"Профессии: из первых уст"

– Каждый спектакль – это как новая страна. Последняя премьера – это спектакль по пьесе Артура Миллера «Все мои сыновья». Постановку осуществил великий польский режиссер Кшиштоф Занусси. И он провел кастинг среди российских актеров. Он отдал мне роль, выбрал на эту роль меня. Мне было очень сложно. Потому что я же работаю в стационарном у Любимова, в театре на Таганке. Но Кшиштоф написал письмо Любимову с просьбой, чтобы он нашел возможность освободить меня на две с лишним недели для репетиций. И Любимов пошел навстречу, отпустил, и мы в Польше репетировали дома у Кшиштофа, работали над пьесой. А замечательной моей партнершей, с которой мы много уже снимались, была Екатерина Васильева, она играет мою жену. Настя Виденская играет… И, конечно, факт в том, что играть с этими людьми великолепно. И для меня это интересно. А также огромную радость я получаю в «Собачьем сердце». Потому что здесь… Это моя постановка, и в общем-то, я хозяин спектакля, хозяин роли, хозяин сцены, собственной судьбы. То есть, сценической в первую очередь. Это для меня очень дорогой спектакль. Там повсюду разбросаны какие-то символы. Например, вот шапочку мне сшила моя гражданская жена, Ирина Линдт. Мы с ней играли «Мастера и Маргариту». Я играл Мастера в театре на Таганке. А там, значит, шапочка у Мастера. Она сшила мне ее своими руками. Говорит: «Маргарита сшила Мастеру шапочку». И она ведь такая выворотная шапочка, двойная. На ней вензель вышит «ВВ». Ваня, Валера. Ванька тогда только родился, ему было около года. Поэтому «ВВ». Там тайна. Во всем заключена тайна. Пепельница, которую я держу в руках, сова, латунная пепельница, это мне подарила, отдала свою любимую пепельницу моя жена. Законная жена. Тамара. Она, значит, говорит: «Возьми пепельницу, она тебе поможет». У актера, хотя я человек верующий, но такие вещи тайные разбросаны по спектаклю. Четки мне подарил мой сын священник. Когда идет разговор у Преображенского с Борменталем: «…У вас же нет подходящего происхождения…». А он: «Что вы! Отец – судебный следователь…». «А у меня еще хуже: отец – кафедральный протоиерей...». А у меня сын священник. Четки, и сын священник. Для зрителя это может ничего не значить. Но это дает внутреннюю атмосферу для актера. А вообще, в этом варианте постановки два портрета висит. Сделано новое сценическое оформление. И там портрет молодого меня. Не знаю, но почему-то это напомнило портрет Капицы и Семенова, наших академиков и лауреатов Нобелевской премии, в исполнении Модельяни. Ну, любил он портреты маслом. И вот в этом стиле тоже… Вот эта вся символика такая, внутренняя символика! Для зрителя она, так сказать, невидима! Не разгадана… Да и не нужно, это я вам просто говорю для того, чтобы понять, из каких камушков складывается мозаика атмосферы, мозаика образа, мозаика роли и т.д. Для меня это очень важные вещи, они помогают мне существовать в образе. Вот вы спросили о партнерах, а все это – тоже партнеры! Ведь партнеры – не только живые актеры, но партнеры и вещи. Неживые предметы, как вот четки, пепельница там, шапочка… Все это имеет для меня какое-то значение. Весьма-весьма…