Проективный словарь гуманитарных наук

Другая тенденция ведет вспять от современного состояния религий в глубокую архаику и может быть обозначена как неоязычество и радикальный традиционализм. С точки зрения «Великой Сакральной Традиции» атеизм плох – но ненамного лучше и традиционные религии, особенно иудаизм и его всемирный отпрыск – христианство. Именно они проповедовали абстрактные идеалы добра и равенства, которые разъедали волю могучих языческих народов. Спасти нацию может не религия духа, но древнейшая религия природы, восстановление дохристианского русского и общеарийского пантеона. Порой к неоязычеству примешиваются экологические рассуждения о преимуществе языческого культа стихий в деле охраны природы. Еще чаще в языческом духе толкуется само православие, преимущество которого перед другими христианскими вероисповеданиями усматривается в его фундаментализме, почвенности, а также в «двоеверии», в слиянии религии «небесного Отца» с древним культом матери-земли. Православие в таком случае оказывается боеспособной формой патриотизма, искони защищавшей святую Русь от иудейской, католической, масонской и всякой другой иноземной «нечисти».

Неоязычество может не только обращаться на древние национальные святыни, но и выступать в виде бытовых, моральных, эстетических, политических культов, мирских верований, получающих религиозное измерение, например культ Пушкина или культовое отношение к пище, к обустройству дома, к обрядам почитания предков и мест массовых захоронений. Такие типы верований стали возникать в 1970–1980-е годы: пушкинианцы, домовитяне, кровосвятцы и пр. Между приверженцами этих квазирелигиозных умонастроений не было формальной общности, они возникали спонтанно, как попытка духовной компенсации в обществе массового атеизма (*со-верие).

Наряду с возрождением традиционных вероисповеданий и неоязыческими поветриями, обнаружилась еще одна тенденция – религиозный модернизм. В духовном вакууме поздней советской и постсоветской эпохи, в 1970–1990-е годы, религиозность стала возрождаться в той форме, которую подготовил для нее атеизм: как *бедная вера, «просто вера», без уточнений и дополнений, без четких конфессиональных примет, – целостное, нерасчлененное чувство Бога, вырастающее вне исторических, национальных, конкретно-церковных традиций.

Итак, три тенденции очерчиваются в процессе становления первого на Земле постатеистического общества. Традиционализм, укрепившийся под кровом современных храмов и привязанный к существующему разделению вер. Неоязычество, устремленное к цельности первобытного образца, к архаическим святыням почвы и крови. Бедная вера, свободная от исторического разделения религий, смутно ищущая их союза в перспективе возможного грядущего откровения (*теомонизм).

Русская религиозная мысль ХХ века дает образцы всех трех тенденций. Первая, традиционалистская, связана с именем Павла Флоренского и опирается на философски осмысленный церковный канон и наследие отцов церкви. Вторая связана с именем Василия Розанова и сближается с язычеством, с первобытными культами солнца и земли, освящает архаическую стихию пола и плодородия. Третья, модернистская, связана с именем Николая Бердяева и исходит из апофатического понятия чистой свободы, предшествующей самому акту творения, и предполагает абсолютную свободу духа и творческую реализацию личности в диалоге с Творцом.

*Ангелизм, Бедная вера, Поп-религия, Святобесие, Теология воскресения, Теология слуха, Теомонизм

Пост-атеизм, или Бедная религия // Октябрь. 1996. № 9. С. 158–165.

Померанц Г. Между бедностью и богатством // Октябрь. 1997. № 5. (Отклик на статью М. Эпштейна «Постатеизм, или Бедная религия»)

Соловьев И. Мессианские речи / Сост. и предисл. М. Эпштейна // Октябрь. 1998. № 7. С. 148–167.

Религия. С. 9–40, 159–222.

Сектантство. С. 5–31, 171–212.

Эссе. Т. 2. С. 383–395.

ПРАВОСЛ А МИЕ