоциональной травмы. Можно предположить, что эти ассоциации определяются прошлым опытом испытуемого; если это так, то как объяснить определение предмета в виде попугая как фаллоса? Со­здается впечатление, что автор не имеет четкой позиции в вопросе функ­ционирования бессознательного. Материал и задания теста также, можно сказать, «слегка неуместны». Знакомство с материалом при проведении данной техники мало похоже на осмысленную «встречу» (выражаясь в тер­минах Шахтела (Schachtel), в особенности тому, кто имеет недостаточный опыт прохождения тестов в качестве испытуемого. KTSA было уделено такое довольно пристальное внимание в связи с его новизной и соответ­ствием высоким психометрическим стандартам, однако, невозможно по­нять, действительно ли существует связь между глубоко психологически­ми и эмпирическими областями человеческой психики.
Обсуждая KTSA, мы отметили, что в него включены элементы раз­нообразных проективных техник. Еще один тест, состоящий из несколь­ких разносторонних субтестов, применяющихся отдельно, но объединя­емых при подсчете, — тест «IES» Домбрози и Слобина (Dombrose and Slobin). В последние годы, он вновь привлекает внимание исследователей; кроме того, он заслуживает рассмотрения, поскольку является единственным тестом, созданным для измерения на основе психоаналитических кон­цепций. Буква «I» в заглавии означает «импульс», но может также озна­чать «ид»; «Е» и «S» — соответственно «эго» и «супер-эго». Установлены три оценки – I, Е и SS, которыми обозначаются особые функции ид (или импульса), эго (приспособление к реальности) и супер-эго, кото­рое состоит из «полного осознания» (S-оценка) и «избегания вины» (D-оценка), таким образом IS — это сумма S– и D-оценок. Этот тест включает следующие четыре субтеста: 1. Тест «Заголовок к картинке» (Picture Title Test, PT): двенадцать рисунков, каждому из которых дается свое заглавие.
2. Тест «Завершение историй по картинкам» (Picture Story Completion
Test, PSC). Состоит из тридцати «историй» в карикатурах, каж­дую из которых необходимо завершить, выбрав заключитель­ную карикатуру.
3. Фотоаналитический тест (Photo-Analysis Test, PhA), Состоит из де-
вяти фотографий мужчин, по каждой из которых задается два вопроса.
4. Тест «Стрелки и тонки» (Arrow-Dot Test, AD): двадцать три зада­ния, для решения которых нужно провести линии между стрел­ками и точками. Испытуемому сообщают, что черные раздели­тельные полосы являются препятствием, которое нельзя пере­секать, тогда как более тонкие непрерывные линии — можно; ничего не говорится о пунктирных линиях, которые тоже встре­чаются.
Существует руководство по оценке тестов, содержащее примеры ответов PT. PSC и PhA также имеют критерии для объективной оценки: различные альтернативные выборы испытуемого шифруются при помо­щи одной из I-, Е-, S– или D-оценок. В руководстве по оценке теста AD, пересечение испытуемым разделительной полосы (т.е. игнорирование запрещения) обозначается как I-ответ, избегание точек, в которых до­пускается пересечение, как S-ответы, а рисование (верных) укорочен­ных линий, как ответы Е. Интерес представляет и то, как испытуемый справляется с пунктирными линиями, которые не были упомянуты в инструкциях. Между прочим, похожая идея используется при тестирова­нии Британским Исполнительным комитетом по стратегическим опера­циям. Такие ситуационные тесты (еще известные под названием «Следуй за моими указаниями»), включающие искусственные препятствия и лож­ные дорожки между рядами линий и т.д., придуманы для выявления способности следовать инструкциям. Для некоторых испытуемых такие «отвлекающие внимание препятствия» оказываются непреодолимыми.
Психометрические данные IES и обе его переменные — умствен­ные способности и социальное одобрение — часто подвергались критике. С другой стороны, Клин выразил убеждение в том, что валидность IES полностью не опровергнута. Тем не менее попытка подтвердить данные IES путем сравнения с ответами теста «Картинки про Блэки» не принес­ла никаких положительных результатов. Клин предполагает, что эта не­удача подтверждает вывод американских авторов о том, что валидность IES отражает определенные «культурные особенности». Таким образом, весьма вероятно, что IES содержит интересные для будущих исследова­ний элементы, но можно выразить сомнение относительно потенциаль­ной возможности использования данной техники в клинических целях, а также верности трактовки заложенных в ней идей Фрейда.
Подводя итоги и отвечая на вопрос, каким техникам следует уде­лить особое внимание, можно сказать, что многое зависит от типа ин­формации, которую желает получить исследователь при использовании проективного метода. Мы, таким образом, возвращаемся к категории «цель», которая позволяет разделить проективные техники в соответ-
ствии со своими функциями. Из рассмотренных в настоящей статье техник к подкатегории «терапия» можно отнести Трехмерный личнос­тный тест — единственную технику, имеющую потенциал активизации фантазии испытуемого и установления субъект-субъектных терапевти­ческих отношений. В подкатегорию «диагноз» может быть включен Тест расстановки символов Кана. Однако ни одна из техник, представлен­ных здесь, не позволяет получить целостную картину свойств личности
испытуемого.
Если рассматривать исследование как продвижение к определен­ным «пограничным» областям психологии, то аудиальные техники бла­годаря пересечению границ между разными модальностями до многом способствуют раскрытию природы перцепции. Следовательно, проектив­ный метод разрушает традиционное представление о том, что визуаль­ная модальность является основным каналом восприятия. Кроме того, проективный подход может внести ценный вклад в изобретение новых методов изучения перцепции, основанных на различных модальностях.
Возможно также, что изучение системы потребностей человека или другие исследования, использующие критериальные группы, помогут в создании стандартизированных проективных стимулов, таких как «фи­гурки из палочек» Форреста и Ли. Они, возможно, будут ненеопределен­ными по структуре, что в проективном контексте звучит нескольео па­радоксально, но ничто так не парадоксально, как использование точно определенных цветов в тесте СРТ. *
Вместо того чтобы рассказывать о мало известных проективных тех­никах, таких как «забытые шедевры» музыки и других, будет лучше сде­лать обзор основных техник, прежде чем перейти к рассмотрению новых направлений их применения.
Рассматривая техники сквозь призму классификации, мы остано­вились на подкатегории «терапия». Как уже говорилось, терапия и пони­мание не противоречат друг другу. Большинство клиницистов согласи­лось бы с тем, что терапия без понимания невозможна, а беседы и тес­товые ситуации являются основой терапевтических взаимоотношений. Другой вопрос — какого уровня понимания желает достичь эксперимен­татор, и если его интерес ограничен, например областью семейных от­ношений, то предпочтительнее использовать простую, а не подробно разработанную технику. В этом отношении игра с куклами, как обнару­жили Мур и Юкко (Moore and Ucko), имеет значительные преимуще­ства перед Тестом мира. Однако Тест мира (или его эквиваленты) предо­ставляют больший простор для активизации фантазии и в определенных обстоятельствах подходят для использования со взрослыми испытуемы­ми. Как уже отмечалось, подобные техники традиционно использовались в диагностике, но это не является их главной целью, и нет необходимо­сти в их дальнейшей стандартизации. С другой стороны, Мозаика Л овен-фельд может использоваться и для терапии, и для «понимания», и для диагностики; возможно, однако, что потребуется небольшая работа по систематизации данных. Не исключено также, что кто-то заинтересуется разработкой терапевтических аспектов Методики объектных отношений
(ORT). Немного внимания можно уделить пересмотру содержания серии В. Серии В2 и ВЗ кажутся автору похожими, a BG в целом слишком структурированным.
Промежуточную позицию между терапией и двумя другими подка­тегориями занимают техники изучения межличностных взаимоотноше­ний. Здесь нельзя не отметить значительный вклад IPM. Было бы инте­ресно увидеть дальнейшую работу по увеличению его надежности, ин­терпретации различных совпадений и т.д. Упрощение и сокращение не­которых пунктов помогут сделать процедуру данной техники более пре­одолимой для испытуемого. Однако иногда придется преодолевать трудно­сти при распутывании клубка информации, а также в понимании-взаимо­отношении между базовыми понятиями техники; в большинстве формаль­ных интерпретаций используется «правило большого пальца». Противопо­ложный этому, но тоже подходящий в данную категорию метод — тест Бине—Энтони (Bene—Antony). Он не является проективным по сути, но имеет некоторые проективные свойства, и потому может быть использо­ван при исследовании перекрестной валидизации между ним самим и схожими проективными техниками.
Что касается диагностики, то необходимо отметить, что и клини­цисты, и другие исследователи, чей главный интерес заключается в по­лучении ясных ответов на определенные вопросы, вряд ли вообще ис­пользуют проективные техники. Справедливости ради следует сказать, что определенные характеристики восприятия и мышления при органи­ческих поражениях и других формах личностных расстройств хорошо проявляются в проективном ответе, особенно при использовании теста Роршаха и теста «Сортировка предметов». Настоящий автор долгое время работал с последним подходом и уверен в том, что он может использо­ваться в самых разных сферах при одновременной разработке его альтер­нативных форм. Проективный ответ на цвет тоже следует всесторонне изучить. Существование точного перечня и возможность контроля за цве­товыми переменными позволяют классифицировать функции данного подхода в соответствии с практическими требованиями.
Для включения в категорию «описание» (или того, что в данной статье мы называем «понимание») больше подойдет комбинация раз­личных подходов, нежели одна определенная техника. Однако если по­требуется сделать более определенный выбор, то лучшим примером мо­жет послужить тест Роршаха и ТАТ, при этом автор не предполагает сравнения их функций. Что касается техники Роршаха, то автор чувству­ет необходимость либо в подтверждении критериев, данных Клопфером (Klopfer) для интерпретации определенных взаимосвязей между факто­рами, либо в рассеивании представлений о том, что они являются опре­деленной точкой расхождения. При рассмотрении ТАТ главный вопрос состоит в степени идентификации испытуемого с центральной фигурой «героя». Допускается использование ТАТ и без рассмотрения таких воп­росов, но его валидность следует иногда подвергать сомнению.
Существуют также вопросы, которым необходимо уделить особое внимание. К ним относится рассмотрение комбинаций техник, что еще

иногда называют батареей тестов. В отношении к психометрической прак­тике это означает одновременное изучение различных способностей и форм поведения. В клинической практике и главным образом при оценке свойств личности используются отличные по своим функциям тесты, составляющие тестовую батарею; другими словами, вместе применяются тесты, состоящие из нескольких компонентов, и «перепроверяющие» результаты друг друга. Крайним случаем является использование Цулли-гером (Zulliger) сразу трех тестов с чернильными пятнами. Тем не менее возможно использовать независимо друг от друга сразу несколько мето­дик в целях постановки психиатрического диагноза. Очевидно, конечно, что ни один из исследователей не стал бы заготавливать копии диагно­зов, на основе отдельной техники каждый, на одного и того же испыту­емого; поэтому необходимо рассмотрение согласующихся результатов, полученных различными способами, для выделения их внутри структу­ры исследования и привлечения «слепого» анализа.

Однако подобные результаты не приветствуются. Так, приведем в качестве примера научный доклад об исследовании Литтела и Шнейдма-на (Little and Shneidman). В исследовании принимали участие 12 мужчин, чистокровных кавказцев, протестантов, с 10—12-летним образованием, с IQ от 90 до 150, в возрасте между 22 и 33 годами. Они были протести­рованы с помощью теста Роршаха, ТАТ, Теста расстановки символов Кана и MMPI; на каждого испытуемого были также собраны данные анамнеза (довольно полные психиатрические истории). Испытуемые, все те, кто во время тестирования находились в больнице, были разделены по четырем категориям (т.е. по три человека в каждой): «без психиатри­ческих расстройств*, «невротики», с «психофизиологическими расстрой­ствами» (два с желудочно-кишечными заболеваниями и один с кожны­ми проблемами) и «психотические» (шизофрения и другие виды рас­стройств). Протоколы исследования и данные анамнеза были различны­ми путями оценены командой экспертов из 72 человек, каждый из кото­рых был специалистом в определенной области психологических зна­ний, многие из них довольно известные мастера проективной психоло­гии. Здесь не представляется возможным рассмотреть все методы, приме­нявшиеся в этом почти всеобъемлющем исследовании; действительно, от судей требовалось проведение процедур (например, завершение Q-сортировки), которые не входят в обычную клиническую практику. Так­же невозможно перечислить результаты исследования, все из которых были сделаны с большой осторожностью. В целом результат резюмирован авторами следующим образом:
1. Согласование диагнозов либо на основе теста Роршаха и MMPI, либо на материале анамнеза лучше, чем постановка диагноза «на удачу».
2. Согласование диагнозов, основанных на тесте «Составь картину-
историю» или ТАТ, мало чем отличается от обычной диагнос­тики.
Другими словами, из трех проективных техник только тест Рорша­ха выдержал проверку и дал результат, близкий к согласованным диаг-
нозам. Неудача ТАТ не удивила тех, кто, как и настоящий автор, ощуща­ли его несоответствие цели исслелования. Замечу, однако, что не было сделано никаких специальных попыток к достижению согласованности между техниками, за исключением вспомогательных процедур (Q-cop-тировка и Шкала лжи). Самые несогласующиеся, разнородные результа­ты были получены в отношении испытуемых «без психиатрических рас­стройств»: тестовые данные показали более высокий уровень дезадапта­ции у здоро'вых испытуемых по сравнению с уровнем, указанным в их историях болезни. Таким образом, подтверждается распространенное ут­верждение о том, что проективное тестирование «заставляет» людей быть более ненормальными, чем они есть на самом деле.
Хотя тесты, использованные Литтелом и Шнейдманом, применя­лись к одним и тем же испытуемым, процесс все же требовал некоторой модификации для различных групп испытуемых. Согласованность между техниками становилась более очевидной, если, скажем, демонстрирова­лась систематическая связь между определенными ответами в технике Роршаха с содержанием ответов в других техниках, таких как ТАТ. Из этого, конечно, не следует, что разные типы ответа имеют одинаковое значение, если только не сравнивать их по поверхностным, отдаленным критериям. Критерием может служить «объясняющая» гипотеза, обычно возникающая в рациональных или релевантных техниках.
Небезынтересны результаты симпозиума, проведенного АПА (Аме­риканской Психологической Ассоциацией) в 1959 г. и озаглавленного «Про­гнозирование поведения через использование проективных техник». Это название вводит в заблуждение, так как симпозиум, по сути, был посвя­щен обсуждению только одного исследования пары близнецов. Один из них — Дик — открытый гомосексуалист, другой — Том — гетеросексуал. С близнецами дважды провели тест незавершенных предложений (версия Фо-рера), ТАТ (10 картинок), гештальт-тест Бендера и тест Роршаха. Протоко­лы тестирований были изучены ведущими экспертами (см. таблицу 11), и итоговые записи (за исключением Бендер-Гештальта, который не был за­вершен) были собраны Ивлином Хукером (Evelyn Hooker) — авторитет­ным специалистом в психологии сексуальных расстройств. Дополнительная сложность состояла в том, что между тестированиями Том, гетеросексу­альный близнец, подвергся психоанализу, но это, кажется, не повлияло на результат исследования. Так, Форер (Forer), который оценивал данные теста незавершенных предложений, полностью отклонил за ненадобнос­тью протоколы повторного исследования. Хукер объяснил это недостат­ком системности и единого языка прогнозирования. Несмотря на это, ре­зультаты всех трех техник подтвердили, что Дик, гомосексуальный близ­нец, был менее тревожен и лучше адаптирован, чем его гетеросексуаль­ный брат. Не удивительно, что эксперты достигли большего согласия в отношении динамики личности Тома, чем Дика, ввиду того, что после­дний полностью адаптирован, пусть даже не в соответствии со стандарта­ми сексуального поведения. Другими словами, если главная функция про­ективной техники состоит в объяснении неадаптированного поведения, то данные исследования можно назвать успешными.
Однако мы не можем закончить на этой оптимистической ноте, так как три направления в поведении, которые детально исследовал Хукер, образуют три линии техник, противостоящих друг другу. Разно­гласия между техниками (которые полностью связаны с Диком) отраже­ны в таблице П. Если просто предположить, что каждая техника дала верный результат (что, конечно, не так, особенно без ссылки на исто­рии болезни), то можно выяснить, какой тип информации каждая из них выявляет. Читатель может определить это самостоятельно, исходя из того, что было сказано о функциях данных техник («Завершение предло­жений» были описаны как форма свободного самоотчета).
Проведение таких исследований будет только приветствоваться. Однако в них есть очевидные недостатки, а результаты даже сейчас вы­зывают сомнение и требуют проверки.
Таблица 11
Оценка «характеристик поведения», основанная на проективных техниках (по данным Кэрри)

«Завершение ТАТ (Генри) Дик рассматривался как предложений» (Форер)

Роршах (Пиотровски)

«Активный мужчина» «Ненавидящий женщин»

Да Да
Да Нет
Нет
Да

«Эмоциональный*

Нет
Да
Да
На основании всего вышесказанного можно утверждать, что, по­скольку будущее проективной психологии зависит от существующих на сегодня тенденций, такое положение дел будет продолжаться до тех пор, пока данные тенденции не будут рассмотрены как часть процесса разви­тия психологии в целом.
В новом выпуске ежегодного Психологического обозрения (Annual Review of Psychology) под заголовком «Проективная методология» (Projective methodologies), как и в других статьях, касающихся исследо­ваний личности, внимание направлено на такие «инструменты», как тест Роршаха и ТАТ. Кроме того, несколько параграфов посвящено Холцману (Holtzman), CAT (сейчас используется отдельно), тесту руки (Hand Test) и тесту «Картинки про Блэки» (Blacky Pictures), а также методам рисова­ния фигуры человека, незавершенных предложений, словесных ассоци­аций. Основное внимание отдано научным исследованиям, что является плохим симптомом, поскольку показывает, что проективная психоло­гия пытается скорее доказать самою себя, чем расширить сферу соб­ственной активности. Однако в ежегодном Психологическом обозрении отмечено одно событие, связанное с ТАТ, а именно — распространение проективного подхода на изучение межличностных отношений через получение «объединенного» ответа испытуемых вместо или в дополне­ние к индивидуальным ответам. Этот метод под названием «Интерактив­ное тестирование» (Interaction testing) был описан в 1960 г. в небольшой книге «Креативные изменения в проективных техниках» (Creative Variations in Projective Techniques). Авторы (Мелвин Роман и Джеральд Бауман — Melvin Roman and Gerald Bauman) также принимали участие в симпози-
уме по «Согласованию использования техники Роршаха в изучении про­блемного поведения», о котором сообщалось в журнале «Проективные .техники» (Journal of Projective Techniques). Научные доклады содержали истории болезни и детали количественных методов, благодаря которым можно получить точные данные об изучаемых межличностных отноше­ниях. Были предложены новые системы и категории оценки полученной информации и утверждалось, что это содействует возникновению новых направлений* в клинических исследованиях, таких как изучение «про­дуктов взаимодействия», а также модификации существующих концеп­ций. Кроме того, появилось предположение, что поведение в диадичес-кой группе может служить моделью для объяснения индивидуального поведения.
Техники, отличные от теста Роршаха, тоже подвергаются согласо­ванию Так, в том Мак Рейнольда «Успехи в области психологической оценки» (McReynold «Advances in Psychological Assessment», 1968) вклю­чена глава под названием «Совокупная оценка семьи: области дальней­шего развития» А. М. Бодина (А. М. Bodin). Удивительно то, что в обзоре ничего не сказано о вопросе применения техники Роршаха, хотя вклю­чена статья об иллюстрированных перцептивных тестах. Работа по ис­пользованию стандартного ТАТ связана главным образом с группой ис­следователей, работающей в колледже штата Сан-Хосе и возглавляемой В. Д. Винтером и А. Дж. Ферейра (W. D. Winter and A. J. Ferreira). Результаты факторного анализа историй ТАТ, рассказанных 55 «семейными триада­ми», обнаруживают, что фактически психиатрический диагноз не явля­ется основой классификации семей в целях эксперимента. Тем не менее в основе разработки этих методов лежит вполне практическая цель — спо­собствовать лучшему пониманию семейных или других межличностных отношений для оказания дальнейшей терапевтической помощи, так как, к сожалению, только терапия способна наладить нарушенные взаимоот­ношения. Как говорит Филипсон (Phillipson): «Мы идем к осознанию того, что для исследования личности… необходимо рассмотрение союза двух или более людей, действующих в реальных жизненных обстоятель­ствах. Другими словами, чтобы раскрыть потенциальные возможности техники Роршаха, нужно вместо двух отдельных записей рассказов мужа и жены сделать одну запись, состоящую из их двусторонней коммуника­ции, взаимодействия в связи с чернильными пятнами». Остается откры­тым вопрос о том, действительно ли можно осуществить такую комму­никацию в большинстве техник, но очевидно, что интерактивным тес­тированием уже серьезно занимаются.
В качестве еще одной тенденции в использовании техники Рорша­ха выступает перенос акцента с формальной оценки на анализ содержа­ния (контент-анализ). Даже такие авторы как Анастази, которые часто критикуют технику Роршаха, признают, что если рассматривать ее с точки зрения содержания ответов, то протокол этой техники может быть ис­пользован как любой другой материал, полученный в ходе клинического интервьюирования. Тем не менее, как отмечают Зубин и др. (Zubin et al.), подобные тенденции противоположны тому, что Роршах описал как дви-
жение, когда во введении к своему «эксперименту» рассматривал пер­цепцию как инструмент изучения содержания психики. Роршах проводит различие между перцепцией (Wahrnehmung) как процессом и интерпре­тацией (Deutung) — ее конечным результатом. Понимание того, на ка­кой основе была построена интерпретация, зависит не только от содер­жания ответа, но и от других — традиционно более важных — детерми­нант и категорий локализации. Если это утверждение верно, то «перцеп­тивная оценка» становится ценной клинической информацией. С этой точки зрения «оценивание» является итогом тестирования или, лучше сказать, одной из его промежуточных целей.
Последние утверждения ведущих проективистов, таки-х как Валь­тер Клопфер и Мэргэрит Херц (Walter Klopfer and Marguerite Hertz), прямо или косвенно подчеркивают определенную тенденцию в проек­тивных исследованиях, а именно «сдвиг на содержание». Так, В. Г. Клоп­фер ссылается даже на практику «доверия к притянутым за уши гипоте­зам, сделанным на основе интерпретации оценок Роршаха». Ранее в том же контексте Клопфер отмечал, что техника Роршаха «больше не явля­ется магическим инструментом для исследования мистической внутрен­ней сущности личности». Из какого источника взяты термины «магия», «мистика» и даже «внутренняя сущность» не уточнялось: насколько из­вестно автору, эти слова составляют основу словаря проективно-ориен-тированных клиницистов. Часто отмечалось, что в то время как ТАТ ука­зывает на «здесь и сейчас», техника Роршаха*проливает свет на «базовую структуру личности». Может быть последнее как раз и означает то, что Клопфер назвал «внутренней сущностью». Тогда это является понятием, отражающим скорее измеренный, чем холлический взгляд на личность. Клопфер говорит следующее: «Тот факт, что на технику Роршаха могут легко повлиять мимолетные и ситуационные переменные, скорее вселя­ет надежду, чем обескураживает, но только в том случае, если кому-либо интересны появляющиеся под этим влиянием образцы поведения». Это утверждение полностью поддерживается сегодняшним проективным
движением.
Точка зрения, выраженная Херц, совпадает с точкой зрения Клоп­фера. В докладах, произнесенных на VII Международном Конгрессе Рор­шаха в 1968 г. и в (американском) Обществе по проективным техникам и оценке личности в 1970 г., Херц сделала акцент на двух дополнительных потребностях: первая — заниматься не только изучением личностной ди­намики слепых, но и социальных и культурных факторов, которые тоже во многом определяют поведение; второе — осознать, что поведенческие рефлексы стимулируются не только окружающей средой, но и внутрен­ней жизнью индивида. Эти высказывания являются скорее призывом к возобновлению связей между конфликтующими точками зрения, чем пре­вратным истолкованием Херц изменений в анализе проективных данных. А может быть и тем и другим, так как последнее предлагалось в качестве примера изменений, которые считались лишь капризом моды.
Нескольких последних страниц едва ли достаточно для рассмотре­ния современных теоретических направлений. Однако следует уделить

Рис, 41. «Схематическая аналогия» Шнейдмана

внимание описанию «гипотезы уровней». Этому направлению был отдан отдельный раздел «Научных статей» Конгресса 1968 г., упомянутого выше. «Гипотеза уровней» лучше будет понята, если рассмотреть ее в качестве группы гипотез. «Уровни» означают поведение, или личность, или даже методы изучения личности.
Называются разные первоисточники «теории уровней», но нам больше подойдет рассмотрение «Схематической аналогии» (рис. 41), при­думанной Шнейдманом в 1949 году. Мы надеемся, что читатель поймет эту «аналогию», даже при некотором ее упрощении. Шнейдман проком­ментировал «рисуночные тематические» тесты следующим образом: «Ис­пытуемый думает, что он сознательно контролирует процесс тестирова­ния, тогда как внутренние силы теста, подобные мотору, направляются в подсознание испытуемого и побуждают его к ответу». Эти слова Шнейд­мана отражают его веру в то, что «глубинные» уровни личности недо­ступны для самой личности настолько, насколько они открываются внеш­нему наблюдателю. Следующий шаг был сделан в связи с часто цитиру­емым утверждением Ханфмана и Гетцела (Hanfman and Getzel): «Мы можем изобразить личность в виде различных пластов и наслоений, раз­личающихся по степени доступности… в том числе и по степени доступ­ности для самой личности». В дальнейшем этот вопрос разрабатывался Стоуном и Деллисом (Stone and Dellis). Их научная работа была первой работой, в которой использовался термин «гипотезы уровней». Стоун и Деллис распространили понятие «приемлемость» на материал, касаю­щийся патологии и процессов вытеснения. Дискутируя с более ранними авторами, они также заявили, что, чем более структурированы проек­тивные (или другие) стимулы, тем легче справиться с ними на «поверх­ностном» уровне. Это заявление имеет огромное значение для всей проек-
тинной практики: неструктурированный инструментарий, который сим­волически изображен Шнейдманом в виде субмарины «Роршах», выявляет скорее патологический материал, тогда как, скажем, техники незавершенных предложений или средства оценки когнитивных способ­ностей, таких как индикатор Векслера, являются диагностическими по­казателями. Если кто-либо будет готов принять как обоснованную иерар­хию структур известных проективных техник, то гипотеза уровней от­кроет перед ним новую структуру, благодаря которой доказательства патологии легко обнаруживаются в проективном тестировании. С другой стороны, большое разнообразие «уровней ответа» в рамках одной техни­ки заставляет сомневаться в том, что эти подходы действительно облада­ют универсальной структурной организацией. Мерштейн и Волф (Murstein and Wolf), основываясь на своем исследовании, предположили, что «эф­фект уровней» характерен для здоровых и не характерен для психически больных испытуемых. Скорее всего, «эффект уровней» является функци­ей индивидуального сознания, хотя по отношению к определенным сти­мулам такое сознание можно наблюдать у большинства испытуемых. Ко-улман (Coleman) связывает это сознание с целью проективного теста или с соответствием ответа испытуемого тому, что он в действительнос­ти обнаруживает. Проше говоря, это касается восприятия, непосредствен­но вызываемого стимулом. Вышесказанное относится к концепции с до­вольно странным названием — «стимульное притяжение». В этом назва­нии отражена склонность проективных стимулов вызывать такого рода ответы.
Интерес к данной теме направляет нас к статье Мелтзоффа (Meltzoff), опубликованной в 1957 г.; однако указанный термин вошел в обращение лишь в последнее время. Мелтзофф, работавший с техникой незавершенных предложений, заинтересовался рассмотрением следую­щих двух гипотез:
1. При прочих равных условиях тональность и нейтральность отве­тов определяются психикой испытуемого, также как и инструк­циями теста.
2. При прочих равных условиях тон ответов соответствует тону сти­мулов.
Обе гипотезы нашли поддержку. Первая аналогична тем выводам, к которым пришел Лорд (Lord) в работе с манипулятивными ответами в технике Роршаха; вторая связана с настоящим изложением. В частности, было обнаружено, что основной тон предложения — позитивный (на­пример, «Он чувствует себя прекрасно, когда…»), негативный («Это ужас­но, если…») или нейтральный («Обычно он…») — вызывает соответ­ствующий тон ответа испытуемого.
Концепция «стимульного притяжения» (или «карточного притя­жения») была описана для возможности более детального анализа сти­мулов разнообразного проективного материала. Вплоть до 1964 г. система­тичной и тщательной разработкой этой темы занимался Кении (Kenny). Упоминание об этом авторе связано с попыткой обнаружить дополни­тельное значение чернильных пятен через использование семантическо-
го дифференциала. Однако Кении говорит, что пока данные указывают лишь на способность чернильных пятен вызывать особые, дополнитель­ные реакции у испытуемого, но они ничего не говорят о том, какие именно свойства пятен их вызывают. Работа Баугмана (Baughman) при­ближает нас к ответу на этот вопрос. Можно почувствовать, что в целом использование семантического дифференциала в отношении техники Роршаха помогает понять индивидуальный опыт испытуемого по про­хождению это'го теста, но только если не фокусировать все внимание на том, что ответы испытуемого с семантическим дифференциалом могут рассказать нам о его стандартном протоколе прохождения техники Рор­шаха. Большинство работ в этой области основаны на групповых иссле­дованиях; поскольку это помогает установить определенные нормы, ко­торые могут заменить неточные критерии оценки «популярности» и «ори­гинальности». Детальное обсуждение «карточного притяжения» более ха­рактерно для Роршаха, чем для рассуждений Кении, приведенных Валь­тером Клопфером.
Интерес к стимулам проявляется и при рассмотрении ТАТ. Давно, еще в 1950 г., Эдит Вейскопф (Edith Weisskopf) предложила ввести «транс­цендентный коэффициент» для оценки стимульной эффективности кар­тинок ТАТ. По ее определению, этот коэффициент означает среднее число комментариев, данных испытуемым по картинке и выходящих за рамки «простого» объяснения. Можно назвать это и определенной мерой «дву­смысленности», которая в ТАТ играет роль, схожую с ролью структуры, а точнее, ее отсутствия в технике Роршаха. Подобным образом термин «ценная реплика» иногда используется в отношении ТАТ, а термин «кар­точное притяжение» — в отношении техники Роршаха. Так, Дана (Dana) вносит прогрессивное предложение по различению карточек с высокой и низкой ценностью реплик, выражающих пять отобранных потребнос­тей. Мы надеемся, что это послужит основой и для дальнейшего иссле­дования, и для нахождения общего языка среди клиницистов. Такие же тенденции наблюдаются в рекомендациях по принятию «Базового ТАТ». Тем не менее нельзя забывать о том, что «значимые реплики» или «сти­мульное притяжение» могут значительно варьироваться в зависимости от типа населения. Так, картинка «Вечерние мысли», которая использо­валась автором при отборе советников, почти всегда вызывала у них по­зитивные по общему тону рассказы, а у студентов последнего курса –тему скуки. Такие результаты подчеркивают важность взаимодействия ис­пытуемого и стимула. Говоря в терминах теории научения, понятие «сти­мульное притяжение» ближе по своему значению к парадигме S—R (сти­мул—реакция), а не S—О—R (стимул—организм—реакция).
Отмеченные выше новые направления, разрушают границу между техниками и в целом связаны скорее с теоретическими и исследователь­скими интересами, нежели с клинической практикой. Возвращаясь к вопросу о технике Роршаха и основным клиническим выводам, инте­ресно отметить появление работы, основанной на знаковом подходе. Голд-фрид и др. (Goldfried et al.) рассматривает несколько выводов, представ­ляющих интерес для специалистов, но мы не будем рассматривать их
здесь. В целом можно выделить три группы вопросов, поднятых данны­ми авторами:
t. Развитие систем оценки уровней, созданных Фридманом (Friedman) и Филипсом (Phillips); авторы отдают предпочтение последнему.
2. Измерение враждебности и тревожности личности, предложен­ное Элизуром (EHzur) и детально разработанное Де Вое (De Vos) и другими. К этому может быть также отнесена оценка «Гра­ниц образа тела», сделанная Фишером и Клевелендом (Fisher and Cleveland).
3. Группа особых диагностических признаков: гомосексуальности, суицидальной попытки, невроза, шизофрении, органических по­вреждений и ответов, указывающих на необходимость терапев­тической помощи. Они не были рассмотрены ранее и не будут рассматриваться сейчас, поскольку нет смысла перечислять их, не оценивая.
Указанные авторы неудовлетворенны признаковым подходом, вы­раженным в других работах, относящихся к так называемому «образцо­вому» подходу, который Голдфрид и другие, вслед за Гудинаф, рассмат­ривают в качестве противоположной стратегии интерпретации данных проективных тестов (термин «образец» означает «образец поведения»). Категории оценки, соответствующие двум подходам, не являются вза­имоисключающими; основной вопрос состоит в том, что «признаки» и категории, из которых они происходят, не даны a priori, а определяются эмпирическим путем. Не углубляясь в дальнейшие рассуждения, необхо­димо отметить, что авторы видят ценность признакового подхода в том, что он позволяет исследователям техники Роршаха работать в рамках «Стан­дартов» АПА. Следует, однако, добавить, что работа в этой области долж­на быть клинически ориентированной; Голдфрид и другие большое значе­ние придает операциональному подтверждению надежности диагности­ческого индекса техники Роршаха в дальнейших исследованиях. «Если нет возможности провести такие исследования — пишут они, – то лучше ограничить работу с этим индексом и не полагаться на него в клиничес­ких целях».
С другой стороны, следует заметить, что Голдфрид ничего не гово­рит о признаке «общей адаптации». Более ранние авторы, изучавшие тех­нику Роршаха, напротив, стремились осветить именно этот вопрос. При­мер, приведенный Шатиным, и «Базовая оценка в технике Роршаха», предложенная Шарлоттой Бюлер в качестве индекса общей личностной интеграции, стали основными темами обсуждения на симпозиуме, про­ходившем в 1949 г. Идея существования определенного континуума «нор­мальный/анормальный» на сегодняшний день получила некоторую под­держку, и «диагностический индекс» Роршаха уже не рассматривается в качестве «универсального средства». Исходя из этого, для изучения «по­тенциала психического здоровья» Харроуер (Harrower) создал гомоген­ные и гетерогенные шкалы личностных способностей. Он представил их в качестве основы континуума, но расположение на «гомогенной» шка-
ле (крайними точками которой являются «самый высший» и «самый низший») зависит от рассмотрения аспектов поведения в ряде тестов, объединенных для опенки некоторых поведенческих переменных. Отме­ченные разногласия между оценками относят поведение испытуемого к качественной «гетерогенной шкале».
Еще одна особенность в исследовании Харроуер заслуживает на­шего внимания. В нем сообщается об оперативном применении почти неизменной батареи тестов, которые включают те или иные формы, взя­тые у Векслера и использующиеся как для оценки интеллектуального уровня, так и ради качественных показателей, полученных через рас­смотрение «диаграммы разброса». Можно согласиться с тем очевидным фактом, что ни одна техника не может ответить на все поставленные вопросы. Пытаться определить новые тенденции в терминах постоянства или выбора, широты или узости используемого ряда тестов было бы и трудно, и бессмысленно. Можно тем не менее заметить, что техники, относящиеся к разным направлениям, часто использовались для допол­нения друг друга. Так, Семантический дифференциал и метод Реперту­арных решеток, которые считались инструментами исследования, все чаще применяются в клинической практике. Метод решеток имеет в осо­бенности много и проективных, и психометрических черт, и потому ав­тор искренне сожалеет о том, что сторонники теории личностных конст­руктов не расположены к использованию этого метода.
Вселяет надежду тот факт, что пока некоторые психологи продол­жают полностью отвергать проективные методы, сами проективисты го­товы к расширению областей исследования, к интеграции новых методов. Это можно проиллюстрировать на примере изменений в заголовке журна­ла «Проективные техники» (о котором упоминается чаще, чем о любых других источниках) и спонсирующей его издание организации («Обще­ство оценки личности»), В начале заголовок этого журнала звучал как «Об­мен опытом по изучению техники Роршаха», но затем, в 1947 г. были добавлены слова «…и журнал проективных техник». Тремя годами позже первая часть заголовка была отброшена, и в таком виде журнал просуще­ствовал вплоть до 1964 г., когда были прибавлены слова «…и оценка лич­ности». Затем, в 1971 г., вслед за серией дискуссий в Обществе, относя­щихся и к будущему самого Общества, и к будущему журнала (как и в 1950 г.), 35-й номер журнала вышел под названием «Оценка личности». Похожие события отмечены в истории британской организации, которая когда-то называлась «Форум Роршаха», а теперь — «Британское общество проективной психологии и изучения личности».
Мы надеемся, что эти факты не покажутся библиографическим пустяком, но послужат в качестве краткого примера развития проектив­ной психологии за 35-летний период. Прежде чем перейти к заключе­нию, следует немного коснуться вопроса о том, наблюдаются ли тенден­ции к созданию и распространению проективных техник. С другой сторо­ны, кто-то может подумать, не слишком ли много проективных техник, а также задаться вопросом: «Если у меня появилась идея по созданию новой проективной техники, то стоит ли ее опубликовывать?». На это
можно ответить следующим образом: в официальных обзорах новых те­стов не готовые к применению тесты сопровождаются комментариями и выражением надежды на то, что дальнейшие исследования раскроют их потенциал. Учитывая существование определенных «тестовых эффектов», к которым можно также добавить «ориентационный эффект», было бы желательно, чтобы повторные исследования проводись не авторами тес­тов, а другими исследователями. И по этим, и по другим причинам автор настаивает на необходимости незамедлительной публикации новых тех­ник, на свободном размножении материалов техник и т.д.
Несколько другой подход нужен к так называемым «элементарным техникам», зачастую состоящим из одного вопроса; идеи по созданию таких техник без сомнения приходят в голову большинству проективис-тов. Иногда они становятся официальными, общепризнанными техника­ми. Одним из выдающихся примеров является тест «Самая неприятная идея» Харроуэра (Harrower's Most Unpleasant Concept Test). В этом тесте испытуемого просят просто подумать о самой неприятной вещи, какую он может только представить, и нарисовать ее. Кроме того, что этот тест имеет неплохие качественные показатели, он позволяет построить гипо­тезу о том, что рисунки испытуемых с психическими нарушениями бу­дут более субъективны (т.е. основанными на личных обстоятельствах), чем рисунки психически здоровых испытуемых. Это утверждение было доказано в недавнем исследовании валидности, проведенном Мак-Эли-ром и Типтоном (McAIeer and Tipton). Однако положительные результа­ты этого исследования еще не говорят о том, что тест готов к повседнев­ному использованию. Его надежность, как и надежность большинства тестов, состоящих их одного вопроса, все еще вызывает сомнение.
Тест «Самая неприятная идея» (Most Unpleasant Concept) был частью батареи тестов, которые использовались в исследовании Харроуэер (см. выше). В этот тест включены своеобразные «пробелы» (хотя прямо о них в тексте не упоминается), а именно, два незавершенных предложения, второе из которых («Если бы я был животным, я был бы…») в точности идентично тесту «Проективный вопрос» (Projective Question), предложен­ному Дэвидом (David) в качестве независимой техники с большим по­тенциалом. Основываясь на ранних работах, главным образом иностран­ных авторов, Дэвид в своем «исследовании» использовал следующий воп­рос: «Кем бы вы хотели стать, если бы не были человеком?». Затем испы­туемого спрашивают о причинах его выбора. Дэвид отмечает, что у всех клиницистов есть свои любимые вопросы, которые они также включают в процесс интервьюирования, на основании которых делают собствен­ные, неофициальные и, возможно даже, необоснованные выводы. Исхо­дя из результатов исследования Дэвида, можно предположить, что за­данный вопрос быстро выявляет девиации мышления или поведения, скрывающиеся прямо под поверхностью.
Хотя тест «Проективный вопрос» Дэвида упомянут лишь в каче­стве примера «элементарной» техники, не требующей для своего прове­дения специального оборудования, сама идея этого теста послужила ос­новой для создания более сложной техники — Теста метаморфоз Жак-
лин Роуэр («Test des Metamorphoses», Jacqueline Royer). Созданный ею тест поделен на три части. Часть I состоит из двадцати вопросов, похожих на вопрос в тесте Дэвида, начиная от сравнения с животными и заканчивая сравнением с частями тела, знаменитыми людьми и даже частями речи. В части II испытуемого просят сделать негативные выборы в каждой из категорий (в своей последующей практике Дэвид использовал схожие дополняющие вопросы). Часть III связана с различными переменами в стиле жизни и-т.д. В этой части испытуемому может потребоваться «вол­шебник», который придуман специально для того, чтобы осуществлять все эти метаморфозы. Очевидно, что, как и техники самовосприятия, представляющие собой альтернативный подход к проблемам изучения методов кукольной игры, Тест метаморфоз может заполнить пробелы в изучении техники Роршаха. В особенности результаты такого исследова­ния могут подойти для работы с образом тела Фишера и Клевелэнда, а также могут пролить свет на более фундаментальные проблемы, связан­ные с оценкой «животных» и других категорий содержания.
Возвращаясь на мгновение к «элементарным» (возможно, нестан­дартизированным) техникам, нужно сказать, что многие из них доволь­но тривиальны, но автор хочет выразить надежду, что не все они одина­ково плохи. На их основе, конечно, нельзя построить сложных исследо­ваний, но, по крайней мере, некоторые из них могут способствовать более глубокому клиническому пониманию процессов.
Последнее предложение, если рассмотреть его вне контекста, пред­ставляет собой своеобразную установку скептически настроенных на про­ективные техники критиков. Некоторые из них идут еще дальше, и это не обязательно те, кто, по словам Херц, утверждают, что нет необходимости объяснять поведение человека, или даже говорят, что нет необходимости в понимании человеческой природы вовсе. Тем не менее даже если люди, описанные Херц, существуют, то они вряд ли читают эту книгу, и для них не представляет интереса вопрос о том, находится ли проективная психо­логия, по словам Херц, в кризисе. В настоящий момент происходят изме­нения в определенных тенденциях, возникают новые вопросы, связанные со здоровьем, в рамках телесной проективной психологии. Однако «кри­зис» — в устаревшем медицинском смысле — едва ли можно считать под­ходящей метафорой этого процесса. Что касается «метаморфоз», по опре­делению Вальтера Клопфера, происходящих с проективными методами, то это тоже отчасти неверно. Данные средства неизменны сами по себе, и если и есть различия в оценке, описании и т.д., то изменения могут быть рассмотрены по аналогии с теми, которые имели место в психометричес­кой практике. Когда автор впервые ознакомился с данными клинической психологии, умственные коэффициенты просчитывались лишь в двух де­сятках случаев. С тех пор мы сильно продвинулись вперд. Тестирование умственных способностей, хоть и не заработало себе хорошей репутации, но «умственные измерения» позабыты не были. Вернее будет сказать, что они проводились с большой осторожностью и пониманием. Возможно, такой взгляд на будущее проективной психологии не слишком оптимис­тичен, но объективен. Будем надеяться на лучшее.
ЦВЕТНЫЕ РИСУНКИ
Исследования, выполненные Дж. Пэйном — ведущим психологом государственной больницы г. Моргантона штата Северная Каролина, ав­тором этой статьи и его ассистентами в Государственной колонии Лин-чбурга, показали, что использование цветных восковых мелков при ри­совании дома, дерева и человека вполне оправдывает себя.
Пэйн создал оригинальный метод оценки цвета, использованного испытуемым в "рисунках, который коротко описан ниже.
Необходимо отметить два следующих момента: 1) при использова­нии цветных мелков испытуемый лишается возможности стирать нари­сованное; 2) испытуемый может обнаружить, что вынужден использо­вать для некоторых деталей дома и человека цвета, которые могут пока­заться ему нереалистичными. Автор считает, что в том случае, когда от испытуемого необходимо получить и цветные и черно-белые рисунки, должна применяться нижеследующая процедура. Первый сеанс, во время которого испытуемый использует простой карандаш № 2, проводится так, как было описано выше (включая ПРО). Во время последующего сеанса испытуемому предлагают набор из цветных восковых мелков (крас­ный, синий, зеленый, желтый, оранжевый, фиолетовый, коричневый и черный). Сперва его просят нарисовать дом, затем дерево и т.д. и огова­ривают, что он может использовать любой цвет или все цвета, как ему захочется. Необходимо придерживаться стандартной исполнительной про­цедуры ДДЧ (за исключением той фразы в инструкции, в которой гово­рится, что он может стирать столько, сколько захочет). После заверше­ния рисунков испытуемому предлагается обычный пост-рисуночный оп­росник, включающий дополнительные вопросы, которые задают, если хотят получить объяснения, касающиеся необычного цветового реше­ния1.
Всякий раз, когда позволяет время, рекомендуется предлагать ис­пытуемому кроме черно-белых нарисовать и цветные рисунки, посколь­ку использование цвета несомненно может дать много полезной инфор­мации для более глубокого понимания основной динамики.
КОММЕНТАРИИ к АНАЛИЗУ ЦВЕТНЫХ рисунков2
Примечание. В данном случае было задумано, что сообщение Дж, Пэйна войдет в первую официальную публикацию руководства по применению ДДЧ, так что клиницисты смогут использовать цветной способ выражения так же, как и монохромный.
В 1946 г. автор начал проводить пробные (и не всегда удачные) экспери­менты по введению цвета различными способами в методику ДДЧ. Отталкива­ясь от общего предположения, что характер использования испытуемым цвета может отразить некоторые особенности эмоциональной сферы его личности, был сделан вывод, что дополнение ДДЧ цветом повысит восприимчивость этого метода к эмоциональным аспектам личности. Если это так, то, по-види­мому, переход от черно-белого к цветному графическому выражению может
Пэйн использует несколько вариантов проведения методики и ПРО. Раздел написан Дж. Т. Пэйном.
дать несколько дополнительных характеристик, представленных индивидом при выполнении этого задания, что отчасти перекликается с феноменом смены ахроматического стимульного материала на цветной в тесте Роршаха1.
За весь период работы над этим проектом автор сравнил ахромати­ческие и цветные рисунки приблизительно 1000 испытуемых и сформу-тировал несколько рабочих гипотез на основании анализа и интерпрета­ции данных.
В качестве наиболее подходящего цветного средства изображения предпочтение было отдано цветным восковым мелкам. После того как испытуемый заканчивал свои карандашные рисунки, ему предлагали чабор цветных мелков «Крайола» № 8, снова просили нарисовать дом, lepeeo и человека и говорили: «Вы можете раскрасить рисунки так, как зам хочется».
При анализе цветных рисунков было выделено несколько катего-зий факторов. Их классифицировали как результат: 1) характера зада­ния; 2) отклонения от популярного цветового решения; 3) характера использования цвета, включая тип, степень, интенсивность; 4) особен­ностей организации и/или 5) разнообразных эмпирических выводов.
Само по себе задание поддерживает регрессивное, наивное, не-люжное по структуре, элементарное в художественном плане использо­вание цвета, и, по-видимому, высокая степень личностной интеграции \ эмоциональная адекватность способствуют тому, что смена простого карандаша на цветные мелки проходит легко ,и без проблем. Следова-гельно, данный фактор можно использовать при дифференциации лиц с различной степенью приспособленности среди нормальных с клиничес­кой точки зрения людей, а также клинически нормальных и аномальных гипов личности.
1 При предъявлении цветных таблиц после работы с монохромными пятнами в •есте Роршаха, как отмечают некоторые исследователи, могут наблюдаться нарушения ювного течения ассоциаций. Они могут проявиться в отказе, замедлении времени реак­ции, жестах, мимике, негативных или позитивных восклицаниях, внезапном ухудшении (еткости форм, снижении продуктивности, даче сексуального толкования в качестве 1ервого ответа и др. признаках. Бом дал этому феномену определение «цветовой шок». Цветовой шок считается самым общим симптомом невроза, но ввиду того, что этот реиомен весьма распространен и нередко встречается у здоровых людей (по некоторым [анным, «невротический цветовой шок» дают 83% здоровых взрослых испытуемых, а у (етей он часто отсутствует, даже в случаях серьезных аффективных нарушений), он не шеет патогномического значения.
Роршах отмечал, что некоторые испытуемые переживают эмоциональный и ассо-шативный ступор при показе цветной таблицы вслед за черными таблицами. Такой «цве-•овой шок» он рассматривал как патогномическнй признак невротического угнетения |ффекта. Исходя из своего клинического опыта Роршах утверждал, что депрессивные юльные, как и другие категории лиц со стабильными аффектами, дают мало цветовых ггветов или совсем не замечают цвета и предпочитают давать ответы на ахроматические 1ятна, а маниакальные и истерики, характеризующиеся нестабильностью аффектов, лучше юспринимали цветные таблицы и давали на них много ответов. Большинство его после-ювателей соглашались, что при ответах по цвету происходит «короткое замыкание» ас-•оциативного процесса. Согласно трактовке Эйнсуорс и Клопфера, цвет — эмоциональ-шй вызов испытуемому. Некоторые авторы понятия цветового шока не используют, [ругие подвергают его критическому пересмотру.
Популярное цветовое решение представляет собой общую для ис­пытуемых тенденцию выбора конкретных цветов для выражения тех или иных элементов структуры личности. Некоторые из них были экспери­ментально идентифицированы. Значения, присвоенные определенным цветам, являются «популярными» в том смысле, в котором сдвинутые брови обычно выражают неудовольствие; они не представляют какую-либо попытку создать так называемый «универсальный цветовой симво­лизм».
Цвета могут использоваться для изображения линий, закрашива­ния определенного пространства, акцентирования какой-нибудь незна­чительной детали или для всех этих целей одновременно. Перечисленные типы использования цвета обозначаются соответственно следующим об­разом: 1) цвет линии; 2) цветовой фон; 3) цвет раскраски; 4) смешанный цвет. Большинство испытуемых со средним уровнем интеллекта ограни­чиваются 1 и 2 типами, тогда как хорошо приспособленные испытуемые с более высоким уровнем интеллекта нередко используют комбинацию всех типов цветового применения. Можно легко отличить творческий подход к использованию цвета от неадекватного способа его примене­ния – рисунки, представляющие собой пример креативного, гибкого применения цвета, отличаются от других рисунков оригинальностью, целенаправленностью и успешным воплощением их замысла.
Степень, в которой используется цвет, оценивается с точки зрения его ограниченности или распространенности: 1) распространение всех цве­тов в целом; 2) распространение всех цветов по сравнению с распростране­нием каждого отдельного цвета и 3) распространение отдельного цвета по сравнению с другим. За некоторым исключением, скованные люди демон­стрируют ограниченное использование всех цветов и наоборот.
Выделено 4 типа интенсивности использования цвета: 1) ярко вы­раженная интенсивность (акцентирование на определенном элементе); 2) напряженная интенсивность (повторное подкрепление цвета); 3) кон­фликтная интенсивность (интенсификация традиционно негармонирую­щих сочетаний) и 4) интенсивность нажима (неправильно смодулиро­ванный и сильный, непроизвольный нажим на мелок). Тип 1 использу­ется главным образом «нормальными» гибко приспособленными испы­туемыми, тип 2, по большей части, — тревожными «нормальными» и невротиками, использование типа 3 указывает на более серьезное нару­шение в пределах психотического уровня или близко к нему, и тип 4 почти всегда бывает свойственным испытуемым с умственной отсталос­тью и патологией нервной системы.
Особенности организации оцениваются с точек зрения: 1) образа действий и уровня планирования; 2) образа действий и уровня выполне­ния; 3) связи цветовых форм. Конкретно сюда относятся такие факторы, как детали, пропорции, перспектива, «сокращение рисунка», «сокра­щение пространства», рисунок, «срезанный» краями страницы, и не­приятие или акцентирование цвета или формы.
Наконец, совокупность этих факторов оценивается с позиции пос­ледовательности, традиционности, оригинальности, тестового поведе-
ния, степени общей гармонии или дисгармонии характеристик исполь­зования цвета и т.д.
Здесь нет возможности обсуждать различные клинические прояв­ления того или иного фактора. Однако эмпирические данные свидетель­ствуют, что под влиянием таких форм патологий, как: 1) маниакально-депрессивный психоз, 2) шизофрения, 3) некоторые психоневротичес­кие состояния, включая обсессивно-компульсивные, и 4) случаи пора­жения центральной нервной системы, описанные факторы могут приоб­ретать некоторые любопытные отличия.
По-видимому, включение цвета в ДДЧ снимает у посредственно, неадекватно или психотически приспособляющегося индивида большое количество защит, позволяя обнаружить некоторые скрытые реакции и представляя ключи к дальнейшему пониманию эмоциональной органи­зации личности в условиях, которые одновременно представляют об­ширную сферу «организация — окружающая среда». Следует отметить, что на сегодняшний день необходимость качественного изучения данной работы является первостепенной задачей, поскольку она полностью ос­новывается на пробных экспериментах. Надеемся, что большое количе­ство совместных исследований разрешат эту проблему.
ГРУППОВОЕ ТЕСТИРОВАНИЕ
При прочих равных условиях методика ДДЧ более продуктивна при индивидуальном тестировании, чем при групповом. Однако очевидно, что за этой методикой закрепилось определенное положение среди груп­повых тестов. В таком качестве лучше всего ее использовать как отбороч­ный тест для выявления внутри группы испытуемых, отклоняющихся от среднего уровня личностного развития и приспособляемости. Кроме это­го, методику можно применять для определения степени оздоровления в процессе групповой терапии, но с этой стороны она еще не достаточно изучена.
Инструкции. Перед началом выполнения задания исследователь дол­жен обратиться к испытуемым с просьбой нарисовать как можно лучше дом, дерево и человека в перечисленном порядке и сказать им, что они могут стирать нарисованное сколько захотят, не опасаясь взысканий, что они могут затратить столько времени, сколько им понадобится, и что каждый, как только закончит тот или иной рисунок, должен сооб­щить об этом исследователю, чтобы он мог записать количество затра­ченного времени.
В некоторых случаях может понадобиться ввести определенное вре­менное ограничение (желательно не менее 30 минут), в таком случае испытуемые должны быть полностью проинформированы об этом до того, как они начнут рисовать.
Исследователь должен показать испытуемым рисуночную форму и продемонстрировать им каждую страницу для выполнения соответствую­щего рисунка. После этого они могут приступать к выполнению задания.
Запись. Исследователь должен записывать время, использованное каждым испытуемым на выполнение того или иного рисунка. Пока ис-
пытуемые заняты рисованием, исследователь должен, не привлекая вни­мания, ходить, наблюдая за ними, и записывать случаи эмоциональных проявлений, необычной последовательности деталей и т.д. всякий раз, когда заметит что-нибудь подобное. Очевидно, что наблюдение не будет таким полным, как при индивидуальном обследовании.
Пост-рисуночный опрос. Исследователь должен выдать каждому ис­пытуемому бланк с ПРО и попросить письменно ответить на вопросы, напечатанные на этом бланке, до вопроса 420 включительно. Он также должен отдельно отметить, что вопросы Д19 и Др25 касаются тех объек­тов на рисунке, которые не относятся к основному объекту, и объяс­нить, что он под этим подразумевает. Кроме этого, он должен попросить каждого испытуемого нарисовать схему расположения комнат на этажах в нарисованном доме на отдельном листе бумаги, записать назначение каждой комнаты, а также, по возможности, указать, кто обычно их за­нимает и степень родства с этими людьми.
До тех пор, пока исследователь не осмотрит рисунки, он не смо­жет определить, есть ли необходимость использовать последний абзац ПРО1. Если такая необходимость есть, он должен пригласить испытуемо­го для краткой индивидуальной беседы.
КАЧЕСТВЕННЫЙ АНАЛИЗ И ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
Методы качественного анализа и интерпретации, рассматривае­мые в этом разделе еще не настолько опробированы, чтобы при наличии адекватных экспериментальных данных можно было установить их ва-лидность; впрочем, в конечном счете, это осуществимо.
Была сделана пробная попытка проверки валидности при помощи пяти следующих методов: I) сравнение заключений и диагнозов, полу­ченных на основании анализа рисунков дома, дерева и человека, с заклю­чениями и диагнозами консилиума специалистов; 2) сравнение заключе­ний и диагнозов по ДДЧ с результатами исследований по методу Рорша-ха, проведенных на тех же испытуемых квалифицированным специалис­том по этому методу; 3) сравнение заключений, полученных посредством слепого анализа материалов ДДЧ с мнением друзей испытуемого (психи­атров или психологов) о нем; с мнением понятливых испытуемых, инте­ресующихся точностью заключения, сделанного по их рисунку; с рабочи­ми диагнозами; 4) сравнение заключений и диагнозов по материалам ДДЧ с сообщениями сотрудников об изменениях, произошедших с испытуе­мыми в условиях лонгитюдного исследования; 5) сопоставление интер­претации со сведениями, касающимися прошлого жизненного опыта, и данными наблюдения за поведением. Автор убежден в правильности само­го принципа, по которому построена методика (хотя это установлено пока только клинически). Обоснованность содержания отдельных пунктов шка­лы и их интерпретации четко не установлена.
1 Абзац, посвященный изучению необычных деталей рисунка, например, разби­тые окна в доме и пр.
10 Проективная психологии
Что касается надежности этой методики, то сколько-нибудь суще­ственных цифровых данных представить невозможно. Эмпирически было установлено, что по мере того, как клиническая картина испытуемого изменяется к лучшему, его результаты по методу ДДЧ, соответственно, будут улучшаться; что по мере того, как испытуемый созревает в интел­лектуальном плане, уровень сформированности его понятий, как это подтверждается результатами ДДЧ, также повышается, впрочем, не все­гда в том же темпе; что базовые компоненты личности остаются практи­чески неизменными при условии отсутствия каких-либо серьезных нару­шений, но определенные черты, входящие в общую структуру личнос­ти, иногда могут радикально изменяться. Считается, что ДДЧ, как мето­дика, направленная на исследование личности в целом, при необходи­мости способна отражать довольно незначительные изменения в общей структуре, если это представляет какой-либо клинический интерес. То есть надежность в том смысле, в котором этот термин используется в связи с определением качества и количества интеллектуальных оценок, не является достоинством для проективной методики, и ДДЧ ею не об­ладает.
Некоторые предложения из-за экономии пространства приняли более сокращенную форму и поэтому приобрели довольно утвердитель­ный характер; читатель должен иметь в виду, что в них недостает выра­жений типа «По-видимому» или «Есть основание, чтобы предположить…».
На первой фазе количественной обработки исследователь прово­дит тщательный анализ рисунков и всех связанных с ними данных, руко­водствуясь содержанием представленных ниже параграфов. Обращаясь поочередно к каждому из них (за исключением параграфа, озаглавлен­ного «Концепция»), исследователь идентифицирует и отмечает те пунк­ты, которые соответствуют особенностям рисунка и, по-видимому, пред­ставляют отклонения от нормы или значимы для испытуемого. Вторую фазу можно расценивать как начальный этап синтеза: здесь исследова­тель пытается объяснить и интерпретировать организацию и взаимосвязь, выделенные при обработке пунктов; создать концепцию. Третий и после­дний этап вытекает из предыдущего анализа и синтеза информации, ка­сающейся личности испытуемого в целом и его динамического взаимо­действия с окружающей средой.
I. ДЕТАЛИ
Считается, что детали рисунка символизируют собой то, насколь­ко испытуемый ориентируется в различных ситуациях повседневной жиз­ни, и его интерес к ним. Исследователь должен выяснить глубину этого интереса, то, насколько реалистичен его взгляд на жизнь, субъективное значение, которое он приписывает жизненным ситуациям, и способ орга­низации повседневной жизни в целом.
А. Количество. Здесь представлены два этапа обработки. Сперва ис­следователь должен установить количество основных обязательных дета­лей, использованных в рисунке. Например, дом должен иметь по крайней мере одну дверь (исключением является тот случай, когда нарисована только
боковая стена), одно окно, одну стену, крышу и, если не было оговоре­но, что дом находится в теплых краях, — дымоход или другое средство для выхода дыма из печи или что-то, что может использоваться для обо­грева дома. Дерево должно иметь ствол и по крайней мере одну ветвь (если не оговаривается, что это пень, — в таком случае, очевидно, ответ необ­ходимо расценивать как «аномальный»). Нарисованный человек должен иметь голову, тело, две ноги, две руки (при условии, что отсутствие ка­кой-либо конечности или конечностей не объясняется устно и что чело­век не нарисован в профиль), а также два глаза, нос, рот и два уха (опять же, если отсутствие какой-нибудь из данных деталей не объясняется от­дельно). Отсутствие обязательных деталей в рисунках испытуемых, имею­щих (или имевших в недавнем прошлом) средний интеллектуальный уро­вень или выше, обозначается оценкой Р2 или РЗ1; это часто свидетель­ствует о снижении уровня интеллекта.
Если с точки зрения пропорций и перспективы рисунок выполнен хорошо, но содержит минимум деталей, это может означать, что испы­туемому свойственны: 1) склонность к замкнутости (считается, что по количеству деталей можно судить о степени контактности с окружаю­щей средой); 2) «аномальное» игнорирование традиционных вещей.
Если использование минимума деталей в рисунке сопровождается низким качественным уровнем пропорциональных и пространственных отношений, можно предположить, что: 1) испытуемый является умствен­но отсталым; 2) происходит снижение его интеллектуальной работоспо­собности, которое имеет либо обратимый, либо необратимый характер.
«Потребность в количестве» (изображение чрезмерного числа дета­лей), по-видимому, всегда является патоформной, так как обычно это признак непреодолимой потребности в структурировании ситуации в целом, чрезмерное беспокойство, связанное с окружающей средой (оп­ределить, с чем именно связана сензитивность, можно по типу исполь­зованных деталей).
Второй этап включает качественную оценку использованных дета­лей. Например, окно (окна) дома — это образ визуального контакта. Очевидно, что дверь (или двери) подразумевает возможность входа или выхода; фронтальная дверь может представлять собой и вход и выход, то есть она символизирует доступность, а задняя и/или боковая дверь, по-видимому, обычно представляет выход, бегство от действительности.
Замкнутый, ушедший в себя испытуемый может проявлять свою враждебность в том, что рисует окна без оконных стекол (своим рисун­ком он как бы говорит: «Я только покажу, где должны быть окна, но не
1 Оценка PI присваивается в том случае, когда отсутствие деталей свидетельствует о незначительном (первой степени) отклонении от нормы (в большинстве случаев оцен­ка Р1 просто будет отражать характерные отличительные особенности данного испытуе­мого). Оценка Р2 присваивается, если отсутствие той или иной детали, по-видимому, означает отклонение от нормы второй степени, которое может расцениваться как пато-формное и, вероятно, указывает на нарушение личности потенциально серьезного ха­рактера. Оценка РЗ присваивается, когда отсутствие определенной детали, по-видимому, означает отклонение от нормы третьей степени, которое, вероятно, является определен­но патологическим и в настоящее время имеет серьезный характер.
более того»), совсем не рисует окна или не рисует их на первом этаже; рисует окна, но дополняет их ставнями, штриховкой, занавесками, штор­ками и т.д.; рисует дверь с тяжелыми дверными петлями, огромными замками и т.д.
Считается, что дерево в виде замочной скважины, с кроной в виде круга или овала, место соединения со стволом у которого может быть как замкнутым, так и не замкнутым, а ствол — в виде двух вертикальных линий, соединенных или не соединенных в основании, означает силь­ные враждебные импульсы, некоторые из которых могут быть интерио-ризованы (так как маловероятно, что такая крона подразумевает удов­летворение окружающей средой). Дерево такой формы большей частью представляет собой незаполненное пространство. Враждебное!ь выража­ется: 1) нежеланием испытуемого рисовать те детали, которые обычно изображаются или представляются в виде штриховки; 2) его отказом изобразить более подробно структуру кроны (которая интерпретируется как показатель взаимосвязи, степени и т.д. его стремления к получению удовлетворения от окружающего мира).
Рубцы и/или сломанные, поникшие или мертвые ветви дерева (как отмечалось ранее), по-видимому, символизируют психические травмы. Одна женщина, психоневротик, комментируя тщательно нарисованное отверстие в коре дерева, связала это со своей душевной раной, толкнув­шей ее к суицидальной попытке (которую она ранее скрывала от иссле­дователя) несколько лет назад.
Руки человека представляют собой орудие, при помощи которого совершается оборонительное или наступательное действие в отношении окружающего мира или самого себя, а ступни символизируют движение. Мужчина, психоневротик, выразил чувство собственной беспомощнос­ти1, нарисовав автопортрет без рук и ступней.
Глаза, нос, рот и уши представляют собой рецепторы, восприни­мающие внешние стимулы, которые могут быть неприятными, как, на­пример, выслушивание обвинений; которые могут привести к конфлик­ту или проблеме, как, например, разглядывание женских ног. Девочка с диагнозом шизофрении нарисовала человека, имеющего только глаза, что свидетельствует о ее подозрительности и излишней осторожности, отсутствие носа, ушей и рта также указывает на отсутствие желания об­щаться.
Б. Уместность. Поскольку испытуемого просят нарисовать только дом, дерево и человека, то можно подвергнуть логическому сомнению уместность любой детали, которая не является реально неотъемлемой ча­стью каждого из перечисленных объектов. Примерами лишних деталей (ко­торые, по-видимому, представляют собой потребность испытуемого струк­турировать ситуацию) являются следующие: для рисунка дома — дерево
1 Здесь и далее — выражение обыденного языка, которое имеет во фрейдовской теории общий смысл: это состояние грудного младенца, всецело зависящего от других людей в удовлетворении своих потребностей (жажда, голод) и не способного совершить действие, устраняющее это внутреннее напряжение.
во дворе, для рисунка дерева — птица на нем или кролик около него, для рисунка человека — дверь, в которую он стучит, и т.д. Таким деталям присваивается оценка Р1 по той причине, что их присутствие на рисунке можно отнести к отклонению от нормы, поскольку большинство испыту­емых не рисуют такие дополнительные детали. Однако наличие неумест­ных деталей необязательно носит патоформный или явно патологический характер. На деле они могут способствовать созданию более богатого ри­сунка, но статистически их присутствие противоречит норме.
Считается, что деревья (или кусты), нарисованные возле дерева или человека, часто олицетворяют людей (обычно членов семьи испыту­емого), а расстояние между ними часто символизирует близость или от­даленность в их взаимоотношениях.
Линия земли (линия основания) в рисунке дома, дерева или чело­века, строго говоря, не является неуместной деталью. Она интерпретиру­ется как признак незащищенности вообще (поскольку можно сказать, что в некотором смысле линия земли является элементом, укрепляю­щим реальность рисунка). Кроме того, человек, рисующий эту линию, испытывает большую потребность в структурировании рисунка, чем все остальные испытуемые. Линия основания дает необходимую точку отсче­та; обеспечивает стабильность рисунка в целом.
Конкретное значение линии основания, по-видимому, зависит от: 1) объекта, который над ней нарисован (линия основания реже всего рисуется лод человеком, чаще всего под деревом); 2) количества объек­тов, нарисованных над этой линией; 3) степени акцентирования (о ко­тором можно судить по размерам линии, подкреплению (см В. Акценти­рование), свойствам и т.д.).
Значение линии основания может напрямую зависеть от качества, которое приписывает ей испытуемый. Например, плохо приспосаблива­ющийся мальчик нарисовал человека, катающегося на коньках, как он отметил, по тонкому и неровному льду, провалившемуся в нескольких местах.
Среди нескольких тысяч рисунков автор встретил только два ри­сунка дерева, отбрасывающего тень. В обоих случаях тень интерпретиро­валась как фактор, отражающий чувство тревожности испытуемого на сознательном уровне. Причина тревожности заключается в том, что в настоящее время испытуемый переживает неудовлетворенные в прошлом отношения. Вывод о сознательном уровне проводится на основании того, что тень изображается на земле, которая, как считается, символизирует реальность. Кроме того, наличие этой детали на рисунке свидетельствует о рассеянности, так как сама тень предполагает существование другого незамеченного элемента — солнца, которое в свою очередь имеет соб­ственное качественное значение (энергия). Эта интерпретация в каждом случае получала объективное подтверждение данными из других источ­ников. Интересно было узнать, подтвердится ли это в дальнейших опы­тах других клиницистов.
Неуместные детали, которые благодаря своему значению могут быть расценены как патоформные, — это облака в небе для любого из трех
рисунков (в ДДЧ облака, по-видимому, символизируют генерализован­ную тревожность, связанную с взаимоотношениями в окружающей ре­альности); уборная во дворе рядом с особняком (в этом случае исследо­ватель должен определить, пытается ли испытуемый выразить агрессию против владельца этого дома, снижая презентабельность его жилища, или он выражает протест против того, что расценивает как искусствен­ные культурные стандарты).
Можно считать странными, например, следующие концепции: дом, состоящий из трех частей, которые автор рисунка — хронический ката-тонический шизофреник — идентифицировал соответственно как по­душка, дымоход и тропическая зона; дерево, нарисованное испытуемым с органическими нарушениями, напоминающее преддверие влагалища; рисунок человека, выполненный шизофреником, в виде фигуры, состо­ящей из головы и ног со ступнями. Такие значительные отклонения от обычной уместной концепции заслуживают оценки РЗ.
В. Акцентирование. Акцентирование может быть как позитивным, так и негативным.
Существуют несколько форм позитивного акцентирования. В не­которых случаях может уделяться чрезмерное внимание несуществен­ным деталям, например, окно, расчерченное на множество клеток и похожее на сетку. Может иметь место акцентирование на какой-либо детали в виде персеверации, например, ветви и листья дерева, в целом похожего на фаллос, также напоминающие фаллосы, только меньших размеров. Может проявляться навязчивая пбтребность в подкреплении какой-либо детали: испытуемый возвращается к ней снова и снова (на­пример, он может тщательно вырисовывать и перерисовывать округ­лость ягодиц), иногда даже после завершения рисунка. Такое подкреп­ление в целом может означать смутную тревогу, а конкретно — свиде­тельствовать о фиксации на данном объекте (объект фиксации может быть реально нарисован или представлен в символическом виде), дей­ствии или отношении.
Негативное акцентирование также может быть передано несколь­кими способами: 1) испытуемый может стереть нарисованную деталь частично или полностью, например, он может стереть дымоход, кото­рый ранее рисовал несколько раз в разных положениях; 2) испытуемый, не являющийся умственно отсталым, может вычеркнуть одну из основ­ных деталей рисунка.
Г. Последовательность деталей. Здесь основное внимание уделяет­ся реальной последовательности в рисовании деталей дома, дерева и че­ловека. Необходимо отметить, что после завершения рисунка любое из­менение обычного порядка изображения деталей будет полностью уте­ряно, если не делать своевременных записей.
Оказалось, что большинство испытуемых при выполнении рисун­ка дома придерживается следующей последовательности: а) сначала они рисуют крышу, затем — стену (стены), затем — дверь и окно (окна) или окно (окна) и дверь и т.д. или б) сначала — линию основания, затем стену (стены), крышу и т.д.
Было установлено, что неуверенные в себе испытуемые выполня­ли рисунок сегментарно (т.е. изображали одну деталь отдельно от другой или от рисунка в целой без учета связи между ними) и иногда — сим­метрично (два дымохода, два окна, две двери и т.д.)
Последовательность для деталей рисунка дома, при которой дверь или окна первого этажа изображаются в последнюю очередь или почти в последнюю очередь, можно назвать патоформной. Она подразумевает: а) отвержение межличностных контактов, б) стремление избегать контакта с реальностью.
Рисунок дерева обычно выполняется в следующей последователь­ности: а) сначала ствол, затем ветви и крона и/или листва (подразумева­емая косвенно или в реальном виде) или б) сначала макушка дерева, затем ветви (подразумеваемые косвенно, например, благодаря штрихов­ке или нарисованные в реальном виде), ствол и основание ствола.
Следующая последовательность изображения деталей рисунка де­рева (ее можно назвать смешанной) считается патоформной: испытуе­мый начинает с довольно хорошего наброска, но заканчивает тем, что рисует одномерные или двумерные ветви в неопределенном стиле, а пер­воначальный набросок не стирает.
Патологическая последовательность: изображаются двумерные ветви сверху вниз, одна за другой — сначала с левой стороны, потом такие же ветви — справа без соединения друг с другом или со стволом в центре, затем — две вертикальные линии, которые не соединяются сверху или снизу и не касаются ближних концов ветвей, и завершает рисунок от­дельная периферийная линия, соединяющая внешние концы ветвей, но нигде не касающаяся ствола.
Предполагается, что ветви дерева символизируют сферу контактов и взаимоотношений испытуемого с окружающим миром и отражают уро­вень его активности в поиске удовлетворения; ствол символизирует чув­ства испытуемого, касающиеся его основных способностей, личного потенциала. Степень гибкости ветвей, их количество, размеры и степень их взаимной связи указывают на адаптивность и имеющиеся на данный момент ресурсы личности.
В большинстве случаев человек изображается в следующей после­довательности: сначала голова, затем черты лица (глаза, нос и т.д.), по­том шея, туловище, руки (с пальцами или кистями рук), ноги и ступни (или ноги и руки в обратном порядке) и т.д.
Если рисунок человека начинается со ступней и заканчивается го­ловой и чертами лица, то такую последовательность можно назвать пато­логической. Отсроченное изображение черт лица может свидетельство­вать: 1) о тенденции отвергать воспринимаемые рецепторами внешние стимулы; 2) о желании оттянуть, насколько возможно, идентификацию нарисованного человека.
Как правило, к завершенным деталям рисунка не возвращаются; обычно все однотипные детали (например, все окна одного этажа) ри­суются сразу и до конца, прежде чем приступить к изображению следу­ющей конкретной детали (конечно, за исключением оконных стекол,
которые могут быть нарисованы в каждом окне, когда оно уже есть на рисунке).
Характер любого заметного отклонения от*нормалъной последова­тельности, включая: 1) необычный порядок изображения; 2) произволь­ный возврат к чему-нибудь ранее нарисованному либо с последующим стиранием, либо с перерисовыванием; 3) подкрепление рисунка (когда очертания данной детали неоднократно обводятся), должен расцениваться как патоформный.
Исследователю необходимо попытаться определить, вызвано ли отклонение от нормальной последовательности рисования деталей толь­ко снижением базовой интеллектуальной работоспособности (например, в случае явной умственной отсталости) или колебаниями, нерешитель­ностью, причина которых заключается в неких эмоциональных расстрой­ствах или органических изменениях и представляет собой возникшие зат­руднения в организации.
Д. Эротические проявления. Исследователь должен проверить все три рисунка на предмет наличия эротических деталей, изображенных реально или в символическом виде.
Окна, нарисованные без оконных стекол, иногда символизируют оральный и/или анальный эротизм, так же как и чувство враждебности. Дерево, нарисованное на вершине дугообразного холма, по-видимому, нередко означает орально-эротическую фиксацию, часто вместе с потреб­ностью в материнской защите. Рисунок дымохода с трудом дается тому испытуемому, который имеет сексуальный конфликт, если он восприни­мает дымоход как фаллический символ. Мужчина, страдающий импотен­цией, отразил в символической форме свое тяжелое состояние, уделив большое внимание изображению массивного дымохода, которому он при­дал неадекватный вид, украсив его большим отверстием в виде ромба.
Иногда рисунок дерева явно напоминает «соитие»: листва нарисо­вана в виде волосяного покрова женских гениталий, а ствол в виде пени­са. Мужчина, психопат, который боялся своего отчима садиста, завер­шил свой рисунок дерева тремя ветвями, похожими на шипы, которые отличались от всех нарисованных ранее. Это было истолковано как сим­волическое выражение подсознательного страха кастрации.
В ряде случаев беременные женщины рисовали плодоносящие де­ревья. Одна умеренно невротизированная беременная испытуемая снача­ла назвала свое нарисованное дерево кленом, но когда ее спросили, о чем оно ей напоминает, она сказала: «Попытку глупого создания стать яблоней». Таким образом, она в символической форме передала свое силь­ное желание быть похожей на стройный клен, который она нарисовала, и сопутствующий этому страх ответственности перед родами.
Взрослый испытуемый, плохо приспособленный в сексуальном плане, нарисовал обнаженного мужчину без гениталий, затратив много времени на изображение большого, сильно заштрихованного галстука (фаллическое замещение).
Часто чрезмерное внимание уделяется эрогенным зонам тела (рот, груди, ягодицы и т.д.), можно обнаружить некоторые психосексуальные
отклонения, фиксации или незрелость при помощи интерпретации и тщательного опроса после выполнения рисунка.
По-видимому, в случае более откровенного представления сексу­альных деталей, особенно если известно, что интеллектуальный уровень испытуемого — средний или более высокий, и он ведет себя в социально приемлемой манере, есть большая вероятность того, что такое выраже­ние демонстрирует серьезное расстройство личности.
Е. Согласованность. Исследователь должен определить относитель­ную согласованность нарисованных деталей одного рисунка и между все­ми тремя рисунками. Если между рисунками существует значительная разница, например, когда в двух рисунках использовано большое коли­чество деталей, не согласующееся с их незначительным числом в тре­тьем, ему обязательно необходимо заострить на этом свое внимание.
II. ПРОПОРЦИИ.
Считается, что сущность пропорций и значение пропорциональ­ных отношений, отраженных в рисунках дома, дерева и человека, в большинстве случаев демонстрируют оценки, которые испытуемый при­сваивает вещам, ситуациям, людям и т.д., представленным в его рисун­ках в реальном или символическом виде.
А. Отношение размера рисунка к размеру страницы. С точки зрения отклонения от нормы, исследователя прежде всего должно заинтересо­вать два способа использования пространства листа: 1) когда рисунок занимает очень маленькую площадь" доступного пространства; 2) когда рисунок занимает почти все предназначенное место или даже не умеща­ется на странице.
Первый случай можно назвать «сокращением рисунка» (он может быть маленьким, но внутренне согласованным и пропорциональным), второй случай можно назвать «сокращением пространства» (рисунок как бы сжат краями листа).
«Сокращение рисунка» обычно интерпретируется как проявление чувства неполноценности испытуемого, наличие определенной тенден­ции избегания реальности (многие шизофреники демонстрируют огра­ниченность своих взаимодействий с окружающей реальностью, выпол­няя рисунок крошечного размера) или желание отвергнуть конкретный рисунок либо его символическое значение (например, часто через рису­нок дома выражается символическое отвержение семьи).
«Сокращение пространства» может интерпретироваться как: 1) про­явление чувства сильной фрустрации, вызванной ограничивающей ок­ружающей реальностью, в сочетании с чувством враждебности и по­требностью в агрессивных действиях (возможности осуществлять эти дей­ствия может и не быть); 2) проявление довольно острого ощущения на­пряженности и раздражительности или 3) отражение ощущения состоя­ния двигательной беспомощности1 (если, например, ступни и/или часть ноги нарисованного человека «срезаны» нижним краем страницы).
1 Неспособность индивида к произвольным, упорядоченным, адекватным и эф­фективным действиям, имеющим целью устранение внутреннего напряжения, порож­денного потребностью.
Считается, что размер дерева по сравнению с размером страницы рисуночной формы отражает то, как испытуемый ощущает себя в психо­логическом поле. Если дерево имеет огромную высоту, то, по-видимо­му, испытуемый остро ощущает свою зависимость от окружающей ре­альности вообще и, возможно, проявляет агрессивность или склонность к ней. Если дерево имеет крошечные размеры, то, вероятно, испытуе­мый ощущает свою неполноценность, неадекватность и потребность зам­кнуться в себе.
Б. Отношение фрагмента к рисунку в целом. Исследователь должен обратить внимание на существующую диспропорцию между размером какого-либо фрагмента и рисунка в целом. Например, крошечная, так называемая «миниатюрная» дверь, которая имеет гораздо меньшие раз­меры по сравнению со средним окном в доме, интерпретируется как отражение нежелания испытуемого допускать кого-либо к своим истин­ным чувствам.
Если испытуемый рисует человека с очень длинными и мускулис­тыми руками (совершенно не пропорциональными по сравнению с те­лом), то он, вероятно, проявляет потребность в физическом совершен­стве компенсаторного характера. Среди студентов колледжа с высоким уровнем интеллекта была обнаружена тенденция рисовать человека с большой головой. С точки зрения пропорций, очевидно, в этом случае произошло подсознательное выделение роли разума как наиболее важ­ного элемента в человеческой жизни.
Конкретная оценка (PI, P2 или РЗ) будет зависеть от степени дис­пропорции между фрагментом и рисунком в целом.
В. Отношение между фрагментами рисунка. Рассмотрим пример не­пропорциональности фрагментов. Взрослый, плохо приспособленный мужчина нарисовал одно окно гораздо меньшего размера по сравнению с другими окнами первого этажа дома, в процессе ПРО было установле­но, что это окно гостиной (таким образом он символически передал свою неприязнь к компании других людей).
Испытуемые дебилы склонны рисовать дома с «двойной перспек­тивой» (имеется в виду одновременное изображение боковой стены в центре и двух торцов по краям). Дебил, возможно, понимая, по крайней мере частично, факт, что нельзя одновременно видеть боковую стену и оба торца, стремится уменьшить ширину торцов и подчеркнуть размеры боковой стены. Однако шизофреники, используя «двойную перспекти­ву», склонны уделять чрезмерное внимание торцам дома, увеличивая их размеры или акцентируясь на деталях, и изображать довольно малень­кую боковую стену. Шизофреник, по-видимому, расценивает торцы как защиту центра (боковая стена) и таким образом символически передает свое преувеличенное стремление к самозащите.
Зависимая, несамостоятельная девушка с признаками несостоя­тельности нарисовала дерево с огромной, но плохо сформированной кроной, из-за чего и без того маленький ствол казался совершенно кро­шечным (что интерпретировалось как проявление ее чувства базовой неполноценности в сочетании с интенсивным стремлением получить
удовлетворение от окружающего мира). В одном случае (инволюционная меланхолия) нарисованные крошечные молодые побеги, пробивающи­еся из большого и в остальном лишенного растительности ствола, ин­терпретировались как: 1) отказ испытуемого от наносящего ему вред убеждения в том, что попытки поиска удовлетворения в окружающей реальности бесполезны; 2) вероятное сексуальное оздоровление (это подтвердилось, клиническими данными о том, что терапия тестостеро­ном дала хороший эффект).
Женщина с признаками мании проявила свое амбивалентное от­ношение к сексу, изобразив человека, глаза и рот которого были под­черкнуто женскими, а нос и подбородок — явно мужскими, которого в конечном счете она в шутку назвала гермафродитом.
Г. Согласованность. Не следует ожидать полной пропорциональной согласованности между фрагментами рисунка, так же как и пропорцио­нальности отдельных фрагментов. Однако, если замечена рассогласован­ность, ее необходимо расценивать как подозрительный факт, и исследо­ватель должен постараться найти этому объяснение.
III. ПЕРСПЕКТИВА
Считается, что, используя в рисунке тот или иной вид перспекти­вы, испытуемый раскрывает свое видение очень широких и еще более сложных взаимосвязей, которые он вынужден устанавливать с окружаю­щим миром, существующими в нем людьми, и способов поддержания этих взаимосвязей.
А. Положение рисунка на странице рисуночной формы. На этапе стан­дартизации метода ДДЧ было сделано теоретическое предположение, что испытуемый со средним уровнем интеллекта разместит изображае­мые объекты более или менее в центре страницы, однако на практике это не подтвердилось. Оказалось, что с точки зрения количественной оценки вопрос о горизонтальной асимметрии (разница между шириной правого и левого свободного от рисунка края листа) не имеет особого значения, в отличие от вертикальной асимметрии, которая служит по­казателем для дифференциации интеллектуальных уровней (и для каж­дого рисунка может быть разной). Как правило, рисунок дерева на стра­нице помещают выше, чем рисунок дома или человека. Однако положе­ние рисунка часто имеет значение для определения индивидуальных раз­личий. Склонность к тщательной центровке рисунка обычно интерпре­тируется как проявление ощущения незащищенности (симметрия про­странства по краям, по-видимому, служит критерием безопасности для испытуемого) и ригидности, а степень проявления этих качеств напря­мую связана со степенью точности симметрии и количеством рисунков, представленных в таком виде. Устойчивая тенденция, наблюдаемая в стремлении разместить рисунок в верхнем левом углу страницы, свой­ственна тем испытуемым, которые проявляют довольно заметную тре­вожность или регрессию, это касается даже тех испытуемых, которые имеют определенное художественное образование и которые, по всей видимости, не должны были бы выполнять рисунок в таком положении.
Считается, что это положение отражает стремление избегать нового опыта и, вероятно, желание вернуться в прошлое, поскольку, согласно куль­турной традиции, верхний левый угол представляется исходным пунк­том. Возможно, угол страницы символизирует безопасность, которая традиционно приписывается углу комнаты.
Испытуемый, чей контакт с реальностью ограничен, может иног­да выражать это в символической форме, изображая дом без линии ос­нования или как бы в подвешенном состоянии над землей и не имею­щим нижнего края стены, или (и это, по-видимому, всегда имеет пато­логический характер) в виде крыши забора; изображая дерево с корня­ми в виде тонких линий, которые почти не касаются линии земли, либо с корнями, опирающимися на ее поверхность подобно когтям большой птицы и не проникающими в глубь.
Обычно все три объекта имеют прямое положение на рисунке: креп­кий, исправный дом, прямое дерево, стройный человек. Однако встре­чаются и другие случаи, например, женщина шизоид выполнила при­митивный рисунок дома, у которого крыша и труба были на земле — по ее словам, их сдул сильный ветер, и рисунок дерева с переломленным пополам стволом, макушкой касающимся земли, — тоже результат раз­рушительного урагана. Эти рисунки трактуются как символическое вы­ражение чувства испытуемой, проявления которого она не в состоянии контролировать. Эпилептик нарисовал человека, падающего в момент припадка. *
Среди тех, кто склонен демонстрировать агрессивное поведение и/или негативистское неприятие инструкций, наблюдалась тенденция не соглашаться с заданным расположением листа, вероятно, потому, что принятие инст­рукции расценивается ими как признак слабости. Они считают необхо­димым изменить оптимальное вертикально-горизонтальное положение листа и делают свою задачу более трудной. Случай неоднократного изме­нения положения страницы можно считать патоформным.
Считается, что, если рисунок соприкасается с краем (нескольки­ми краями) листа, это всегда является значимым фактором. Существуют по крайней мере четыре вида такого контакта: 1) края страницы рису­ночной формы (один или более) «срезают» часть рисунка; 2) та или иная часть рисунка касается верхнего края страницы, но не выходит за его пределы; 3) рисунок примыкает к боковому краю страницы, но, очевидно, не выходит за него; 4) нижний край страницы используется как основание рисунка.
Клинический опыт показал, что каждое из вышеперечисленных положений может быть предварительно интерпретировано следующим образом:
1) Случай «срезания» краем листа одной или нескольких комнат дома часто выражает нежелание испытуемого рисовать данную комнату (или комнаты) из-за неприятных ассоциаций, связанных с этой частью дома и/или проживающими в нем людьми; «срезание» макушки дерева говорит о желании найти удовлетворение в фантазии, отказавшись от поиска его в реальности; случаи «срезания» элементов рисунка челове-
ка, например, «ампутация» ступней или нижней части ног со ступнями, по-видимому, выражают переживание испытуемым чувства двигатель­ной беспомощности по отношению к окружающей реальности; случаи «срезания» верхней части дома или головы человека до сих пор не встре­чались. С точки зрения временного значения, «срез» левого края рисун­ка, по-видимому, обозначает фиксацию на прошлом вкупе со страхом перед будущим; «срез» правого края рисунка, вероятно, свидетельствует о желании оказаться в будущем, чтобы уйти от прошлого.
2) Контакт рисунка с верхним краем страницы, по-видимому, означает фиксацию на размышлениях и фантазиях как источниках удов­летворения.
3) Рисунок дома, примыкающий к краю страницы (боковой срез страницы используется в качестве границы стены дома), по-видимому, символизирует генерализованное чувство незащищенности, которое час­то имеет: а) определенное временное значение (левый край — прошлое, правый — будущее) и/или б) определенное значение, связанное с назна­чением комнаты или ее постоянным жильцом. Дерево, примыкающее к краю страницы, подразумевает сужение пространства и, как следствие, усиление чувствительности и проявление агрессивно-реактивных тенден­ций, которые могут быть либо подавленными, либо нет. Рисунок челове­ка, примыкающий к краю страницы, по-видимому, выражает генерали­зованную, а иногда и более конкретную и ситуативную незащищенность.
4) Использование нижнего края страницы вместо линии основа­ния рисунка означает: а) более или менее обобщенную незащищенность; б) депрессивно окрашенное настроение.
Б. Положение рисунка относительно наблюдателя. Существует по меньшей мере три подхода. Во-первых, очевидная позиционная взаимо­связь между наблюдателем и рисунком, например: дом представлен та­ким образом, что наблюдатель видит его как бы с высоты птичьего поле­та. Такое изображение трактуется как признак: а) отвержения нарисо­ванного дома или б) отклонение испытуемым довольно распространен­ной тенденции окружать неким ореолом такое понятие, как «домашний очаг».
При анализе рисунков, выполненных группой студентов-медиков, оказалось, что почти все нарисовали дома в таком ракурсе, как будто они находятся ниже уровня наблюдателя. Они считают себя (возможно, благодаря научному образованию) выше общепринятых эмоциональных и являющихся для них ограничительными домашних уз.
Дерево, нарисованное ниже уровня наблюдателя, по-видимому, символизирует депрессию или расстройство.
Люди редко изображаются ниже уровня наблюдателя, поэтому ри­сунок такого типа должен расцениваться как патоформный.
В противоположность этому существуют рисунки, выполненные так, как будто они находятся выше уровня наблюдателя, и о которых можно сказать, что они представляют предельно ограниченное поле зрения. Подобное изображение дома обычно выражает: 1) переживаемое испы­туемым чувство отчуждения его от дома либо желание оказаться в семей-
ном кругу или в домашней обстановке, осуществления которого, по его мнению, он вряд ли добьется; 2) стремление замкнуться, ограничить контакты с другими людьми.
Молодая, недавно овдовевшая мать нарисовала дом, тщательно огороженный забором, который производил на наблюдателя странное впечатление, как будто он находится одновременно и выше и ниже него. Это интерпретировалось как показатель ее подавленного настроения и сильной потребности восстановить очень желанную семейную обстанов­ку (взгляд снизу), а также как попытка обесценить недостижимую, по крайней мере в настоящее время, цель (взгляд сверху).
Дерево, нарисованное как будто на возвышении, по-видимому, означает: 1) чувство напряженности; 2) потребность в защите и безо­пасности. Одинокое дерево на вершине холма не всегда символизирует чувство превосходства. Напротив, оно может представлять чувство оди­ночества в совокупности со стремлением к автономии, так как находит­ся в положении брошенного на произвол судьбы.
Второй подход к анализу заключается в обсуждении кажущегося расстояния между наблюдателем и рисунком. Расстояние может быть ука­зано при помощи: 1) сильного уменьшения размеров нарисованного объек­та или 2) количества деталей, размещенных между наблюдателем и объек­том. Например, мужчина, хронический алкоголик, нарисовал крошечный домик, а также посчитал необходимым изобразить сначала ряд деревьев рядом с ним, затем большую реку (с индейцами, плывущими в каноэ) и шоссе, расположив их между домом и наблюдателем. Это изображение было истолковано как явно выраженное желание удалиться как можно дальше от общества, жить там, где он мог бы одеваться так и делать то, что доставляло бы ему удовольствие, не боясь критики.
Третий подход заключается в обсуждении позиции объекта, а его расположение на странице при этом не имеет значения. В качестве при­мера можно привести рисунок дома, обращенного торцом к наблюдате­лю (отметим, что в этом случае нет необходимости рисовать дверь), а также рисунок человека в абсолютный профиль (абсолютным считается профиль, при котором видна только одна сторона тела, с одной рукой, одной ногой, и нет даже слабого намека на существование другой сторо­ны). Кроме этого, может встретиться рисунок человека, стоящего спи­ной к наблюдателю. Такие изображения объясняются нежеланием испы­туемого встать «прямо лицом к лицу» с окружающим миром, его стрем­лением замкнуться, скрывать свое истинное «Я» и вступать в контакт только на его условиях. Противоположной так называемой позиции «из­бегания», описанной в предыдущем абзаце, является позиция рисунка анфас. Можно считать, что дерево нарисовано анфас, если его одномер­ные или двумерные ветви расположены по краям ствола и не скрывают его. Если все три рисунка нарисованы в абсолютный анфас, можно сде­лать вывод, что испытуемому в сущности свойственны ригидность и бес­компромиссность, и, кроме того, существует предположение, что под­разумеваемая готовность прямо и твердо смотреть в лицо любым обстоя­тельствам является реакцией, вызванной базовой незащищенностью.
Иногда испытуемый рисует дом и/или человека в профиль, обра­щенных в сторону, противоположную ожидаемой относительно его ве­дущей руки. Леворукие испытуемые, например, обычно рисуют дом, у которого видны правый TO^QU и основная стена, и человека, обращенно­го к наблюдателю правой стороной, а праворукие — наоборот. Рисунок дома или человека в профиль, обращенный в несоответствующую ожи­даниям сторону, противоречит норме и, кроме того, трудновыполним. Такой случай можно интерпретировать как выражение враждебных им­пульсов, которые испытуемый стремится подавить или сублимировать.
Оказалось, что информация, связанная с фактором времени, ко­торую можно определить по позиции рисунка, весьма полезна (при ин­терпретации можно сравнить те роли, которые выполняют прошлое и будущее в психологическом поле испытуемого).
Например, ствол дерева возле основания может быть искривлен влево, а повыше, как бы для равновесия, — вправо. Такое изображение можно проинтерпретировать как отражение склонности испытуемого к регрессии (в раннем возрасте) и к сверхкомпенсаторной фиксации на будущем (в более позднем возрасте). Однако, как правило, более уточнен­ные данные о временной дифференциации, выявленные на основании последовательности и количества деталей в рисунке, по-видимому, име­ют большую ценность, чем это несколько поверхностное заключение.
Не так давно было установлено, что в рисунке дерева, а возможно и дома, использование пространства слева от центра страницы может интерпретироваться как признак доминирования эмоциональной сфе­ры, а справа — как выражение преобладания интеллектуальной сферы. Предполагается, таким образом, что рассмотрение сферы будущего обя­зательно должно учитывать интеллектуальную доминанту, а тенденция преобладания в психологическом поле элементов прошлого должна быть связана с эмоциональной сферой, однако здесь не подразумевается на­личие строгой дихотомии. Полагают, что о преобладании интеллектуаль­ной или эмоциональной сферы можно судить отчасти по тому, как ис­пытуемый использовал правую и левую от центра стороны на рисунке дерева. Данная интерпретация, однако, еще требует дальнейшего под­тверждения.
В. Положение фрагмента относительно рисунка в целом. Случаи от­клонения от нормы, которые рассматриваются в этом разделе, связаны с нежеланием испытуемого рисовать фрагменты в их обычной позици­онной взаимосвязи с рисунком в целом. Например: 1) две большие сту­пени, ведущие к глухой стене нарисованного дома (как признак недо­ступности испытуемого); 2) нарисованное пациентом с развивающимся органическим ухудшением дерево, у которого только одна из несколь­ких ветвей соединяется со стволом; 3) рисунок женщины (выполненный пациенткой с инволюционной меланхолией), у которой руки прикрыва­ют тазовую область, а ноги скрещены (символическое проявление заши­ты испытуемой от сексуальной близости).
Второй основной тип отклонения от нормы — это прозрачность деталей. Испытуемый противоречит реальности, позволяя увидеть на
рисунке сквозь одну деталь — другую, которая в принципе должна быть скрыта. Например: 1) можно увидеть руку сквозь рукав; 2) фрагменты мебели, нарисованные внутри дома, которые видны не через дверь или окна, а сквозь стену, на основании чего можно говорить о «прозрачнос­ти» стены. Патологическое значение прозрачности, вероятно, можно оценить: а) по количеству случаев прозрачности; б) по размеру про­зрачной детали (например, второй из вышеупомянутых случаев, по-ви­димому, более серьезен; чем первый). Поскольку случаи прозрачности подразумевают отсутствие критичности испытуемого, предполагается, что они представляют собой проявление неких символов, свидетельству­ющих о дезорганизации личности под влиянием эмоциональных и/или органических факторов, при условии, что испытуемый не является ум­ственно отсталым.
В случае умственной отсталости изображение прозрачной стены объясняется отсутствием критичности — основным недостатком испы­туемого; детали, которые можно увидеть внутри дома, в таких случаях интерпретируются так же, как неуместные детали, нарисованные вне дома (см. выше) испытуемыми с более высоким уровнем интеллекта, которые имеют навязчивую потребность максимально контролировать ситуацию. Умственно отсталый испытуемый, используя в рисунке имен­но внутренние, а не внешние, так называемые «неуместные», детали, по-видимому, обнаруживает свое чувство неполноценности в ситуаци­ях, лишенных поддержки и защиты. .
Кроме того, здесь рассматривается такая неуместная деталь, как линия земли. Было установлено, что если линия земли поднимается вверх слева направо, то это часто символизирует предчувствие неизбежных трудно­стей в будущем, если же линия опускается вниз слева направо, то, веро­ятно, испытуемый чувствует, что его будущее сомнительно и, возможно, таит какую-то опасность (глубина чувства, по-видимому, определяется степенью крутизны наклона или^подъема линии). Линия земли, проведен­ная вниз от рисунка дома (дерева или человека) в любую сторону, может означать чувства одиночества и неуверенности испытуемого.
Г. Расположение фрагментов относительно друг друга. Здесь рас­сматриваются изображенные в необычном виде фрагменты одного ри­сунка, которые должны быть взаимосвязаны. Например, в рисунке дере­ва линии двумерного ствола не соединяются в основании, а одно– или двухмерные ветви, нарисованные по краям, фактически не объединяют­ся в общую крону, хотя и могут переплетаться между собой, таким обра­зом, рисунок представляет собой не одно, а два одномерных дерева.
Туловище человека может быть как бы подвешено над ногами, или вертикальные линии туловища могут продолжаться в виде линий одно­мерных ног, то есть в тазовой области нет «нормального» соединения линий. До сих пор на практике неспособность дорисовать тазовую область человека всегда оказывалась связанной с развитым сексуальным конф­ликтом (в большинстве случаев — сильные гомосексуальные тенденции).
Ноги и ступни у человека могут быть нарисованы в таком положе­нии, что создается впечатление, будто человек движется одновременно
в двух противоположных направлениях. Такой рисунок может интерпре­тироваться как выражение состояния крайней фрустрации с сильным желанием избежать неприятной ситуации. Плохо успевающий студент медицинского института, колеблющийся между сильной потребностью в успехе и не менее сильным желанием бросить институт, нарисовал человека в профиль, у которого голова, тазовая область и ноги до колен были направлены в одну сторону, а плечи и верхняя часть туловища, ноги ниже колен и ступни — в противоположную сторону.
Д. Эротические проявления. В большинстве случаев эротические про­явления принимают форму откровенных или символических деталей. Однако возможны случаи выражения сексуальной озабоченности посред­ством перспективы. Например, молодая пациентка нарисовала женщи­ну, которая своей энергичной позой приглашала к более интимной свя­зи. Вид перспективы может усилить уже представленные в рисунке эро­тические детали, как в изображении обнаженной женщины в анфас, которая расставила ноги врозь и раздвинула пальцами вульву влагалища.
Взрослый мужчина (диагн. психопатия) нарисовал дерево, очень напоминающее человека, сидящего на пне. У него были выделены ягоди­цы и угадывался контур эрегированного пениса. В ПРО пациент совершен­но искренне сказал, что дерево напоминает ему мужчину, и обратил вни­мание исследователя на вышеупомянутые анатомические подробности.
Женщина (диагн: обсессивно-компульсивный невроз), которая была настроена одновременно против женственности вообще и отсутствия собственной физической привлекательности в частности, нарисовала красивую девушку в платье, положение складок которого создавало впечатление о наличии большого эрегированного пениса. В ПРО пациен­тка предоставила веские доказательства, которые подтвердили предва­рительно сформулированную гипотезу о ее зависти к пенису.
Е. Движение. Передать на рисунке движение дома, дерева или че­ловека можно только в откровенной, явной форме. Однако частота изоб­ражения движения свойственна перечисленным объектам в обратном по­рядке по очевидным причинам.
Если испытуемый рисует дом в движении (такое движение должно носить катастрофический характер, например, падение или разрушение), исследователь должен расценивать такое изображение по меньшей мере как патоформное, а чаще всего патологическое.
Движением в рисунке дерева можно считать только то, которое носит интенсивный характер, поскольку причиной изменения положе­ния дерева, которое можно назвать движением, могут быть природные катаклизмы или разрушительные действия человека. Мужчина (диагн. психопатия), пытающийся приспособиться к жизни через гетеросексу­альный брак, но болезненно и патологически реагирующий на это, на­рисовал дерево, которое наклонилось вправо, почти касаясь земли ниж­ними ветвями. Это было проинтерпретировано как выражение: 1) чув­ства того, что влияние окружающего мира подавляет его; 2) его доволь­но решительных попыток сохранить адекватный контакт на уровне ре­альности (то есть сохранить интеграцию собственной личности).
Движение в рисунке человека, в отличие от движения на рисунке дерева, а особенно дома, не должно расцениваться как патоформное или патологическое. Напротив, оно может выражать ощущение удовлет­ворительной адаптации испытуемого. Пациент в прогрессирующем пара­ноидальном состоянии явился на обследование, так как чувствовал, что, вероятно, сильно нуждается в госпитализации. Он нарисовал человека почти со спины, который играл в баскетбол и собирался забить гол, при этом создавалось отчетливое впечатление, что человек играл сам с собой. Спустя две недели он нарисовал боксера в очень жесткой боксерской стойке, повернувшегося спиной к наблюдателю, и вскоре после этого был надолго госпитализирован.
Ж. Способ изображения. Исследователь должен обратить внимание на два момента: 1) применение нетипичных способов штриховки; 2) при­менение способов правдоподобного и реалистичного изображения.
Прежде всего исследователь должен научиться различать нормаль­ный тип штриховки (использованный для передачи изображения листвы на дереве) и ненормальный тип штриховки (который, как предполага­ют, всегда служит показателем тревожности). В связи с этим необходимо рассмотреть следующие моменты: 1) количество времени, затраченного на штриховку; 2) нажим; 3) подкрепление штриховки (произвольный возврат к штриховке в процессе работы над этим рисунком или последу­ющими, либо на этапе ПРО). Нормальная штриховка (та, которая ис­пользуется тогда, когда присутствие некоторых деталей на рисунке толь­ко подразумевается) наносится быстро, без сильного нажима и повтор­ного возврата к ней.
Существуют несколько вариантов отклонения от реалистичного способа изображения деталей. Первый можно назвать способом избега­ния. Испытуемый, например, может так плохо нарисовать фасад дома, что у него не возможно определить ни одно из трех измерений, так что этот лжефасад не воспринимается как реальный образ. Или же он может изобразить фигуру человека в виде палочек, объяснив свое нежелание нарисовать человека как можно лучше тем, что такой рисунок вполне приемлем в мультипликации.
Другой способ — это так называемая «двойная перспектива», смысл которой заключается в том, что одновременно рисуются оба торца и боковая стена дома. Если такой рисунок выполнен испытуемым с низ­ким уровнем интеллекта, то в этом случае Р-оценка рисунку не присва­ивается (однако эта оценка присваивается, если испытуемый имеет или имел средний или более высокий уровень интеллекта).
Кроме этого, существует т. н. «тройная перспектива». Например, испытуемый, невротик, сделав попытку нарисовать все четыре стены дома одновременно, по-видимому, выразил: 1) желание знать все, что происходит вокруг него; 2) чрезмерный интерес к тому, что о нем дума­ют другие люди. Иначе говоря, он стремится полностью контролировать все внешние аспекты, касающиеся его персоны (если рассматривать дом как автопортрет). Испытуемые с органическими нарушениями испыты­вают затруднения, сталкиваясь с необходимостью перенести на бумагу
идею трехмерности дома и используют вместо этого такой способ изоб­ражения, который может быть назван воплощением двух замыслов. Они начинают рисовать так, как обычно изображаются дома, но в конце кон­цов их рисунок приобретает вид чертежа.
Например, рисунок испытуемого (диагн. эпилепсия) с умеренным органическим ухудшением имел явный патологический характер. Он на­рисовал коттедж, фасад и боковая стена которого не были соединены между собой и'находились друг от друга на расстоянии нескольких сан­тиметров. Такой вид он объяснил тем, что эти стены фактически невоз­можно увидеть одновременно из-за густого подлеска рядом с домом.
Иногда испытуемый может начать с создания проекта или плана этажей дома. Исследователь должен позволить закончить эту работу без комментариев со своей стороны. Очевидно, что этот тип изображения противоречит норме, и тот факт, что рисунок невозможно адекватно оценить с количественной точки зрения, не имеет большого значения. По-видимому, такой рисунок всегда является показателем серьезного конфликта в домашней ситуации. Выполняя план этажей дома, испыту­емый, по-видимому, систематизирует внешнюю ситуацию и, фактичес­ки, обнаруживает перед исследователем существование сложных взаи­моотношений. Особого внимания заслуживает присущее таким испытуе­мым свойство выражать в рисунке свое отношение к проблемам, связан­ным с определенной комнатой (гостиная — гости, спальня — секс, ван­ная — отвержение, гигиена) или людьми, проживающими в них, что выражается в бессознательном изменении размеров комнат и иногда их расположения.
Попытки уклонения, с одной стороны, и погрешности в изобра­жении действительности — с другой, имевшие место в процессе вопло­щения идеи трехмерности, расцениваются соответственно как потенци­ально и фактически патоформные реакции.
3. Согласованность. Не следует ожидать абсолютной согласованнос­ти рисунка с точки зрения оценки перспективы, поскольку в большин­стве случаев рассогласованность выражает индивидуальные различия ис­пытуемых (на самом деле абсолютную согласованность, очевидно, мож­но считать патологической). Тем не менее, приемлемая степень согласо­ванности должна иметь место. К сожалению, в настоящее время понятию «приемлемая степень согласованности» нельзя дать удовлетворительное определение.
IV. ВРЕМЯ
Предполагается, что, определив количество времени, затраченно­го испытуемым, и то, насколько продуктивно оно было использовано во время рисуночной фазы ДДЧ и последующего ПРО, исследователь мо­жет узнать, насколько значим для испытуемого данный рисунок в целом или составляющие его части.
А. Отношение общего количества затраченного времени к качеству рисунка. Если качество рисунка высокое, нет нужды задаваться вопро­сом о степени психической интеграции личности испытуемого даже в
случае большого количества затраченного времени. Исследователь дол­жен решить, оправдывает ли затраченное время количество деталей и способ их изображения. Если оправдывает, то испытуемый не получает Р-оценку за этот параметр. Если общее время (то есть затраченное в це­лом на все три рисунка) меньше 2 минут или больше 30 минут, исследо­ватель имеет полное основание сделать вывод о наличии некоего ано­мального фактора, если нет доказательств обратного.
Б. Отношение качества рисунка к количеству затраченного времени. Критерий в данном разделе тот же, что и в предыдущем, только рисунки рассматриваются по отдельности. Если количество времени, затраченно­го на выполнение рисунка дома, дерева или человека, оправдывается количеством деталей и способом их изображения, то Р-оценка не при­сваивается.
В. Латентный период, предваряющий рисование. Анастази и Фо-лей, изучая спонтанные рисунки, выполненные «аномальными» людь­ми, обнаружили, что такой латентный период у «аномальных» испытуе­мых, как правило, более продолжителен, чем у «нормальных».
Но поскольку они позволяли испытуемым решать самостоятельно, что именно они нарисуют в первую очередь, вряд ли можно предполо­жить, что в ДДЧ существует такая же связь между «нормальными» и «аномальными» испытуемыми.
Можно утверждать, что только «аномальные» испытуемые нужда­ются в некоторой паузе, чтобы «настроиться»-на выполнение задания пе­ред тем, как начать рисовать. Если испытуемый не приступает к рисунку в течение 30 секунд после получения инструкции, исследователь должен расценить задержку как патоформную. Любая подобная задержка — веское доказательство наличия конфликта, и исследователь должен попытаться обнаружить его причину в процессе ПРО.
Г. Пауза в процессе рисования. Пауза в процессе рисования — это явный перерыв, превышающий несколько секунд, при условии, что ис­пытуемый вообще приступил к выполнению задания. Паузу более 5 се­кунд можно расценивать как достаточное доказательство конфликта, при отсутствии оснований для утверждения обратного.
Та или иная часть рисунка, во время, перед или после выполнения которой испытуемый делает паузу, обычно дает ключ к пониманию при­чины конфликта. Например, сексуально неприспособленные испытуе­мые делают значительную паузу после того, как нарисуют талию челове­ка, и прежде, чем смогут заставить себя нарисовать таз — сферу их кон­фликта.
Д. Пауза в комментариях. Продолжительность паузы, сделанной испытуемым во время непосредственного или пост-рисуночного ком­ментария, который он внезапно прерывает, должна быть записана. Про­должительность паузы в данном случае — это время, которое протекает с момента прекращения комментария до его возобновления. Дополни­тельный опрос в таких случаях — обязательная процедура.
Е. Согласованность. Предполагается, что количество времени, зат­раченного на каждый рисунок,, должно быть достаточно согласованно.
Но в оценке данного фактора исследователь должен принять во внима­ние тот факт, что обычно на адекватное изображение дома и человека затрачивается больше времени, чем на рисунок дерева, так как во мно­гих случаях дерево с легкостью можно изобразить в символическом виде, поскольку для этого требуется меньшее количество деталей (если только испытуемый не настолько дотошен, чтобы вырисовывать каждый листо­чек). Большое количество времени, затраченное на выполнение того или иного рисунка, может свидетельствовать о наличии сильного позитив­ного или негативного чувства испытуемого по отношению к изображен­ному объекту в целом, или его конкретному фрагменту, или той идее, которая символически выражена рисунком или его фрагментом. Цели ис­пытуемый затратил очень мало времени, это указывает на отклонение задания и/или изображенного объекта, идеи или ситуации, символичес­ки представленной в рисунке.
V. КАЧЕСТВО линий
А. Моторный контроль. Среднестатистический индивид не должен испытывать больших затруднений при рисовании прямых линий. Углы и кривые линии в его рисунке должны быть четко прорисованы, а процесс их рисования — контролируемым. Несоответствие уровня моторного кон­троля вышеупомянутым требованиям к качеству линий предполагает плохую функциональную приспособленность личности или нарушение центральной нервной системы, при этом степень отклонения зависит от значительности органического или функционального нарушения.
Однако необходимо учитывать, что люди, которые большую часть жизни занимались тяжелым ручным трудом, не смогут манипулировать таким довольно деликатным инструментом, как карандаш или мелок, с легкостью клерка, и исследователь должен быть осторожен в выводах, чтобы не сделать заключения, что эта неспособность, обусловленная родом занятий, является симптоматикой нервной болезни, такой как ранний атеросклероз.
Б. Нажим. Жирные линии в рисунке испытуемого, не имеющего нарушений центральной нервной системы, оцениваются в соответствии с характером их использования. Например: (1) если весь рисунок выполнен жирными линиями, можно сделать вывод о наличии напряженности нео­пределенного характера; (2) если такие линии использованы в изображе­нии определенных деталей рисунка, это может означать: а) фиксацию на этой детали (например, рука человека рассматривается как источник гре­ха) и/или б) враждебность, подавленную или открытую по отношению к нарисованному объекту или тому, что он символизирует; (3) если контур дома, дерева или человека нарисован жирными линиями в отличие от других линий внутри этих рисунков, можно предположить, что испытуе­мый прилагает все усилия, чтобы сохранить личностный баланс; (4) если жирными линиями нарисован торец дома или ствол дерева, это, веро­ятно, означает, что пациент старается сохранить контакт с реальнос­тью и отказывается от возможности получить удовлетворение в фанта­зии; (5) очень жирная линия земли обычно интерпретируется как отра-
жение чувства тревожности, вызванного взаимоотношениями в реальной жизни; (6) жирные линии контура крыши дома означают (если рассмат­ривать дом в качестве автопортрета) фиксацию на фантазии как источни­ке удовлетворения с сопутствующим этому чувством тревоги.
Если все три рисунка выполнены чрезвычайно слабыми линиями, то это интерпретируется как показатель генерализованного чувства не­полноценности, сопровождаемого нерешительностью и боязнью пора­жения. Если линии постепенно становятся более тонкими, начиная с рисунка дома и заканчивая рисунком человека, можно предположить наличие генерализованной тревоги и/или депрессии. Если слабые линии использованы только при выполнении некоторых деталей, это говорит об определенном нежелании испытуемого рисовать данную деталь (или несколько деталей) из-за того, что она (они) фактически или символи­чески представляет.
В. Тип линий, (применение штриховки обсуждалось в параграфе «Перспектива», см. пункт «Способ изображения»).
Исследователь должен определить следующие характеристики ли­ний, использованных испытуемым в рисунке: 1) линии прерывистые или непрерывистые; 2) линии всегда (или почти всегда) твердые и пря­мые или всегда (или почти всегда) плавные и изогнутые.
Постоянное использование эскизных отрывистых линий в лучшем случае, вероятно, выражает потребность в аккуратности и скрупулезнос­ти, в худшем (в особенности если линия нарисована очень медленно) — это патоформный признак. Жесткая, прямая линия часто оказывается вы­ражением внутренней ригидности. Обычно изогнутая линия •— здоровый знак, хотя она также может свидетельствовать о неприятии условностей и/или ограничений.
Г. Согласованность. Изображение дома, как правило, требует пря­мых линий. Человек в целом преимущественно рисуется с помощью изог­нутых линий. Для рисунка дерева обычно необходимо сочетание обоих типов линий. Отклонения от обычно используемого типа линий и каче­ства их нажима для данного рисунка, очевидно, являются патоформны-ми; кроме этого необходимо регистрировать колебания типа и нажима линий внутри данного рисунка.
VI. КРИТИЧНОСТЬ
Критичностью считается: а) критическая позиция испытуемого и б) его готовность что-то предпринять с тем, что он посчитал неправиль­ным или неадекватным.
Способность к объективной оценке, критике и умение пользовать­ся такой критикой — одни из первых интеллектуальных функций, кото­рые страдают от чрезмерной эмоциональности и/или процессов органи­ческого ухудшения. Из этого следует, что полезно анализировать дефек­ты, обнаруженные испытуемым в рисунках, и определять, какие кор­ректирующие шаги он предпринимал и насколько они были успешны.
А. Вербальная критичность. Вербальная критика, судя по опреде­лению, — это критика, выражаемая устно. Она имеет несколько типов:
во-первых, существует тип спонтанного комментария, заключающийся в том, что испытуемый осуждает задание, которое его попросили вы­полнить, считая его незаконным; во-вторых, испытуемый может пы­таться оправдать свою неумелость утверждением, что в школе его не учи­ли рисовать или что его руки с возрастом огрубели (или другими подоб­ными комментариями); в-третьих, испытуемый может сказать: «Посмот­рите, как все непропорционально получилось» или «Я нервничаю, по­этому эти линил такие кривые». Второй и третий случаи можно назвать реальной критикой, и только в третьем случае испытуемый демонстри­рует реальную способность к критике. Комментарии подобного рода встре­чаются довольно часто. Однако, если их становится слишком много, это должно расцениваться как признак патоформности, особенно при от­сутствии сопутствующей или последующей попытки исправления вер-бально идентифицированного дефекта или дефектов.
Б. Активная критичность может быть выражена: 1) отказом закончить рисунок с последующим возобновлением рисования в другом месте листа, при этом незаконченный рисунок не стирается. Это, как принято считать, имеет умеренно патоформный характер, поскольку заключает в себе не­сколько негативную реакцию испытуемого по отношению к самому себе; 2) стиранием нарисованного без попытки перерисовать это, что обычно ограничивается одной деталью, которая, очевидно, вызвала у испытуемого сильный внутренний конфликт, и в результате он еще мог бы изобразить деталь один раз, но никак не дважды; 3) стиранием нарисованного с пос­ледующей попыткой перерисовать. Если стирание с попыткой воспроизве­сти нарисованное заново приводит в результате к улучшению качества изоб­ражения, это расценивается как благоприятный знак. Однако стирание мо­жет носить и патоформный характер, если попытки исправления приводят к сверхтщательному изображению, попытка усовершенствования рисунка не дает результата, или если после стирания качество рисунка ухудша­ется; это подразумевает: а) чрезвычайно сильную эмоциональную ре­акцию на изображаемый объект или то, что он символизирует для ис­пытуемого и/или б) наличие фактора органического ухудшения.
Частое стирание и последующее исправление любой части данного рисунка ясно свидетельствует о наличии конфликта с этой деталью в ее реальном виде или с тем, что она символизирует.
В. Согласованность. Считается (и критический опыт, по-видимо­му, оправдывает это предположение), что самокритичное отношение хо­рошо интегрированного индивида будет достаточно стабильным в тече­ние работы над всеми тремя рисунками. Очевидно, что значимость ри­сунков, количество деталей, необходимых для их удовлетворительного воспроизведения, и т.д. будут изменяться от испытуемого к испытуемо­му, но, по-видимому, нельзя утверждать, что будет изменяться и фак­тор направленности индивида на качественное выполнение рисунка, будучи до сих пор одинаковым.
Полное отсутствие попыток испытуемого со средним или более высоким интеллектуальным уровнем внести изменения в рисунок не очень высокого качества фактически является патоформным случаем.
VII. Отношение к заданию.
Предполагается, что отношение испытуемого к ДДЧ в целом будет указывать на степень его готовности принять новое и, возможно, более трудное задание; что его отношение к отдельным рисункам зависит от ассоциаций, вызванных тем или иным рисунком или отдельным фраг­ментом рисунка.
А. Отношение к заданию в целом. Спектр возможных вариантов от­ношения широк, от умеренной готовности принять задание и далее по двум направлениям: а) либо к уровню активного принятия до гиперэго­тизма, б) либо к безразличному отношению, чувству пораженчества, склонности к отказу и до полного отказа. Крайние варианты отклонения от состояния умеренной готовности расцениваются как подозрительные. Однако испытуемый может изменить свое отношение к заданию, напри­мер, многие люди среднего интеллектуального уровня и хорошо интег­рированные личности вначале сопротивляются, но постепенно стано­вятся более восприимчивыми, поскольку понимают, что для их способ­ностей это не слишком трудная задача.
Б. Отношение к конкретным рисункам. Заметное отклонение от уме­ренной готовности к выполнению какого-либо из трех заданий (рисунок дома, дерева или человека) определенно носит патоформный характер и даже может быть патологическим. Отношение испытуемого к отдель­ным рисункам, по-видимому, не будет изменяться, если нет какого-либо конфликта, чувства фрустрации и т.п. (поэтому у хорошо приспо­собленных испытуемых из группы количественной стандартизации такие случаи не были замечены).
VIII. РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ЭНЕРГИИ
A. Общая характеристика. Исследователь должен постараться оп­ределить, хотя бы приблизительно, то, как испытуемый распределил свою энергию при выполнении рисунков. Он не должен упустить из вни­мания случаи активации, ослабления или колебания психомоторики (а также то, с чем именно связано их проявление).
Б. Контроль. Поскольку методика ДДЧ часто вызывает у испытуе­мых значительный всплеск эмоциональности и, кроме того, позволяет вести за ними скрытое наблюдение (которого испытуемые, как правило, не замечают), она дает исследователю возможность получить ценную ин­формацию относительно стимулированности испытуемого (то есть на­сколько легко он поддается стимулированию) и его способности сдер­живать свои импульсы.
B. Согласованность. Предполагается, что у среднего испытуемого к моменту завершения рисунка человека уровень утомления будет уме­ренным. Однако явную утомленность необходимо расценивать как пато-формную; по-видимому, она свидетельствует о снижении настроения, которое может сопровождаться другим фактором, обуславливающим сни­жение работоспособности.
Предполагается, что заметная психомоторная активация имеет па­тоформный характер. Она свидетельствует о наличии чрезмерной стиму­лированности испытуемого и ограничении торможения. Устойчивое пси-
хомоторное ослабление говорит о присутствии органического фактора. Разброс по данному фактору должен рассматриваться как весьма подо­зрительный. По-видимому, его можно объяснить реакцией индивида на рисунок или на некий его фрагмент (фрагменты).
IX. КОММЕНТАРИИ
Комментарии могут быть либо устными, либо письменными. Пись­менные комментарии — имена людей, названия улиц, деревьев и т.д. или числа, а также геометрические фигуры или неразборчивые караку­ли, понятные для самого испытуемого, — имеют, до сих пор почти в каждом случае подтверждаемый, по меньшей мере патоформный харак­тер. По-видимому, они выражают: (1) общую навязчивую потребность в максимальном контроле ситуации (признак базовой незащищенности) или (2) конкретную навязчивую потребность компенсировать овладев­шую им идею или чувство, которые были активизированы чем-то в ри­сунке или пост-рисуночной ситуации. Комментарии могут быть спонтан­ными или спровоцированными исследователем.
Было обнаружено, что практичнее всего анализировать коммента­рии в соответствии с той конкретной фазой ДДЧ, во время которой они были сделаны, то есть фазой рисования или пост-рисуночной фазой. Установлено, что в процессе рисования большинство комментариев имеют спонтанный характер, так как в это время исследователь должен по воз­можности воздерживаться от влияния, которое могло бы помешать ка­кому-либо высказыванию испытуемого в момент отрыва карандаша от бумаги. Разумеется, в пост-рисуночной фазе большинство комментариев вызвано прямыми или косвенными вопросами исследователя. Однако возникшие во время ПРО спонтанные высказывания обычно оказыва­ются весьма информативными.
А. Комментарии рисуночной фазы. Было обнаружено, что процесс изображения дома, дерева или человека и/или их последующее обсуждение вызывает у испытуемых сильные эмоциональные реакции, в результате ко­торых они способны или вынуждены вербализовать материал, который до настоящего времени подавляли или считали невыразимым. Из этого следу­ет, что может быть чрезвычайно полезно анализировать спонтанные ком­ментарии испытуемого, сделанные в процессе рисования или ПРО.
1) Объем комментариев. Полное отсутствие спонтанных коммента­риев фактически подтверждает предположение, что испытуемый скло­нен к замкнутости, однако многие хорошо приспособленные испытуе­мые также не делают спонтанных комментариев. Патоформность отсут­ствия спонтанных комментариев можно отчасти объяснить в процессе определения общего отношения испытуемого к выполняемому заданию или беседе. Гораздо более значимыми моментами, чем отсутствие ком­ментариев, являются: (1) наличие чрезмерного количества комментари­ев и (2) вербализация материала, который на первый взгляд может по­казаться странным или совершенно не относящимся к делу.
Нередко встречаются хорошо приспособленные испытуемые раз­ного уровня интеллекта, прибегающие к высказываниям типа алиби,
такими как: «Меня не учили рисовать, когда я ходил в школу» или «Я никогда не обучался рисованию».
Иногда в процессе рисования испытуемые устно выражают чув­ство тревоги, неполноценности и враждебности в таком объеме, что ис­следователь не может записать их дословно. Тем не менее в таких случаях он должен сделать все возможное, чтобы записать основную тему выска­зываний испытуемого.
Нижеследующие примеры должны дать читателю представление о том, какую информацию может получить исследователь на основании спонтанных комментариев.
65-летней женщине с психоневрозом, переживающей чувство вины, навязчивые идеи, в том числе подозрения в неверности собственного мужа и т.д., так интенсивно, что она не поддавалась ни психотерапии, ни даже шоковой терапии, предстояло перенести предфронтальнуюлоботомию. Вы­полняя рисунок дома, она сказала:
«Я никогда в жизни не рисовала ничего подобного. Я должна рисовать так (горизонтально)? Вы бы не стали в нем жить. Вам бы не понравился мой архитектурный стиль. Вы бы не при­знали его».
Исследователь: «Почему вы так считаете?»
Испытуемая: «Я не знаю, с чего начать, — с фундамента или окон?..» Исследователь: (видя, что пациентка становится очень напряженной и за­метно взволнована из-за неспособности хорошо выполнить ри­сунок): «Рисуйте так, как сможете? и не волнуйтесь». Испытуемая: «Спасибо за поддержку. Посмотрите, окна все разные. Вы бы не признали во мне плотника. Вы следите за мной? Самое трудное для меня — это крыша! Мне нарисовать крыльцо — здесь, а там — ступени?»
(Тут испытуемая стала использовать ластик в качестве линейки, и когда ей сказали, что этого делать нельзя, она попыталась стереть все, что нарисовала прежде.)
Испытуемая: «Тогда где же будет дверь? Окна у меня получились не там, где надо. Здесь я нарисую дверь, как бы это сделать, доктор? Как вы считаете, это будет честно, если я посмотрю, с ка­кой стороны находится дверная ручка? Если я нарисую к ней несколько ступеней, это будет правильно? Здесь — фунда­мент. Думаете, было бы лучше нарисовать маленькие окна на этой стороне? Я считаю, что да. Это ребенок плачет? Он что, плакал так все это время? Не очень аккуратная конструкция, не так ли? Это проверка нервозности? Аккуратности? Это могло бы быть интересным, если не нервничать так». Исследователь: «Почему же вы нервничаете?»
Испытуемая: «Такой у меня характер. Вы имеете представление, сколько сейчас времени? Вы бы не стали здесь жить. Фундамент не прочный и не безопасный».
Исследователь: «Почему вы считаете, что фундамент не прочный?» Испытуемая: «Его построили так быстро… ненадежно… О, я завидую всем, кто может сидеть вот так и делать что-нибудь так же, как вы, быть уверенным в этом. Что же это? Я — хозяин своей судь­бе, господин своей душе? Вы полагаете, что кто-то это мо­жет для меня устроить?»
Исследователь: «Почему вы думаете, что нет?»
Испытуемая: «Я думаю, может быть — это мой возраст… Я думаю, врачи знают, что они делают, но допускаете ли вы, что в моем возрасте можно вернуть назад все то, что было потеряно, и все время знать, что делаешь?»
Постоянное обращение пациентки к фундаменту дома отразило ее ощущение, что основание ее собственной домашней ситуации разрушено откровенной неверностью ее мужа либо ее собственными подозрениями — она никогда.не была уверена, что он действительно изменял ей.
Однако самыми значительными симптомами были ее рассеянность, потрясающая болезненная неуверенность и чувство неполноценности.
Эти комментарии были сделаны за 27 мин. 35 сек. во время рисова­ния дома.
Молодой человек с уровнем интеллекта выше среднего, обнару­живший общую тревожность, множество фобий и некоторые обсессив-но-компульсивные реакции, во время рисования дерева сделал следую­щие комментарии:
1) «Скопировать? Вы хотите, чтобы я нарисовал его, глядя на об­разец?» 2) «Я бы нарисовал ель, но вы сказали, что нужно дерево». Иссле­дователь: «Почему вы думаете, что ель не дерево?» Испытуемый: «Мне было бы гораздо проще нарисовать черта, чем это дерево (в этот момент испытуемый стер все, что он нарисовал, — лиственное дерево). Я пробо­вал рисовать его раньше». 3) «Теперь, если.бы я нарисовал дерево и поме­стил бы его во дворе моего дома, — это все, что я хотел бы нарисовать».
Первый комментарий испытуемого, по-видимому, отражает его устойчивую потребность в конкретной и чрезвычайно подробной фор­мулировке задачи, ибо он уже нарисовал дом и к этому времени должен был понять, что рисунки должны быть его собственным творением. Вто­рой комментарий сперва смутил исследователя, потому что показался ему странным. Однако в ПРО обнаружилось, что именно эту ель, выб­ранную им для рисунка дерева, он много раз рисовал раньше; она на­помнила ему о матери, которую он так прочно отождествил с елью, что, вероятно, был не в состоянии рассматривать стереотип дерева просто как дерево. Его последний комментарий помог формально идентифици­ровать местонахождение дерева, воспроизведенного в рисунке. В ПРО он не смог определить, находится ли нарисованное дерево во дворе роди­тельского или его собственного дома, что, в свою очередь, ярко отобра­жает его «неприкаянность» в выборе между этими домами.
Мужчина, шизоид, импотент, который в течение ряда лет пытался «забыться» в работе, в то время, пока рисовал человека (больного пожи­лого мужчину, который, сидя на плетеном стуле в форме колыбели, гля­дел в камин), высказал следующие спонтанные комментарии: «Карика­туру нарисовать или что:!» Испытуемый вздохнул, начиная рисовать живот человека. Несколькими секундами позже исследователь отметил, что испы­туемый, очевидно, решил нарисовать только бюст, и повторил первоначаль­ную инструкцию нарисовать человека в полный рост. «Хорошо, в таком слу­чае посмотрим, смогу ли я вообще что-нибудь нарисовать». Испытуемый вздыхал, пока рисовал нижнюю линию фуфайки. Когда рисовал воротник, он
сказал: «Черт возьми, не получается пропорционально. Я сделаю из него маленького коротышку». (Смеется.) Испытуемый кашляет и затем напева­ет что-то про себя, пока рисует глаза и брови. В то время, когда он рисовал рот, он воскликнул: «Вы читали эти ужасы в «Тайме» ? Кто-то нашел сто­летнюю мумию! «Заштриховывая галстук нарисованного человека, он ска­зал: «Я думаю, что это старый человек, который сидит на стуле в купаль­ном халате, с пледом или с чем-то вроде того», Затем он мурлычет и слег­ка посвистывает. В то время пока испытуемый рисовал внутреннюю часть камина, он заметил: «Не могли бы вы быть несколько теплее, чем тот, кто смотрит на мой камин?» Последний комментарий он сделал во время штри­ховки камина, подразумевающей материал, из которого он сделан: «Поправ­ляется».
Можно заметить, что вначале испытуемый выразил враждебность; 1) намекая, что он хотел изобразить человека в виде карикатуры; 2) иг­норируя инструкцию нарисовать человека в полный рост, к тому време­ни, когда человек был наполовину закончен, он попытался дать понять, что продолжать не имеет никакого смысла, что можно расценить как неприятную шутку. В конце концов испытуемый нарисовал человека, находящегося в его гостиной, о котором почти наверняка можно ска­зать, что это автопортрет. Его предсказывающий комментарий «Поправ­ляется» позже был клинически подтвержден.
Эти комментарии были сделаны в течение 50 минут, которые он потратил на изображение человека.
Возможно, динамика «отрыва карандаша»,,объясняется следующим образом. В то время, когда та часть личности, которая отвечает за защиту эго и подавляет вербализацию определенного материала, «отвлекается» на процесс рисования, ранее вытесненный материал может быть верба­лизован.
2) Уместность комментариев. По степени неуместности коммента­рии делятся на лишние, неуместные и странные.
Лишним спонтанным комментарием, например, считается словес­ное описание той детали, которая не требует определения: «Я хочу нари­совать на нем этот галстук». Подобные комментарии встречаются доволь­но часто и, возможно, выражают: (1) потребность в тщательном структурировании ситуации и, таким образом, представляют собой ба­зовую незащищенность; (2) попытку ослабить напряжение ситуации те­стирования посредством вербализации.
Неуместный комментарий — это комментарий, не имеющий ни­чего общего с выполняемым заданием, например: «Вы сказали, что это ваш первый день здесь?» (Относительно замечания исследователя, сде­ланного ранее при установлении контакта.) Тщательный анализ на вид неуместных замечаний может оказаться весьма стоящим; одна молодая женщина (диагн.: психоневроз) заметила: «Я всегда рисую деревья оди­наково». Замечание было сделано необычно резким тоном. В пост-рису­ночной беседе исследователь задал уточняющие вопросы об этом заме­чании и услышал рассказ о ранее скрытом болезненном травматическом опыте, который испытуемая пережила несколько лет тому назад, нахо­дясь в художественной школе.
Явно странными можно назвать комментарии, сделанные женщи­ной (диагн. кататоническая шизофрения) во время изображения дома: «Во­семь дней вместо одного… секунд, однако, восемь… шестьдесят секунд… в високосном году шестьдесят пять, я думаю… двадцать дней в марте… пред­ставляю себе…» (Паузы в речи отмечены многоточием.) По окончании рисунка она написала на странице рисуночной формы: «Сейчас — 60, в марте не может быть 820». Этот комментарий носит явно патологический характер.
3) Диапазон комментариев. Если в комментариях затронут широкий круг тем, это не обязательно является признаком патологии, так как лю­бая тема может иметь отношение к рассматриваемому рисунку, но слиш­ком широкий круг неуместных тем должен рассматриваться как очень по­дозрительный случай. Например, комментарии женщины (диагн. ипохон­дрический невроз), сделанные во время рисования, составили довольно законченный, но очень разрозненный автобиографический рассказ.
4) Субъективность комментариев. Идеи отношений1 и идеи преследо­вания2 часто выражаются довольно свободно (очевидно, это обусловлено фактором «отрыва карандаша») и более или менее говорят сами за себя.
5) Эмоциональность комментариев. Многие испытуемые становятся весьма эмоциональными во время рисования или пост-рисуночного оп­роса, возможно, из-за выражения через рисунок и/или вербализацию до настоящего времени подавленного материала. Исследователь обязатель­но должен вести тщательную и исчерпывающую запись любых эмоцио­нальных проявлений испытуемого, насколько это возможно, независи­мо от их значительности.
Любой испытуемый, независимо от того, насколько хорошо он приспособлен, может проявлять в ситуации тестирования некоторые признаки испуга. Однако при отсутствии у испытуемого признаков лич­ностного дисбаланса или неприспособленности проявление с его сторо­ны как постоянных второстепенных, так и более сильных эмоциональ­ных выражений, а также неподвижности аффекта кажется маловероят­ным. Присвоение конкретной оценки будет зависеть от интенсивности, продолжительности и типа эмоционального проявления.
6) Обусловленность комментария. Считается, что спонтанные ком­ментарии, как правило, вызваны определенными причинами. Предпола­гается, что наиболее важный фактор, вызывающий спонтанный ком­ментарий, — это фрагмент данного рисунка, который испытуемый только что закончил, над которым продолжает работать или который собирает­ся нарисовать; или вопрос ПРО, который только что был задан. Количе­ство прошедшего времени может указать на степень существующего кон­фликта.
В результате более тщательного исследования может обнаружить­ся, что безобидное на первый взгляд спонтанное замечание в действи-
1 Симптом, часто психотический, при котором индифферентные явления вос­принимаются индивидом так, будто имеют к нему отношение.
3 Подозрения о преследовании, не достигающие степени навязчивости.
тельности является патоформным. Спонтанные комментарии часто могут быть значимыми сами по себе, но их информативность еще более возра­стает, когда они оцениваются с точки зрения обусловленности. Один комментарий может иметь несколько значений.
Нет ничего необычного в том, что испытуемый возражает против просьбы исследователя выполнить рисунок, и не редкость, что он сразу после завершения рисунка спонтанно комментирует его недостатки.
При прочих равных условиях те спонтанные комментарии, кото­рые произошли некоторое время спустя после начала рисования и до его окончания, а также в процессе пост-рисуночного опроса, являются наи­более значимыми.
Б. Пост-рисуночные комментарии. Детальное описание ПРО в от­дельном разделе должно дать довольно полное представление о его кон­кретной цели. Однако было установлено, что анализ как спонтанных, так и спровоцированных исследователем реакций испытуемого в ПРО с точки зрения нижеследующих критериев также заслуживает внимания.
1) Объем комментариев. Отсутствие комментариев в ПРО расцени­вается как патологический признак ввиду того, что исследователь задает вопросы открытого типа. Фразу «Я не знаю» следует истолковывать не как отсутствие ответа, а как неудовлетворительный ответ. Поскольку воп­росы носят специфический и иногда узконаправленный характер и рас­считаны на краткие или более развернутые ответы, нельзя ответить од­нотипно на все 64 вопроса. Было бы удивительно, если на вопрос «Кто это, мужчина или женщина?» был бы получен более многословный от­вет, чем просто «Мужчина» или «Женщина». Но было бы действительно странно услышать слишком краткий ответ на вопрос «Что вы думаете об этом?». Короче говоря, качественной адекватности вопроса и ответа в процессе интерпретации придается очень большое значение.
Самая продолжительная серия спонтанных комментариев, с кото­рой столкнулся автор, принадлежала мужчине, явному психоневротику, который, отвечая на вопрос Д22, вошел в состояние, подобное трансу, и высказал несколько тысяч слов в виде свободных ассоциаций относи­тельно нарисованного им дерева, а также висевшей на стене кабинета картины с изображением деревьев, ни одно из которых не походило на нарисованное испытуемым.
2) Уместность. Ответ, подобный тому, который был получен на вопрос 41 — «Да, это мужчина, это видно по усам», — считается лиш­ним. Неуместным можно назвать ответ испытуемого в предпсихотичес-ком состоянии на вопрос 42: «Этому человеку 100 лет, а мне 27». Очень странным был ответ очень возбужденного пациента на вопрос Д14: «Вся­кая. Это и снег, и лето, и осень, и дождь, и засуха, в общем, все вместе!»
3) Диапазон. В пост-рисуночном опросе диапазон тем для ответа более или менее ограничен вопросом, по крайней мере теоретически. Любое значительное отклонение от темы должно расцениваться как па-тоформное.
4) Субъективность. Здесь исследователь должен определить степень идентификации испытуемого с любым из нарисованных объектов и ха-
рактер этой идентификации. Юноша психопатического склада нарисо­вал дерево, которое имело множество признаков мужского тела; торча­щий из ствола короткий сук походил на эрегированный пенис. Если же расценивать дерево в качестве автопортрета, то, по-видимому, испытуе­мый чрезмерно акцентируется на объекте, занимающем его мысли. На вопрос Д10 испытуемый ответил немедленно: «Я смотрю вниз, на него». И при этом выделил интонацией слова «на него»,
5) Реальность в комментариях. Как уже говорилось в довольно объем­ном описании ПРО в отдельном разделе, ответы испытуемого могут пре­доставить исследователю информацию о способности испытуемого по­нимать реальность, которая, в свою очередь, способствует оценке об­щей приспособленности испытуемого, а также уровня его интеллекта. Особенно полезны в этой связи ответы испытуемого на вопросы 41, 42, 46, Др1, Дрб, ДрЮ, Др12, Др1б, Д1, Д2, Д7, Д8, Др20, Др22, 412, 414, а также ответы на дополнительные вопросы 418, Др23, Д15 и 420.
6) Эмоциональность. Эмоциональные проявления встречаются не­сколько чаще в процессе ПРО, чем во время непосредственного выпол­нения рисунков. Очевидно, именно на этой стадии выражение эмоций осуществляется легче, чем где-либо еще, вследствие того, что подавлен­ный материал удерживался до этого момента. В некоторых случаях имеют место некие проявления, родственные отреагированию (абриакции) ра­нее имевшегося опыта. Можно предположить, что случаи выражения более сильных или незначительных, но постоянных эмоциональных проявле­ний, а также любые отмеченные признаки неподвижности аффекта яв­ляются весьма подозрительными. Косвенное выражение эмоциональнос­ти и ее предполагаемая причина могут проявиться в ответах на дополни­тельные вопросы, начинающиеся с Д17. О них довольно подробно было сказано в отдельном разделе.
В пост-рисуночных комментариях о рисунке человека испытуемый часто позволяет себе открыто выразить свои чувства и отношения к меж­личностным взаимосвязям в целом и по отношению к конкретным слу­чаям.
7) Фактор «жизни» в комментариях. Средний, хорошо приспособ­ленный испытуемый воспринимает нарисованный им дом как жилой (то есть содержащий жильцов), а дерево и человека — живыми. Ответы в ПРО, свидетельствующие о том, что испытуемый воспринимает дом пустующим, дерево умирающим или мертвым, а человека больным, умирающим или мертвым, по-видимому, говорят о плохой приспособ­ленности испытуемого. 4ем менее одушевленным с точки зрения испы­туемого является рисунок и чем большее число объектов он восприни­мает лишенными жизни, тем глубже его предполагаемый уровень деза­даптации.
8) Движение. При рассмотрении фактора движения в рисунке (см. наст. разд. «Перспектива*) было указано, что для его передачи дом и дерево должны иметь заметно искаженный вид, и такое изображение подразумевает серьезное расстройство личности. Однако движение чело­века, отраженное в рисунке, не обязательно содержит какие-либо иска-
жения, его диагностическое значение зависит от качества движения, которое можно определить только на основании ответов испытуемого на вопросы ПРО, касающихся движения. Например, исследователь не дол­жен делать поспешных выводов о том, что испытуемый чаше всего чув­ствует себя свободно и комфортно при обращении с другими людьми только на основании улыбки нарисованного человека и утвердительного ответа испытуемого на вопрос 413, так как последующий опрос может выявить, что нарисованный человек улыбается, «потому что он только что убил ненавистного отца».
Из ответов на вопросы ДрП, 12, 14 и Д14 исследователь может узнать, чем вызвано движение на рисунках дома и дерева, и то, что испытуемый думает об этом движении, считает он его приятным или неприятным, импульсивным или сознательным, разрушительным или стимулирующим и т.д. Из того, как он характеризует это движение и чем объясняет вызвавшие его причины, можно заключить, ощущает ли он себя твердым, непреклонным или гибким и уступчивым, и судить о воз­можном источнике этих чувств, находящихся в сферах, затронутых дан­ным рисунком.
Например, хорошо приспособленный взрослый испытуемый со сред­ним уровнем интеллекта в ответе на вопрос ДрП утверждал, что погода ясная и теплая, на вопрос Др12 — что дует мягкий бриз, в ответе на вопрос Др14 — что это нежный и приятный ветерок. Его ответам можно противопоставить ответы испытуемого с прогрессивным органическим ухудшением на эти же вопросы: бушует мартовская штормовая буря; дует пронизывающий холодный ветер; он, вероятно, повредил бы дерево.
Женщина (диагн. шизофрения кататонического типа), нарисовав у человека эрегированный эякулирующий пенис, утверждала, что она вос­принимает этого человека движущимся сразу во всех направлениях и находит это весьма возбуждающим.
Вообще, исследователь должен обратить особое внимание на отве­ты, указывающие на экстремальные погодные условия (как хорошие, так и плохие) во всех трех рисунках.
9) Катексис. В ответах испытуемого на пост-рисуночные вопросы исследователь нередко может обнаружить ценную информацию относи­тельно идей ситуаций, объектов, людей и т.д., на которых испытуемый направляет свою либидозную энергию и которые имеют положительную или отрицательную валентность.
10) Согласованность. Маловероятно, что ответы в ПРО будут согла­сованными. Хотя хорошо интегрированная личность в пост-рисуночной фазе (как, впрочем, и вообще в жизни), как правило, представляет сво­ими ответами довольно согласованный образ, что иногда, впрочем, свой­ственно и плохо приспособленным испытуемым, и исследователь не дол­жен заблуждаться на этот счет.
В. Ассоциации. 1) Количество. Хорошо приспособленные испытуе­мые, в силу своих индивидуальных особенностей, приводят различное количество ассоциаций в ответах на ПРО в целом и на вопросы Д9, Д10, Др17, Др18, 49, 410, 418, Др23 и Д15 в частности.
2) Уместность. Не слишком уместной ассоциацией можно назвать ответ на вопрос 49: «Он напоминает мне о том, как рисуют человека в четвертом классе». В качестве определенно странной ассоциации можно привести в пример ответ на вопрос Д9 испытуемого с застарелой ши­зофренией: «Это заставляет думать о картине, серебряных картинах…» Исследователь: «Почему?» Ответ: «В воздухе летают москиты». Исследо­ватель: «4то приходит вам на ум, когда вы думаете о доме?» Ответ: «Ко­рица, я ее чувствую». Исследователь: «Вам нравится ее вкус?» Ответ: «4е-
ловек, дети».
3) Традиционность. 21 человек из группы 38 студентов-медиков в ответах указали, что под «домом» они подразумевают домашний очаг. Говоря о дереве, испытуемые чаще всего называли его конкретный вид, причем в целом особого разнообразия в названиях не было. Большин­ство ответов на вопросы о человеке можно свести в категорию «Проти­воположный пол» (в их числе ответы: «Девушка», «Невеста», «Женщи­на»).
Заслуживают внимания следующие ответы на вопрос Д10: «Место жительства» (свидетельствующий о чувстве отчужденности); на вопрос Др17: «Древесина» (только мертвое или разрушенное дерево становится просто древесиной), «Убежище» (потребность в защите), «Лес» (интер­претация этого ответа зависит от дальнейшего опроса: желательно уз­нать, например, подразумевает ли лес потребность в компании сверст­ников или выражает чувство страха и угнетения). Патологическим можно назвать ответ испытуемого на вопрос 416, который в частности сказал: «…Большинство людей являются естественными врагами по ошибке или заблуждению. Ладно, не буду об этом. Просто вы меня раздражаете, будь­те проще».
4) Субъективность. Исследователь должен быть заинтересован прежде всего в том, чтобы определить, в какой степени ассоциации испытуемо­го сводятся к повествованию о себе самом. Действительно плохо приспо­собленная испытуемая на вопрос Д9 ответила: «О будущем!» Сперва ис­следователь не обнаружил в этом ответе ничего необычного и посчитал, что испытуемая хотела бы когда-нибудь иметь такой дом, но помня, что в ПРО ничего нельзя принимать на веру, он продолжил беседу, спросив: «Почему?» на что испытуемая не дала никакого ответа. Тогда исследова­тель задал вопрос: «Какие мысли приходят вам в голову? Скажите что-нибудь, даже если это неясные, смутные идеи». На это испытуемая воз­мущенно ответила: «Они вовсе не смутные, нисколько! Я думаю о том, что надо как можно лучше написать все книги, которые я задумала. Меня не заботит, будут ли они продаваться. Меня не волнует, будут ли они популярны, так как я знаю, что они хорошие. Обращаются они к средне­му читателю или нет — это неуважительно».
Другой субъективный (и весьма откровенный) ответ был дан муж­чиной, хроническим алкоголиком, на вопрос 410: «Ну, я сказал вам, мистер Бук, он ждет, когда его отец сходит за почтой, и тогда он сможет добыть бутылку пива. А этот забор находится здесь. Вы не можете видеть меня, но я тоже жду бутылку пива!»
5) Тип выражаемых чувств. Ожесточенность, ненависть, страх и дру­гие негативно окрашенные катективные реакции говорят сами за себя, и им присваивается та или иная Р-оценка в соответствии с ее диагности­ческим значением.
6) Согласованность. Как уже было отмечено ранее, не следует ожи­дать слишком значительной и жесткой согласованности в ассоциациях испытуемого.
Анализируя значения некоторых ответов в ПРО, исследователь дол­жен иметь в виду, что если была необходимость перефразировать вопрос несколько раз и/или как следует «подтолкнуть» испытуемого к ответу, то такому ответу не следует доверять без предварительной проверки, потому что он может быть 1) результатом прямого внушения или 2) отговоркой с целью предотвратить дальнейший расспрос в данном направлении.
Исследователь должен помнить, что не стоит слишком увлекаться ответами ПРО, чтобы не пропустить важную с интерпретационной точ­ки зрения информацию, заключенную в самих рисунках. Методика ДДЧ в любом случае должна дать какие-то результаты, даже если обследуемые испытывают трудности вербализации или категорически отвергают ПРО.
X. КОНЦЕПЦИЯ
После завершения анализа рисунков и комментариев испытуемого (как спонтанных, так и спровоцированных исследователем) следует пе­рейти к синтезу собранного материала с тем, чтобы составить заключе­ние относительно представлений испытуемого"о себе на основании оценки рисунков в качестве автопортретов и его представлений о способах ре­шения проблем, отраженных в рисунках.
А. Содержание. /. Дом. Если рассматривать рисунок дома в качестве автопортрета испытуемого, то можно получить следующую информацию.
1) Психосексуальная зрелость и приспособленность испытуемого. Жен­щина, профессор колледжа, у которой на основании истории болезни и фактов, полученных из других источников, было обнаружено наличие сексуальной неприспособленности, испытала значительные затруднения при обращении к сексуальным символам в рисунке дома (она рисовала собственный дом). Например, она не захотела оставить в первоначально нарисованном виде треугольное окно над дверью (женский сексуальный символ), которое в действительности существует в ее доме, и сочла не­обходимым «прикрыть» его решеткой. Во время рисования она произнес­ла: «Проклятое окно!» Испытуемая оказалась совершенно неспособной нарисовать дымоход (мужской сексуальный символ). Судя по качеству линий, она испытывала тревогу, изображая окна своей спальни.
2) Доступность испытуемого. Женщина (диагн. психоневроз) нари­совала дом, расположенный высоко на холме, вдали от извилистой до­роги. Его огораживал высокий забор, ворота которого были закрыты, крошечные ступени не имели полноценного контакта с маленькой две­рью — одной из последних нарисованных деталей.
3) Контакты испытуемого в реальности. Последовательность дета­лей и акцентирование на линии земли, окнах нижнего этажа, двери и
т.д., по-видимому, имеет довольно высокую степень корреляции с тем, что может быть названо проницаемостью границ психологического про­странства личности испытуемого и его осознания взаимоотношений в реальности. Чем ближе к «норме» такие показатели, как последователь­ность деталей, качество линий, пропорциональная и пространственная связь элементов рисунка, тем лучше, по-видимому, приспособлен ис­пытуемый в реальности.
4) Чувство внутриличностного баланса. Взрослый испытуемый, муж­чина в предпсихотическом состоянии, тем, что использовал в рисунке нетипичный подход к последовательности изображения деталей, выра­зил ощущение собственной дезорганизации (в закончеттолнэисунке это отклонение никак не отразилось). Кроме того, он уделил чрезмерное внимание линиям контура дома (линиям торца, крыши, основания), что свидетельствует о чувстве тревожности, связанной со стремлением сохранить интеграцию личности.
Другой испытуемый (диагн. шизофрения) выразил дезорганизацию собственной личности в том, что нарисовал дом, состоящий из окон, двери, дымохода, крыши и других деталей, никак не соединенных меж­ду собой.
5) Степень ригидности личности. Явно тревожный испытуемый с пси­хоневрозом обнаружил высокую степень ригидности тем, что: 1) нарисо­вал дом точно в центре листа; 2) рисовал его сверхтщательно и 3) проде­монстрировал мелочный педантизм в спонтанных комментариях.
6) Относительная роль прошлого и будущего в психологическом поле испытуемого. Рассматривая правую сторону страницы рисуночной фор­мы как прошлое, а левую — как будущее, при анализе таких факторов, как количество и последовательность деталей, акцентирование на том или ином фрагменте, вид перспективы в рисунке испытуемого и т.д., иногда можно получить заслуживающую внимания информацию о таком феномене, как «временная доминанта». Если полученные данные гово­рят о том, что главную роль в психологическом поле личности играет прошлое, то это предполагает негативно сказывающуюся фиксацию на событиях прошлого; доминирующая роль будущего свидетельствует о не­здоровом стремлении к вероятно вымышленным целям.
Другой подход к изучению рисунка заключается в рассмотрении его с точки зрения сложившихся у испытуемого представлений о спосо­бах решения проблем.
Дом, место жительства, обычно представляет собой сцену, на ко­торой разыгрываются наиболее интимные и приносящие удовлетворе­ние или напряженные и конфликтные межличностные отношения, ко­торые для большинства испытуемых символизируют:
О) Дом такой, как он есть. Как правило, испытуемые воспроизво­дят дом таким, каким они его «чувствуют», а не точно таким, какой он есть на самом деле.
(2) Дом такой, каким бы его хотел видеть испытуемый. Студенты-медики, например, часто рисуют особняки, которые, по их мнению,
отражают социальное положение, соответствующее врачам в современ­ном обществе.
Поскольку рисунок дома часто является сложным изображением, состоящим из нескольких зданий, он может представлять:
(1) Не приносивший удовлетворения дом из прошлого. Мужчина (ди-агн. психоневроз) нарисовал бревенчатый домик, в котором родился его отец (к которому он испытывал самые противоречивые чувства). Паци­ента приводил в ярость тот факт, что его отец родился в нем, а не в большом кирпичном доме, который также был во владении его семьи. Испытуемый чувствовал, что это довольно скромное место рождения его отца так или иначе унижает его.
(2) Удовлетворяющий дом из прошлого. Испытуемый, врач (диагн. легкая форма шизофрении), нарисовал с болезненной заботой дом сво­его детства, сопровождая это комментариями, в которых выражал силь­ное желание вернуться в этот дом (и в детское состояние), где он был так счастлив и чувствовал себя так безопасно.
(3) Отношение испытуемого к своей семье и/или отношение семьи к нему в его интерпретации. Например, плохо приспособленный мужчина выразил неприятие матери и враждебность к ней, уменьшая размер окна ее спальни и утверждая, что для себя он выбрал бы самую дальнюю от нее комнату в доме. Мужчина (диагн. эпилепсия) чувствовал неприятие, исходящее из его семьи, и отразил это, нарисовав гараж возле дома. Другой испытуемый (диагн. психопатия) также чувствовал, что семья отвергает его, и выразил это ощущение и свою готовность простить в том, что нарисовал маленькую фигурку (о которой сказал, что это он сам) в дверном проеме дома. Руки человека были протянуты к четырем людям, стоявшим спиной к нему на дорожке. Он идентифицировал эти фигуры как сестру, мать, отца и брата (который погиб в катастрофе).
//. Дерево. Рассматриваемый в качестве автопортрета рисунок де­рева, по-видимому, представляет:
(1) Подсознательный образ самого себя. Считается, что дерево боль­ше всего подходит для такой проекции, так как дефекты развития, иска­жения роста и формы, которые по своей природе в изображении челове­ка воспринимались бы как уродство и, следовательно, вызывали бы за­щитные реакции у испытуемого, в рисунке дерева только способствуют передаче реализма.
Ранее в этом разделе уже говорилось о том, что ствол дерева, по-видимому, символизирует ощущение базового потенциала испытуемого; размеры и связь ветвей со стволом и их положение на странице рисуноч­ной формы, по-видимому, указывают на способы поиска удовлетворе­ния испытуемого; взаимосвязь между ветвями, вероятно, выражает гиб­кость и организацию доступных испытуемому способов поиска удовлет­ворения. О том, как интерпретируется корневая структура дерева, изоб­раженная испытуемым (спонтанно во время рисуночной фазы или по просьбе исследователя в ПРО), четкого представления пока нет. Вероят­но, для большинства испытуемых корневая структура при поверхност-, ной интерпретации представляет: (1) источники элементарного удов-
летворения; (2) стабилизирующую силу внутри личности и (3) на более глубоком уровне — первичные, элементарные влечения.
Молодая женщина (диагн. психоневроз) нарисовала дерево, у ко­торого остался только поврежденный, голый ствол, совершенно без вет­вей. Позже было установлено, что, по ее мнению, дерево символизирует ее собственную неудовлетворенную, загубленную жизнь.
Мужчина (диагн. острая паранойя) с высоким уровнем интеллек­та, который предчувствовал, что вскоре его ожидает госпитализация, нарисовал дерево с твердым, крепким стволом, мощными корнями, огромными, вызывающе торчащими и негнущимися, непропорциональ­ными ветвями, которые ясно указали на ощущение сильного давления, исходящего из окружающего мира. В завершение он дополнил рисунок слабой штриховкой, которая передала его сильную тревогу. Спустя две недели, когда госпитализация стала необходимой, он нарисовал огром­ную (по сравнению с размерами страницы) плакучую иву с единствен­ной линией ствола, в которой ближе к основанию угадывался опреде­ленный нажим, если говорить о качестве этой линии. В целом, дерево создавало впечатление слабого и окончательно покорившегося существа, в отличие от дерева, нарисованного двумя неделями раньше, которое как бы выражало бурное неповиновение. Это довольно редкий случай, когда серия рисунков отражает глобальную трансформацию личности, произошедшую в такой короткий срок.
Испытуемые с органическим нарушением склонны рисовать одно­мерное дерево стереотипной формы, которое в графической форме, по-видимому, выражает основные чувства испытуемого: чувство неполно­ценности, ущербности и прогрессирующей утраты работоспособности.
(2) Подсознательное представление испытуемого о своем развитии. Рубцы, сломанные, поврежденные ветви и другие подобные детали, по-видимому, отражают травматические эпизоды, которые, как считает испытуемый, оставили след в его душе. Дефекты роста, переданные в виде необычных изменений размера ствола, асимметричностью кроны и т.д., как было установлено, символизируют существовавшие в прошлом испытуемого периоды, которые были богаты или бедны впечатлениями, приносящими удовольствие или стимулирующими его.
(3) Психосексуальный уровень и зрелость испытуемого. Мужчина с сильными гомосексуальными наклонностями сразил свою бисексуаль­ность, изобразив дерево, представляющее необычную смесь феминин­ных и мускулинных черт, в процессе пост-рисуночного опроса он сво­бодно вербализовал свои амбисексуальные отношения.
Молодая женщина (диагн. развитый невроз характера) нарисовала сперва ствол, форма которого почти фотографически воспроизводила пенис. После короткой паузы, во время которой было заметно ее силь­ное напряжение, она поспешно зарисовала вершину кривыми, похожи­ми на волосы линиями. Окончательный вариант рисунка без сомнения подтвердил первоначальное впечатление.
(4) Контакт испытуемого с реальностью. Замкнутый испытуемый продемонстрировал предпочтение сферы фантазии (и избегание реаль-
ности) как источника удовлетворения, нарисовав дерево висящим над линией земли, его крошечные, одномерные корни только касались по­чвы, а верхушка была срезана верхним краем листа.
(5) Чувство внутриличностного баланса. Молодая женщина, у кото­рой впоследствии развился шизофренический психоз, отразила в рисун­ке чувство неминуемого расстройства личности, нарисовав дерево, кро­на которого представляла необычную смесь разнообразных типов изоб­ражения: одномерного, двумерного, эскизного без всякой реальной вза­имосвязи.
Исследователь может получить много информации об уровне сфор­мированное™ понятий у испытуемого, как с количественной, так и с качественной точки зрения, оценивая дерево не как автопортрет, а в ином качестве.
Дерево может, например, представлять:
Не испытуемого, а какого-либо другого человека. Мужчина (диагн. психоневроз) привел огромное количество ассоциаций рисунку дере­ва, которое сильно напоминало ему любовницу и практически явля­лось для него ее портретом. В своих высказываниях он проявил интен­сивное чувство вины, причиной которому были его побочные сексу­альные связи.
Мужчина (диагн. запущенная эпилепсия), который иногда с тру­дом дифференцировал своего отца-священнослужителя и бога, выразил ощущение собственной слабости, нарисовав «ысокую ель (которая, как оказалось, символизировала его отца) и затем падающую от нее на зем­лю тень (в ПРО обнаружилось, что тень представляет самого пациента). Молодой мужчина, который чувствовал себя полностью отверженным своей матерью, отметил, что нарисованный им дуб похож на женщину, стоящую к нему спиной. Плохо адаптированный мальчик счел необходи­мым нарисовать два дерева: лиственное дерево слева и кедр справа. Затем он изменил общепринятому взгляду на различие полов, заявив, что бе­реза — это его отец, а кедр — мать (в этом изменении полов он несколь­ко цинично выразил свой взгляд на то, кто из его родителей соответ­ствует его представлению о маскулинности, и его взгляд, как позже ока­залось, был верен).
IIL Человек. Рисунок существующего или некогда существовавше­го человека, несомненно, может служить основой для откровенного ав­топортрета, проекции своего осознания тела и т.д., но именно тот факт, что темой рисунка является человек, иногда пробуждает у некоторых испытуемых с параноидальными или психопатическими симптомами такое интенсивное чувство вины, что они категорически отказываются рисовать его.
В качестве автопортрета рисунок человека может представлять:
(1) Испытуемого как он есть. Косметические дефекты, физиологи­ческие нарушения и т.д. часто воспроизводятся искренне и точно, только как бы в зеркальном отражении; например, если у испытуемого отсут­ствует палец на левой руке, на рисунке у человека будет недоставать пальца на правой руке.
Женщина, профессор колледжа, сексуально не адаптированная, на предложение нарисовать человека изобразила маленькую девочку с куклой в руках. В ПРО она сперва определила, что это ребенок с фото­графии из журнала мод. Вскоре, однако, она поправила себя, сказав, что это портрет ее дочери. В действительности же было бы трудно подыскать более подходящий рисунок в качестве автопортрета, ибо если бы испы­туемая была маленьким ребенком, она была бы свободна от неизбежных сексуальных отношений и как маленький ребенок она могла бы управ­лять своими куклами так авторитарно, как она в свое время управляла своими детьми. А также она была бы свободна от ответственности, кото­рую должны нести взрослые. Кроме того, было известно пристрастие испытуемой к тому, чтобы в обществе проявлять себя с показанной в рисунке позиции ребенка.
(2) Как испытуемый воспринимает себя. Взрослый испытуемый (ди­агн. эпилепсия) выразил с болезненной ясностью чувство одержимости собственным заболеванием, нарисовав человека, в котором можно было узнать его автопортрет (однако им самим не признанный), отражающий его сущность марионетки.
(3) Каким бы хотел быть испытуемый. Молодая женщина (беремен­ная, будучи не замужем), незадолго перед тестированием пережившая реактивную депрессию, нарисовала изящную, уверенную в себе балери­ну в центре сцены, представляющую явный контраст с самой испытуе­мой.
Подросток, враждебно реагирующий на родительское неприятие и давление в целом, исходящее из его окружения, нарисовал крупного, мускулистого мужчину, которого он украсил значком и вооружил не­сколькими пистолетами. Мальчик назвал нарисованного человека шери­фом и сказал, что он собирается расстрелять банду грабителей. Таким образом он выразил свою враждебность и в то же время продемонстри­ровал знание социальных норм — агрессия, выраженная уполномочен­ным лицом, принимает социально приемлемую форму.
(4) Представление испытуемого о своей сексуальной роли. Взрослый мужчина, переболевший энцефалитом, будучи бисексуально ориенти­рованным и имеющий беспорядочные сексуальные связи, нарисовал мужчину с небритым лицом, волосатой грудью, широкими плечами, огромным пенисом и яичками; фигура, которая могла быть расценена как стереотип «доминирующего мужчины».
Сексуально неприспособленная взрослая замужняя женщина вы­разила свое чувство сексуальной неполноценности, нарисовав совсем непривлекательную женскую фигуру (отрицающую женственность), у которой руки были согнуты в локтях, а пальцы сжаты в кулак — в поло­жении боксера (недопущение сексуальной близости).
(5) Отношение испытуемого к межличностным взаимоотношениям в целом. Мужчина (диагн. прогрессирующая паранойя) нарисовал человека в абсолютный профиль, с прямым телом, в широкополой шляпе, над­винутой на лицо, так что визуальный контакт был невозможен без его согласия. Таким образом испытуемый выразил свою собственную ригид-
ную неадаптированность, свое нежелание вступать в контакт с другими людьми.
Взрослая испытуемая (диагн. психоневроз) нарисовала женщину, лицо которой выражало опасение, ее руки были нерешительно вытяну­ты вперед, как будто она заслонялась от некой угрожающей фигуры, а ступни — в положении готовности к бегству. Таким образом испытуемая выразила вину и тревогу, которые она до сих пор ощущала в связи со своей недавней «незаконной» беременностью.
Если рассматривать рисунок не как автопортрет, то он может пред­ставлять:
(1) Отношение испытуемого к конкретному человеку. Испытуемый с пограничным уровнем умственной отсталости, погруженный в носталь­гию, нарисовал пожилую женщину, протягивающую руки к наблюдате­лю. Он пояснил, что это рисунок его матери, которая протягивает к нему руки и зовет его.
Мужчина (диагн. психоневроз) нарисовал молодую женщину в од­ной комбинации. Он очень сожалел, что не смог нарисовать эту девушку (свою любовницу) лучше, так как, по его словам, она очень хороша. Эмоциональность испытуемого, его нерешительность и довольно низкое качество именно этого рисунка свидетельствуют об очень противоречи­вых чувствах, которые он испытывает из-за того, что имеет связь с лю­бовницей.
(2) Некоторые специфические страхи, навязчивые идеи и т.д. Пожи­лая женщина (диагн. обсессивно-компульсивное состояние) несколько недель спустя после перенесенной префронтальной лоботомии нарисо­вала маленького мальчика, которого она идентифицировала как «Такой-то сынок» (сын ее мужа от служанки). Затем, со смехом, почти бесконт­рольным, она сказала, что никакого ребенка не было и она знала об этом, что муж, несомненно, захотел бы убить ее, если бы услышал ее слова, и т.д. Таким образом она выразила стойкое навязчивое чувство ревности, но без того сильного аффекта, которым это обычно сопро­вождалось до операции.
Еше одна женщина с аналогичными симптомами нарисовала оче­видный автопортрет, но пропустила при этом руки. Она посчитала, что они являются источником большинства ее трудностей. По ее мнению, они были настолько заражены, что она не смела прикоснуться к бутылке молока без резиновых перчаток, опасаясь заразить следующего, кто кос­нется бутылки.
(3) Наиболее приятного человека из окружения испытуемого. В ри­сунке женщины, выполненном хорошо приспособленным молодым че­ловеком, психиатром, можно было узнать его невесту.
(4) Наиболее неприятного для испытуемого человека. Испытуемая (ди­агн. психопатия) нарисовала превосходный портрет ненавистного ей че­ловека из медперсонала, обслуживающего ее палату. Она искренне выра­зила свою враждебность к нему в грубом и унизительном карикатурном изображении этого человека и очень оскорбительными замечаниями в его адрес в процессе ПРО.
(5) Человека, вызывающего у испытуемого противоречивые чувства. Юноша (диагн. развитый невроз характера) нарисовал своего отчима, которого испытуемый ненавидел из-за его грубого обращения с ним! Однако испытуемый чувствовал (и выражал) восхищение бравадой от­чима и его способностью доминировать в семье.
В целом, обсуждение содержания отдельных рисунков может быть очень информативным. Однако следует учесть, что оно вряд ли обеспе­чит исследователя более точной информацией, чем тщательный анализ других особенностей рисунка, хотя, как правило, дает ценные сведения о потребностях, страхах и других характеристиках испытуемого, которые могут помочь прояснить динамику данного случая.
Б. Оригинальность. Под оригинальностью подразумевается откло­нение от нормы с точки зрения традиционности выполнения рисунка. Данная характеристика рисунка имеет значительное сходство с катего­рией «оригинальность» в тесте Роршаха. Но поскольку в данном случае испытуемый ограничен заданными темами: дом, дерево, человек, ему трудно быть таким же оригинальным в ДДЧ, каким он мог бы быть в тесте Роршаха.
Отклонения от нормы в ДДЧ оцениваются при помощи трехуров­невой шкалы, в соответствии с которой концепции рисунков ранжиру­ются как «необычные», «нестандартные» и «патологические».
Необычной можно назвать концепцию рисунка человека (выпол­ненного врачом), британского моряка времен парусных судов, который нагнулся, чтобы поднять несомненно надушенный платок, а на заднем плане парит потрепанный непогодой попугай. Такому изображению дол­жна быть присвоена по меньшей мере оценка PI, поскольку оно пред­ставляет отклонение от нормы первой степени. Его вполне можно интер­претировать как отражение желания испытуемого отказаться от притвор­ства и неискренности, заполнивших его повседневную жизнь и научную деятельность в пользу того мира, где вещи оцениваются более реалис­тично (или проще). Здесь следует отметить, что бессознательный цензор испытуемого сделал все возможное, чтобы замаскировать выражение подавленного до настоящего времени желания, заставив его использо­вать в рисунке образ человека из другой эпохи, который по характеру своей профессии и привычке, надо полагать, без каких-либо неожидан­ных последствий, может «принять на себя» роль владельца платка так же легко, как и поднять сам платок.
Нестандартной можно считать концепцию рисунка дома, который был похож на амбар и был идентифицирован именно так женщиной средних лет, нарисовавшей его. Он отразил ее горькое чувство, вызван­ное тем, что семья рассматривала ее только в роли вьючного животного, которому за его работу нужно предоставить жилище и еду.
Патологические концепции рисунков в большинстве случаев весь­ма оригинальны, но они определенно являются признаками нездоровья. Например, (а) прозрачный как аквариум дом, нарисованный женщи­ной нарциссического склада (диагн. паранойя), которая таким образом выразила свое желание быть заметной, на виду у всех, и свою готовность
демонстрировать себя в огражденном пространстве, которое ограничи­вало бы все контакты только визуальными; (б) дерево, нарисованное пожилым человеком (диагн. шизофрения), которое было представлено лишь наполовину: часть ствола была «срезана» боковым краем листа, а крона имела вид маленького, сильно заштрихованного овала и примы­кала к верхнему краю страницы; в ПРО испытуемый сказал, что самый лучший фрагмент дерева — это невидимая его часть (вероятно, это та часть, которая не «соприкасается с действительностью» и символизиру­ет мир его фантазий); (в) женщина средних лет с высоким уровнем ин­теллекта нарисовала человека,– привязанного к деревянному кресту, с окровавленной, перевязанной головой, одетого в спортивные трусы; его правая рука была перевязана, левая — ампутирована до локтя, левая ступня отсутствовала, тело имело истощенный вид, а лицо со впалыми глазами выглядело изможденным. Таким образом испытуемая выразила жестокое, беспощадное отношение к мужчине как представителю рода и абсолютное его неприятие. Эта интерпретация подтвердилась клиничес­кими данными о том, что она никогда не могла приспособиться к гете­росексуальным отношениям. Оценка РЗ, присвоенная данному рисунку, оказалась оправданной, ибо вскоре после этого испытуемая полностью отвергла реальность точно так же, как в своем рисунке она отвергла муж­чину как представителя своего пола.
В. Субъективность. Здесь осуществляется попытка определить, свя­зан ли изображенный объект (дом, дерево и уеловек) с самим испытуе­мым и в какой степени. Например, является ли нарисованный дом соб­ственным домом испытуемого, не представляет ли дерево на рисунке дерево, растущее во дворе его дома, а нарисованный человек — его са­мого? Определяя степень субъективности с точки зрения патологии, ис­следователь должен иметь в виду, что субъективность может ранжиро­ваться от сужения психологического горизонта до крайних проявлений такого феномена, как самоупоминание (см. выше).
Г. Множественность. Как уже было проиллюстрировано, один ри­сунок может символизировать нескольких людей. До сих пор более или менее приспособленные испытуемые как правило отождествляли свой рисунок с двумя людьми (один из которых был самим испытуемым). Если идентификация данного рисунка ограничивается только автопортретом или если нарисованный человек символизирует до четырех персонажей включительно, исследователь может сделать предположение о неприс­пособленности испытуемого.
Д. Валентность. По-видимому, одним из показателей неприспо­собленности является интенсивность валентности, которую испытуемый приписывает рисунку. В том случае, если два или даже три рисунка пред­ставляют решительно неприятных для испытуемого людей или ситуа­ции, можно предположить, что имеет место неприспособленность.
Е. Организация рисунка. В некотором смысле оценка организации рисунка имеет отношение к качественной оценке пропорциональных и пространственных отношений между его деталями. В рисунках, выпол­ненных испытуемыми с органическими нарушениями между деталями,
существует довольно слабая связь, а в рисунках людей, страдающих про­грессирующей шизофренией, ее качество еще хуже. Предполагается, что организационная способность может быть связана с эмоциональными и органическими факторами. Из этого следует, что: I) если проблемы в организации заметны во всех трех рисунках, исследователь может пред­положить у испытуемого значительное эмоциональное и/или органичес­кое нарушение; 2) если сложности в организации представлены менее чем в трех рисунках, нарушение, вероятно, носит функциональный, а не органический характер; 3) если дезорганизация деталей заметна только в одном рисунке, то можно почти с полной уверенностью говорить только о функциональном нарушении; 4) если все три рисунка имеют довольно хорошую организацию, то можно предположить, что базовая структура личности испытуемого довольно устойчива, даже при наличии значи­тельного количества патоформных признаков.
Ж. Согласованность. В том случае если все три рисунка получили примерно одинаковую количественную оценку, что бывает крайне ред­ко, то и с точки зрения качества не должно быть много различий. Любое значительное расхождение между рисунками (например, более чем в один классификационный уровень в ту или иную сторону) требует объясне­ния.
Исследователь должен оценить согласованность с точки зрения воплощения замысла. Если не считать некоторые неизбежные трудности механического характера в процессе рисования как такового, однажды сформулированный замысел, как основная составляющая рисунка, дол­жен быть выполнен испытуемым без изменений, по крайней мере зна­чительных, и/или колебаний. Замеченный при изображении той или иной детали конфликт (например, неспособность испытуемого дорисовать область таза или проявление озабоченности этой областью) или колеба­ние, выраженное, например, в том, что испытуемый не может решить, в каком из возможных положений должна находиться рука на рисунке человека, расценивается по меньшей мере как отклонение от нормы вто­рой степени, которому присваивается оценка Р2 (при этом исследова­тель должен постараться точнее выявить причину такого отклонения).
Идеальная согласованность может расцениваться как патоформная, ибо клинические данные подтверждают, что испытуемый, который по­лучил при количественной обработке рисунков несколько оценок Д1, по-видимому, более адаптирован, чем испытуемый, не получивший ни одной; таким образом, рисунки, выполненные хорошо адаптированным человеком, будут различаться с качественной точки зрения: было бы странно, если бы все три рисунка (дома, дерева и человека) были бы абсолютно (или почти абсолютно) равноценны для испытуемого с точ­ки зрения их значимости.
Считается, что любой испытуемый, независимо от уровня приспо­собленности, интеграции и степени оказываемого на него давления ок­ружающей среды, должен получить по меньшей мере несколько Р-оце-нок. Полное отсутствие Р-оценок, вероятно, должно казаться подозри­тельным, поскольку предполагает гиперкритичность испытуемого. На
неприспособленность испытуемого может указывать: 1) большое ко­личество низких (полученных за незначительные отклонения) оце­нок; 2) два или три значительных отклонения от нормы; 3) отклоне­ния одного типа, имеющие устойчивый характер; 4) большое количе­ство Р-оценок различного уровня.
XI. РЕЗЮМЕ
Пройдя через этапы анализа и последующего синтеза полученного материала, исследователь получает возможность сделать выводы, касаю­щиеся личности испытуемого в целом и его взаимодействия с окружаю­щей средой. Представленный ниже план поможет систематизировать за­писи выводов в общепринятой клинической терминологии.
A. Наблюдение за тестовой ситуацией. (1) Кооперативное^; (2) сим­птомы стресса; (3) физическая неспособность; (4) манерность; (5) объем внимания; (6) эмпатия; (7) время реакции; (8) ориен­тация; (9) другое.
Б. Аффект. (1) Характер аффекта (подавленный, бодрый, припод­нятый и т.д.); (2) интенсивность; (3) неуместность; (4) конт­роль; (5) согласованность.
B. Вербализация. (1) Характер протекания (ограниченный, сво­бодный и т.д.); (2) спонтанность; (3) модуляция (монотонная, двойственная и т.д.); (4) содержание идеи (персеверативное, странное). .
Г. Распределение энергии. (1) Уровень; (2) контроль; (3) согласо­ванность (утомляемость и т.д.).
Д. Психосексуальность. (1) Уровни сексуального удовлетворения и их относительное преобладание; (2) конфликты и их возмож­ные источники (например, испытуемый не способен удовлет­ворительно приспособиться на гетеросексуальном уровне из-за фиксации на оральном уровне, религиозных убеждений или из-за физической неспособности).
Е. Окружающая среда. На этом этапе задача исследователя — про­комментировать аспекты поведения испытуемого со следующих точек зрения: (1) источники удовлетворения: (а) реальность — фантазия; (б) экстрастимуляция — интрастимуляция: склонность испытуемого реагировать на внешние (экстра) или на внутрен­ние (интра) стимулы; (в) экстракатектирование — интракатек-тирование: склонность испытуемого искать внешние или внут­ренние источники удовлетворения (для испытуемого с диагно­зом паранойя, например, вероятно, были бы характерны экст-растимулированность и интракатектирование); (г) сфера (огра­ниченны ли источники удовлетворения, например, домашним кругом, уровнем реальности и т.д.); (2) достижимость цели (яв­ляются ли цели реалистичными или вымышленными) и интен­сивность стремления к цели (насколько она привлекательна для испытуемого); (3) временная доминанта (рассматриваются от­носительные роли психологического прошлого, настоящего и
будущего); (4) адаптивность (свойственны ли испытуемому в целом гибкость или ригидность и стереотипность); (5) доступ­ность (каков характер испытуемого — мягкий, Дружелюбный общительный или напряженный, враждебный, замкнутый).
Ж. Межличностные отношения, (а) Внутрисемейные: (1) эмоцио­нальный тон; (2) импульсивность; (3) постоянство; (4) гиб­кость; (5) идентификация; (6) ощущаемая роль (представления испытуемого о его положении в семье, включая его сексуаль­ную роль), (б) Внесемейные: (1) эмоциональный тон; (2) интен­сивность; (3) постоянство; (4) гибкость; (5) реакция родитель­ского замещения; (6) роль (представление испытуемого о своем положении в обществе в целом, включая его сексуальную роль).
3. Внутриличностный баланс. Сбалансированность особенностей лич­ности испытуемого с его точки зрения, выраженная в рисунках и комментариях.
И. Базовые потребности (такие как потребность автономии, дости­жений, сексуального удовлетворения и др.).
К. Основные ценные качества (такие как нормальный интеллект, гибкость, доступность и т.д.). Предостережение: стремясь выя­вить актуальные или потенциальные недостатки личности ис­пытуемого, исследователь не должен упустить из внимания его сильные стороны, позитивные особенности, от которых зави­сит потенциально опасное значение так называемых негативных факторов или недостатков.
Л. Впечатление. Какими бы неполными ни были данные класси­фикационные системы, исследователь может классифицировать, например: психоневроз, смешанный тип, нормальный интел­лектуальный уровень.
БЛАНК ПОСТ-РИСУНОЧНОГО ОПРОСА
41. Это мужчина или женщина (мальчик или девочка)?
42. Сколько ему (ей) лет?
43. Кто он?
44. Это ваш родственник, друг или кто-нибудь другой?
45. О ком вы думали, когда рисовали?
46. 4то он делает? (И где он в это время находится?)
47. О чем он думает?
48. 4то он чувствует?
Др 1. 4то это за дерево?
Др2. Где в действительности находится это дерево?
ДрЗ. Каков приблизительный возраст этого дерева?
Др4. Это дерево живое?
ДрЗ. А. (Если испытуемый считает, что дерево живое.)
а) 4то именно на рисунке подтверждает, что дерево живое?
б) Нет ли у дерева какой-то мертвой части? Если есть, то какая именно?
в) Чем, по вашему мнению, вызвана гибель дерева?
г) Как вы думаете, когда это произошло?
Б. (Если испытуемый считает, что дерево мертвое.)
а) Чем, по вашему мнению, вызвана гибель дерева?
б) Как вы думаете, когда это произошло?
Дрб. Как вы думаете, на кого это дерево больше похоже — на муж­чину или на женщину?
Др7. Что именно в рисунке подтверждает вашу точку зрения?
Др8. Если бы здесь вместо дерева был человек, в какую сторону он бы смотрел?
Др9. Это дерево стоит отдельно или в группе деревьев?
ДрЮ. Когда вы смотрите на рисунок дерева, как вам кажется, оно расположено выше вас, ниже вас или находится на одном уров­не с вами?
ДрП. Как вы думаете, какая погода на этом рисунке?
Др 12. Есть ли на рисунке ветер?
ДрП. Покажите мне, в каком направлении дует ветер?
Др14. Расскажите подробнее, что это за ветер?
Др15. Если бы на этом рисунке вы нарисовали солнце, где бы оно располагалось?
Др16. Как вы считаете, солнце находится на севере, востоке, юге или западе?
Д L. Сколько этажей у этого дома? ,
Д2. Этот дом кирпичный, деревянный или еще какой-нибудь?
ДЗ. Это ваш дом? (Если нет, то чей он?)
Д4. Когда вы рисовали этот дом, кого вы представляли себе в каче­стве его хозяина?
Д5. Вам бы хотелось, чтобы этот дом был вашим? Почему?
Д6. Если бы этот дом был вашим и вы бы могли распоряжаться им так, как вам хочется:
(а) Какую комнату вы бы выбрали для себя? Почему?
(б) С кем бы вы хотели жить в этом доме? Почему?
Д7. Когда вы смотрите на рисунок дома, он вам кажется располо­женным близко или далеко?
Д8. Когда вы смотрите на рисунок дома, вам кажется, что он рас­положен выше вас, ниже вас или примерно на одном уровне с вами?
Д9. О чем вас заставляет думать этот дом?
Д10. О чем он вам напоминает?
Д11. Этот дом приветливый, дружелюбный?
Д12. Что именно на рисунке производит на вас такое впечатление?
Д13. Считаете ли вы, что эти качества свойственны большинству домов? Почему?
Д14. Какая, по вашему мнению, погода на этом рисунке?
Др17. О чем заставляет вас думать это дерево? Др18. О чем оно вам напоминает?
Др19. Это дерево здоровое?
Др20. Что именно на рисунке производит на вас такое впечатле­ние?
Др21. Это дерево сильное?
Др22. Что именно на рисунке производит на вас такое впечатле­ние?
49. О чем вас заставляет думать нарисованный человек?
410. Кого вам напоминает этот человек?
411. Этот человек здоров?
412. Что именно на рисунке производит на вас такое впечатление?
413. Этот человек счастлив?
414. Что именно на рисунке производит на вас такое впечатление?
415. 4то вы чувствуете по отношению к этому человеку?
416. Считаете ли вы, что это характерно для большинства людей? Почему?
417. Какая, на ваш взгляд, погода на рисунке?
418. Кого напоминает вам этот человек? Почему?
419. 4его больше всего хочет человек? Почему? Др23. Кого вам напоминает это дерево? Почему?
Др24. В чем больше всего нуждается это дерево? Почему?
Д15. О ком вас заставляет думать этот дом? Почему?
Д16. В чем больше всего нуждается этот дом? Почему?
Д17. Куда ведет этот дымоход?
Д18. Куда ведет эта дорожка?
Д19. Если бы вместо дерева (куста, ветряной мельницы или любого
другого объекта на рисунке, не имеющего отношения к самому
дому) был человек, то кто бы это мог быть? Др25. Если бы вместо птицы (другого дерева или другого объекта
на рисунке, не имеющего отношения к основному дереву) был
человек, то кто бы это мог быть?
420. Как одет этот человек?
ИЛЛЮСТРАТИВНЫЕ СЛУЧАИ
СЛУЧАЙ 1№ 1. К. Н.
История. К. Н. — мужчина 26 лет, уроженец шт. Вирджиния. Не­смотря на среднее образование и довольно высокий уровень интеллекта (121 балл по шкале Векслера—Бельвью), он долгое время не был спосо­бен поднять свой предельно низкий уровень жизни, пока незадолго до исследования не начал работать страховым агентом, и стал преуспевать в этом, как только над ним был снят постоянный давлеющий контроль со стороны непосредственного наблюдателя (которого он, по-видимо­му, отождествлял со своим отцом).
Он был женат, но не смог достичь удовлетворительной сексуальной совместимости с супругой, что объясняет физической неспособностью жены.
Н. жаловался на хроническую усталость, диффузную тревогу, низ­кий порог фрустрации и насыщения и внушительное количество незна­чительных соматических заболеваний. При психологическом обследова­нии обнаружилось, что он склонен искать удовлетворение в фантазиях, а не в реальной жизни,
Психиатрический диагноз: психоневроз, смешанный тип.
КАЧЕСТВЕННЫЙ АНАЛИЗ
I. Детали
Дом: (I) Дымоход не нарисован (поскольку это нельзя объяснить низким уровнем интеллекта, можно предположить: (а) определенный недостаток теплоты в домашней обстановке, Р2; (б) проблемы, связан­ные с изображением мужского сексуального символа, Р2). (2) Ступени нарисованы плохо (испытуемый в некоторой степени недоступен, Р1).
(3) Вдоль крыльца нарисованы перила (относительная недоступность, Р1; отрицание дома как неприятного в прошлом места проживания, Р2).
(4) Дорожка начата, но не закончена (относительная недоступность, Р1). (5) Рядом с домом нарисованы два дерева и куст (оказалось, что они символизируют — слева направо — его отца, брата и мать; на рисунке, так же как и в реальности, мать отдалена от него, Р1). (6) Окна были нарисованы в необычной последовательности: второе окно слева на вто­ром этаже он нарисовал после всех остальных (очень неприятные ассо­циации, связанные с комнатой за этим окном, сперва некоторое время препятствовали его изображению, Р2) и закрыл его решеткой (там ис­пытуемый чувствовал себя заключенным, Р2).
Дерево: (1) На стволе нарисовано два рубца (самый близкий к ос­нованию дерева рубец символизирует смерть друга, который умер, когда К. Н. было 4 года; рубец, расположенный выше, символизирует получен­ную им в 15-летнем возрасте психическую травму, вызванную смертью его брата, Р2). (2) Линия основания на рисунке видна, но четко не выде­лена (базовая незащищенность, Р1).

Дом

Дерево

Человек
Человек: (1) Выделены рот и сигара (сильная оральная озабочен­ность, Р2). (2) Подчеркнуты несущественные декоративные детали одежды (нарциссическое самосозерцание с самоприукрашением компенсатор­ного характера, PI). (3) Выделенные в рисунке нос, сигара и галстук, по-видимому, являются фаллическими замещающими объектами (сек­суальная неприспособленность, Р2).
II. Пропорции. Дерево: Дерево имеет довольно большие размеры по сравнению с листом рисуночной формы (испытуемый определенно чув­ствует сужение окружающей среды и ее давление, Р2).
III. Перспектива
Дом: Рисунок дома размещен ближе к верхнему левому углу (неза­щищенность в домашней ситуации, PI).
Дерево: (1) Рисунок дерева помещен ближе к вертикальному краю листа (умеренное ощущение напряжения, Р1). (2) Дерево имеет заметный наклон вправо (попытка подавить прошлое с сопутствующей умеренной переоценкой будущего как источника поучения удовлетворения, Р1).
Человек: (1) Рисунок человека расположен практически в центре страницы рисуночной формы (ригидность и базовая незащищенность, Р2). (2) Движение человека, как позже объяснил испытуемый, — это реакция испуга при виде проходящих мимо девушек (сексуальная не­приспособленность, Р2).
IX. Комментарии
А. Рисуночная фаза. Дерево: Он заметил, после того как нарисовал ветви: «Мне больше интересны мертвые деревья, чем живые, это нор­мально?» (Р2. Он понимает болезненность своего интереса, который мо-
жет свидетельствовать о наличии незначительных саморазрушительных тенденций.)
Человек: Прежде чем начать рисовать человека, он спросил: «Чело­века полностью? Он должен быть похож на настоящего человека или главное — просто нарисовать? У меня такой характер — я люблю подура­читься». Он продолжил эту реплику, сказав, что рисовал такого человека раньше много раз, но никогда не дорисовывал его ниже талии (нереши­тельность и сексуальный конфликт, Р2. Раньше он всегда избегал рисо­вать область таза, которая доставляла ему беспокойство).
Б. Пострисуночные комментарии. Дерево: (1) Н. сказал, что нарисо­ванное им дерево кажется ему в большей степени женским,.чем мужс­ким, и напоминает ему мать (фактически не существующую), она поки­нула семью, когда ему было 9 лет (потребность в материнской опеке, Р1); (2) сперва он сказал, что его дерево мертвое (сильное чувство не­полноценности, сопровождающееся депрессией, Р2), но позже попра­вил себя, сказав, что оно живое, но больное и слабое (надежда на благо­приятное будущее, Р1).
Человек: На вопрос «Как он себя чувствует?» К. Н. ответил: «Он должен чувствовать себя хорошо, так как мне кажется, что это беспеч­ный человек» (неприятие своего нынешнего состояния, Р2).
X. Содержание
Дом: К. Н. нарисовал дом, в котором он и его брат провели самые неприятные дни раннего детства после того, как мать бросила их, а отец занялся поиском работы (резко отрицательная валентность, Р2).
Дерево: Это дерево находилось во дворе дома, с которым связан приятный опыт в его прошлом (желание вернуться к независимой, сво­бодно-обязательной детской роли, Р1).
Человек: Карикатура на «Оскара», аптечного ковбоя: «Который под допингом» (эго-инфляция через обесценивание другой фигуры, Д1); (2) Оскар стоит на углу, наблюдая за проходящими мимо девушками: «У него только это в голове» (сексуальная неполноценность, Р2); (3) «Ос­кар такой же мечтатель, как и я. Я, стоя на углу, думал бы только о том, как там моя жена и что происходит дома» (тревожность, связан­ная с супружескими отношениями, Р1; фантазия как источник удов­летворения, Р1).
РЕЗЮМЕ
Качественный анализ полученных в ДДЧ данных обнаруживает: (1) серьезную сексуальную неприспособленность, которая является при­чиной болезненной тревожности; (2) склонность испытуемого избегать межличностных отношений всегда, когда это возможно; при общении с людьми, контакта с которыми избежать не удается, ведет себя в ригид­ной, нерешительной манере; (3) базовую потребность в безопасности, любви, мужественности, успехе и автономии; (4) чувство того, что ок­ружающая реальность по существу является безучастной, ограниченной и не приносит удовлетворения, а он не в силах это изменить; (5) попыт­ки подавить воспоминания о прошлом и сопутствующую переоценку
будущего в качестве источника удовлетворения; (6) тенденцию искать удовлетворение в фантазиях.
Впечатление: Психоневроз, смешанный тип, интеллектуальное фун­кционирование в настоящее время соответствует среднему уровню; по­тенциальный уровень — выше среднего. По-видимому, можно прогнози­ровать улучшение. Рекомендуется психиатрическое лечение.
СЛУЧАЙ № 2. М. X.
История. М. X., 35 лет, родилась в сельской местности в шт. Вирд­жиния. Она была четвертой из семи дочерей. По экономическому и соци­альному положению ее семья не дотягивает даже до среднего класса. История семьи отрицает психические заболевания и неполноценность. В свое время она закончила высшую школу с удовлетворительными ре­зультатами. Затем поступила на курсы медсестер при муниципальной больнице, которые оставила после четырех месяцев испытательной ра­боты, чтобы выйти замуж за водителя такси, который уже был прежде женат. После замужества она работала продавцом в нескольких магазинах. Ее супружеская жизнь протекала довольно бурно. Она отказалась от ре­лигии, которую исповедовала ее семья (примитивный баптизм), приняв религию мужа (католическая). Ее муж, внешность которого в своих опи­саниях она уподобляла скандинавскому божеству, очень часто изменял ей. Она хотела иметь детей, он — нет. У нее дважды был выкидыш, и, к ее большому разочарованию, она была не способна родить живого ре­бенка. Три года назад состоялся их развод на основании нарушения му­жем супружеской верности. С тех пор всякий раз, когда он приходил, чтобы повидаться с ней (что происходило очень часто), она очень пере­живала, считая себя сильно привязанной к нему.
За три дня до проведения ДДЧ, при очередном своем посещении, бывший муж уговаривал ее сбежать с ним. Его визит совпал с момен­том, когда X. почти решилась вторично выйти замуж за кого-нибудь дру­гого. После этого, ночью, она приняла большую дозу фенобарбитала, но при таких обстоятельствах, когда она была уверена, что ее обнаружат до того, как она умрет.
Психиатр потребовал провести психологическое обследование и сделать заключение об основных характеристиках ее личности.
Психиатрический диагноз: реактивная депрессия с псевдосуици­дальной попыткой.
КАЧЕСТВЕННЫЙ АНАЛИЗ
I. Детали
Дом: (1) Дымоход — обязательная деталь — перерисовывался не­сколько раз в различных вариантах, но в заключение был стерт (сексу­альный конфликт, РЗ); (2) патоформное подкрепление линий перимет­ра рисунка (испытуемой тяжело контролировать внутрисемейную ситуа­цию, Р2).
Человек: (1) Хотя человек нарисован анфас, причем в обнаженном виде, половые признаки отсутствуют (чувство беспомощности и безза-

Дом

щитности, Р2). (2) Явно патологическая последовательность изображения деталей: сначала она нарисовала ноги и ступни, затем — остальное тело и в последнюю очередь — черты лица (сильный телесный конфликт, замет­ное нежелание провести идентификацию, РЗ). (3) Заметно чрезмерное акцентирование на линиях туловища, бедер и ног (испытуемая остро осоз­нает плотские влечения, которые она с трудом сдерживает, Р2).
II. Пропорции
Дом: Имеет необычную диспропорциональность между размерами по вертикали и горизонтали в пользу последних (в психологической сфе­ре испытуемой «дом» имеет большое временное значение; «дом» — это источник элементарного удовлетворения, Р1).
III. Перспектива
Дом: Нарисован только фасад дома (желание подавить выражение подлинного чувства, Р1).
Дерево: (1) Сдвинуто вправо, верхушка «срезана» краем листа (ис­пытуемая стремится найти удовлетворение в будущем, в фантазиях, Р2); (2) Использование предварительного наброска привело к некоторой заг­рязненности рисунка (свидетельство неспособности испытуемой логи­чески планировать свои действия, символизирует ее чувство дезоргани­зованное™, Р2).
Человек: (1) Необычное положение ступней (испытуемая чувству­ет, что она должна проявлять сознательные усилия, чтобы «владеть со­бой», Р2).
Общее: (1) Все три рисунка «отцентрированы» по горизонтальной оси (общая ригидность и напряженность, Р2); (2) по вертикальной оси — расположены выше центра (осознание тщетности своих стремлений, Р2).
IV. Время
Дом: (1) Дом нарисован за 6 мин. 35 сек. — патоформный признак («дом» — сфера конфликта, Р2). (2) Во время рисования имела место пауза патоформного характера в связи с изображением дымохода (сексу-* альный, конфликт, Р2).

Дерево Человек

Человек: (1) Человек нарисован за 6 мин. 48 сек. — патоформный признак (внутри– и межличностный конфликт, Р2). (2) Пауза перед ри­сованием черт лица (попытка скрыть автопортрет, Р1).
V. Качество линий
Общее: В каждом рисунке линии выполнялись иногда явно нереши­тельно (общая нерешительность и амбивалентность, Р2).
VI. Критичность
Дом: Патологичное по характеру стирание дымохода (конфликт, вызванный изображением мужского сексуального символа, РЗ).
Общее: В каждом рисунке имело место стирание; поправок было мало (плохое узнавание обнаруживает посредственные интеллектуаль­ные способности; ее неспособность усовершенствовать рисунок говорит о функциональном ослаблении интеллекта, Р2).
VII. Отношение
Общее: Была проявлена прогрессирующая тенденция к отказу (па-тоформная утомляемость и увеличивающийся негативизм, Р2).
VII. Распределение энергии
Общее: Имело место быстрое переключение внимания после завер­шения каждого рисунка с ситуации исследования (патоформная апро-зексия1, Р2).
IX. Комментарии
А. Рисуночная фаза. Дом: (1) Непосредственно перед началом изоб­ражения дымохода она заметила, что дом похож на тюрьму (она чув­ствует, что ее привязанность к мужу ограничивает ее, PI). (2) Сразу
1 Нарушение сосредоточенности активного внимания. — Прим. ред.
после того, как она признала дымоход негодным, она сказала, что дом выглядит как-то не так, он скорее похож на сарай (место, лишенное тепла; ее семейная роль напоминает роль домашнего животного, Р1).
Дерево: Прежде чем нарисовать крону, она прокомментировала неплодовитость дерева (ее псевдобесплодность является причиной чув­ства неполноценности, Р1).
Человек: В процессе рисования черт лица человека он сказала: «Она выглядит мертвой» (в другом месте она призналась, что скорее умрет, чем потеряет своего мужа, но ее возврат к нему также может обернуться для нее гибелью, Р2).
Б. Пост-рисуночная фаза. Человек: (1) О нарисованной.женщине она сказала, что та вышла из ванной, чтобы облачиться в одежду, кото­рой она не имеет в достаточном количестве (беззащитность, зависимость, бедность, Р1; при дальнейшем опросе обнаружилось, что X. занималась обрядовым омовением, Р2).
Общее: (1) X. иногда смеялась во время обсуждения всех трех ри­сунков, но ее смех не был веселым (попытка ослабить напряжение, Р1). (2) Всякий раз, когда обсуждались вопросы, связанные с сексом, она становилась очень беспокойной и проявляла много признаков тревожно­сти (сексуальный конфликт, Р2). (3) Ее понимание реальности было удивительно скудным (функционирование интеллекта снижено из-за эмо­циональных факторов, Р2).
В. Ассоциации. Общее: Ее речь содержала сильные персеверации, если обсуждение касалось лично ее, существующей ситуации, ее мужа, фрустрирующих чувств, связанных с ее неспособностью удержать мужа и родить ребенка (явная интроспекция, Р2). Постоянно проявлялась деп­рессия настроения (хотя суицидальная попытка, возможно, была ненас­тоящей, испытуемая определенно подавлена, Р2).
X. Концепция
Дом: Рисунок дома благодаря своей крайне бедной организации, создает впечатление, что он вот-вот рухнет (явное отражение ее ощуще­ния переполненности внутренними проблемами, Р2).
Дерево: Сперва испытуемая сказала, что это — лиственное дерево, которое росло на заднем дворе родительского дома (стремление вернуть прошлое детское состояние, Р1), затем — что оно хвойное и растет где-то в лесу (покинутая, она отклоняет свою фемининность, Р2).
Человек: Идентификация ограничена автопортретом (патоформная субъективность, Р2).
РЕЗЮМЕ
Из качественного анализа следует, что X. проявляет: 1) сексуаль­ную неприспособленность наряду с довольно сильной потребностью в сексуальном удовлетворении; 2) тревожность и депрессию; 3) почти по­давляющее чувство фрустрации, связанное с тем, что она расценивает как бесполезное стремление к получению удовольствия; 4) склонность ^избегать реальности; 5) обсессивно-компульсивное поведение; 6) силь­ная потребность в безопасности и стабильности.
Впечатление: психоневроз, реактивная депрессия. Базовый интел­лектуальный уровень — средний, на сегодняшний день интеллектуаль­ный уровень не достигает уровня «ниже среднего».
ВЫВОДЫ
Представленные данные демонстрируют, что с помощью данной методики можно определить уровень зрелости, гибкости, интеграции и сензитивности личности благодаря тому, что она позволяет испытуемо­му посредством такого механизма, как проекция, раскрыть структурные связи элементов собственной личности и сензитивной области, а в боль­шинстве случаев и причину (причины) возникновения сензитивности. Кроме того, ДДЧ может служить средством измерения интеллекта взрос­лых испытуемых, оценивая качественный уровень сформированное™ понятий и понимания пространственных отношений.
ДДЧ не является диагностическим методом. Автор убежден в том, что ни одна отдельно взятая психологическая процедура не может обес­печить достаточное количество данных, на которых основывается диаг­ноз, потому что ни одна тестовая процедура не может содержать в себе исчерпывающий набор образцов поведения. При обследовании плохо приспособленного с психологической точки зрения индивида многие компоненты структуры его личности, оцениваемые данной методикой, могут остаться практически незатронутыми, и в результате может сло­житься во многих отношениях ложная картина.
Методика ДДЧ разрабатывалась для того, чтобы: (1) обеспечить исследователя такой процедурой, которая может дать богатую и цен­ную информацию относительно личности испытуемого в целом и взаи­модействия этого индивида с окружающим миром в общем и в частно­стях; (2) предоставить опытному клиницисту возможность наблюдать испытуемого в реально или потенциально стрессовой ситуации обследо­вания, что позволяет получить данные о реактивном поведении индивида.
Иначе говоря, ДДЧ предназначена для использования в качестве процедуры, облегчающей клиницистам получение ценных диагностичес­ких данных.
Опыт показал, что ДДЧ можно использовать и в ином качестве, не как диагностическое средство. Например: 1) как дополнительное сред­ство для установления взаимопонимания с испытуемыми, проявляющи­ми высокую степень подозрительности и/или негативизма; 2) для того, чтобы воспользоваться преимуществом момента «отрыва карандаша», об­легчающего получение ответа на поставленный вопрос; 3) для того, что­бы облегчить протекание свободных или направленных ассоциаций.
В пользу обоснованности применения ДДЧ на практике можно пе­речислить пять основных факторов: (1) обследование личности осуще­ствляется как вербальным, так и невербальным способами; (2) рисунок, как довольно примитивный метод, способствует самовыражению замк­нутых испытуемых или тех, чей интеллект не достигает среднего уровня (рисуночную фазу ДДЧ можно использовать для работы с испытуемы-
ми, которые не могут или не хотят говорить вообще); (3) невербальная фаза ДДЧ практически неструктурирована, что способствует проециро­ванию; (4) процесс создания рисунков дома, дерева и человека вызыва­ет у испытуемого эмоциональный отклик, что способствует вербализа­ции во время рисования или после него подавленного (и возможно, вы­тесненного) материала; (5) система пост-рисуночного опроса позволяет испытуемому давать характеристики, интерпретировать содержание и приводить ассоциации, касающиеся собственных рисунков и той реаль­ности, которая окружает их; кроме того, она дает возможность выразить дополнительные проекции. Существует еще один аргумент в пользу ДДЧ, который может иметь реальную ценность для лонгитюдных исследова­ний, необходимое условие которых по возможности свести на нет в за­писях наблюдений различных исследователей любые субъективные мо­менты. Рисунки дома, дерева и человека представляют собой модель по­ведения испытуемого, процесс регистрации которого не поддается из­менениям (хотя незначительные искажения не исключены), которые всегда сопровождают записи поведения в процедурах, включающих вза­имодействие испытуемого с исследователем. В настоящее время главный недостаток ДДЧ — отсутствие достаточной объективности количествен­ной и качественной систем оценки, это свойственно всем проективным техникам. Надеемся, что в конечном счете обоснованность большинства оценочных пунктов методики будет доказана экспериментальным путем. Однако замеченные недостатки строения процедуры и широта подхода, вероятно, сделают получение таких доказательств затруднительным.
Методика ДДЧ представлена вниманию читателей, несмотря на отсутствие экспериментальной проверки, поскольку ее ценность как ме­тодики для оценки личности в целом была довольно убедительно проде­монстрирована в процессе ее использования автором и другими иссле­дователями в клинической практике.