К началу 1990-х годов, по мере того как почвенничество и религиозно-метафизическая мысль всех оттенков (включая эзотерику, космизм, евразийство) все шире расходились в массовом сознании, приобретая характер идеологий и партийных движений, концептуализм остался в России одним из немногих интеллектуальных движений, удержавшихся в рамках свободной рефлексии и комически-бытовой метафизики. Одно из направлений развития концептуализма в 1990–2000-е годы – от элитарного к массовому, от романтики к прагматике, возвращение в ту коммерческую или идеологическую среду, которая первоначально служила предметом иронического отталкивания и семиотического развенчания. Срастаясь с коммерцией, концептуализм переходит в «
*Гипер-, Как бы, Индексальное письмо, Лирическое «оно»,
Поколение, нашедшее себя: О молодой поэзии начала 80-х годов // Вопросы литературы. 1986. № 5. С. 40–72.
Лит.:
Словарь терминов московской концептуальной школы / Сост. и автор предисл. Андрей Монастырский. М.: Ad Marginem, 1999.ЛИР
ЛИР
На решающих сломах истории ХХ века, в эпохи мировых войн и революций, обнажилось действие сил, превышающих волю и сознание человека. «Я» обнаружило свою ненадежность, недостоверность, уклонилось от ответственности. Ответственность взяли на себя структуры – социальные, психические, биологические, генетические, знаковые, языковые. Не человек говорит на языке этих структур, но
А. Блок обозначил этот перелом как «кризис гуманизма», как прорастание «чрезвычайной жестокости» и «первобытной нежности», животных и растительных форм в человеке [250]
, что выразилось в его поэме «Двенадцать», где место лирического субъекта занято голосами природных и социальных стихий. Сам Блок назвал творчество А. Белого «песнью системы». О том же свидетельствовал О. Мандельштам: «В нем (поэте. –Лирика Р. – М. Рильке, П. Валери, О. Мандельштама, Т. Элиота – опыт освоения отчужденных, заличностных, «десятичноозначенных» структур, в которых ощущается присутствие совсем другого Субъекта, выходящего за привычные рамки субъективности: «Человек – мера всех вещей» и т. п. Скорее вещь – а также океан, воздух, микромир, число, язык, бессознательное – становятся мерой человеческого, в них угадывается то Другое, что человек ощущает и в первооснове своего «я». Эта поэзия – уже не самовыражение, а скорее «его-выражение». Движение лирики за пределы лирического «я» обнаруживает глубину другого, более фундаментального опыта, ускользающая структурность и сверхсубъективность которого лучше всего описывается в терминах религиозных, хотя и не связана прямо ни с какой конкретной религиозной традицией (*