Анафразия – скрещение двух основных осей языка, парадигматики и синтагматики. По Роману Якобсону, «поэтическая функция» языка состоит в его саморепрезентации, направленности сообщения на свой план выражения. Как раз анафразия и представляет собой саморепрезентацию языка в наиболее концентрированном виде: на одну знаковую единицу, слово, здесь приходится больше значений, чем в обычном сообщении, где слова сменяют друг друга, а не вращаются вокруг своей парадигмальной оси. В анафразии язык играет сам с собой, демонстрируя семантическую и грамматическую вариативность своих единиц.
*Полифраз, Симфразия
Анафраза: языковой феномен и литературный прием // Вопросы литературы. 2006. № 5. С. 227–247.
АРЬЕРГ
АРЬЕРГ
«Не нужно. Прекрасно помню про волосы. Бежать, шипы кизила.
Надо, чтобы были длинны в меру слога, чтобы сознание
Правоты, истины, ресницы, цифры, нефти, разлуки. Необходимо также,
Чтобы теперь стало известно, сколько что чего стоит, состав глаза,
Кобальта, того, что соль превышает то, что называется телом, и
Что не забывать, что тело “как бы”, “вроде” не является единицей
В сравнениях…»
«Когда темнеет, наполняется ванна для Марата, для брата, для свата. Когда облачишься в красное и сыграешь угрюмо на скрипке руки, – хлорочная тепленькая вода понесет тебя из бассейна в бассейн, из реки в море. “Море ждет, а мы совсем не там”. Боязно, когда чаши похожи и дрожат краями – не хочется пить. Если только можно – отчаянье крошит стекло чаши в руке – и ничего больше не сделано для бессмертия».
Образ растекается во все стороны, по линиям всевозможных и слабо соотнесенных ассоциаций. Задача текста – деконструкция языка, постановка слова в такой контекст, чтобы оно размывалось другими словами, избавлялось от всяких значений: переносных, символических и даже просто словарных. Одно значение не добавляется к другому, а смывает его, как волна, накатывающая на волну.
«И название предмета сходит, как прошлогодний снег с предмета, уходит в землю, впадает в Черное море, вот для чего так много языков, вот для чего! Чтобы дать название предмету на сотне, тыще языков, чтобы названия (языки) взаимно исключали друг друга и предмет опять остался без названия…»