Фигура мыслящего персонажа позволяет дискурсивно воплотить взаимную свободу мышления и существования, их несводимость друг к другу в постидеалистической и постэкзистенциальной игре их взаимных потенций. Философия чисто рационалистического (идеалистического) или чисто экзистенциального (материалистического) плана не нуждается в фигурах двойников-посредников. Мыслителю-идеалисту, как Гегель, не нужен отдельный от него, бытийствующий персонаж – мышление не нуждается в сцепке со своим экзистенциальным носителем. С другой стороны, полностью экзистенциальный мыслитель также не нуждается в отдельном от себя персонаже, поскольку его мышление вписано в круг его бытия и неотделимо от своего носителя. Декарту или Спинозе так же не нужен мыслящий персонаж, как Монтеню или Паскалю. В рационализме или идеализме монизм мышления растворяет в себе бытие; в персонализме или экзистенциализме монизм бытия растворяет в себе мышление. Только признание их несводимости выдвигает на первый план фигуру мыслящего персонажа, в котором мышление автора становится чуждым его собственному бытию и одновременно нераздельным с бытием кого-то другого. Мышление отчуждается от своего носителя, и эта траектория прослеживается серией вспыхивающих и гаснущих фигур – как бы «бегунов» на дальнюю дистанцию, уводящую мысль автора от него самого. Двойники нужны именно там, где у философа на первый план выступает напряженная раздвоенность бытия и мышления.
*
Hyperauthorship in Mikhail Bakhtin: The Primary Author and Conceptual Personae // Russian Journal of Communication (USA). Vol. 1. No. 3. Summer 2008. Р. 280–290.
РЕФЕР
РЕФЕР
Таковы референции постмодернизма как травматического опыта – они ведут к реальности не прямо, а от противного, подобно тому как реальность, окружавшая калеку, может быть воспроизведена не по его искаженным и ущербным впечатлениям от нее, а по тем воздействиям, которые, собственно, и сделали его калекой. Бесчувственность правдиво отражает ситуацию подавления чувств под влиянием современного избытка информации и коммуникации, трудной для интеллектуального и эмоционального усвоения. В этом смысле постмодернизм – зрелое самосознание увечной культуры, и не случайно так распространены в его топике образы калек, протезов, органов без тела и тела без органов. Референцию от противного можно рассматривать как секулярный вариант апофатического познания через незнание.