– Да, не обижаюсь. Что есть обида? Несбывшаяся надежда, обманутое ожидание, неоправдавшийся расчет. Ты ожидал, что в отношении тебя поступят так-то и был уверен в этом, а поступили иначе. Ты рассчитывал, что к тебе или твоему поступку отнесутся так, как тебе этого хотелось, а получилось наоборот… Как в твоем случае: что бы ты не предпринял, над тобой всегда посмеиваются – пусть опытный, неглупый человек в два раза старше тебя, все равно обидно, черт побери! – ты же не котенок, который слепо тыкается носом в поисках оптимального положения для захвата титьки… Ты опытный, ловкий, бесстрашный боец, долгое время командовал людьми, которые привыкли иметь дело с опасностью, и наверняка они беспрекословно подчинялись тебе… А тут на тебе, всего неделю на новой работе и уже попал в разряд мальчиков для битья. Да еще положение твое не совсем прояснилось, трудно определиться с моделью поведения.
Дон на некоторое время умолк, лукаво рассматривая меня: видимо, ожидал какой-то реакции. Я спокойно и дружелюбно наблюдал за ним.
– Ну-ну… У меня такое правило: если, не дай бог, чувствуешь, что собрался обидеться, быстренько посмотри, где ты совершил ошибку… Да-да. Если ты обиделся, значит, ты ошибся – это аксиома. Это значит, что ты оказался глупее того, кто тебя обидел, потому что он на это рассчитывал, а ты не предусмотрел такой возможности. Ну а если не было никакого расчета, все получилось само собой, значит, ты лопух вдвойне, сам загнал себя в пиковую ситуацию… Тут надо моментально реагировать и уравнивать положение. Хуже всего, ежели ты обижаешься на одно и то же повторно. Это как в притче о трансформаторе и бутылке водки. Слышал?
– Нет, не слышал. – Я отвечал ровно. Уже успокоился и немного заинтересовался – что-то в этом было.
– Ну, трансформатор, он большой, страшный, гудит и, куда ни сунь голую руку, долбает током. У каждого человека разная сопротивляемость организма. Вот пришли к трансформатору трое мужиков, зная о том, что какой-то урод запрятал в будке пузырь. Один просунул руку между шин – его долбануло как следует, но остался жив. Больше не полез – хрен с ней, с бутылкой. Второй решил попытаться счастья – и так, и этак прилаживался, в конце концов его долбануло так, что он тут же и умер. А третий, понаблюдав за ними, взял длинную палку, потом поскреб подбородок, выключил рубильник, обесточив весь район, и даже после этого рукой туда не полез – достал пузырь палкой. Вот так-то, друг мой.
Я покачал головой: притча мне не понравилась.
Во-первых, очень было похоже, что Дон эту притчу тут же на ходу придумал для вящей убедительности, поскольку ничего похожего ранее я не слышал.
Во-вторых, он, по-моему, опять давал мне понять: ты, дебил, уже неделю общаешься с таким прекрасным человеком, как я, и так и не сумел подтянуться до необходимого уровня. А может, кажется?
– Ну, не бери в голову. – Дон взял бутылку и плеснул мне коньяку. – Ты довольно неплохо развит для своего возраста и имеешь массу достоинств, которые и побудили меня с тобой связаться. Я просто хочу немного тебя обтесать, если будет угодно – образовать. Ты уж, пожалуйста, не обижайся. Видимо, преподавательская привычка кроить младшего под себя очень живуча… Я думаю, ты понимаешь. А посему расслабься и наблюдай за публикой.
Я так и сделал. А про себя крутанул на память узелок. Мне всегда нравились доморощенные концепции, хоть чем-то отличные от традиционных или пусть не особо уж и отличные, но раскрывающие проблему с несколько иной точки зрения.
Ведь это очень просто, если разобраться. Почему я не догадался ранее анализировать свои обиды, доискиваться до сути, до первопричины, так сказать? Учитывая то обстоятельство, что я просто ужасно обидчив, эта концепция, возможно, в прошлом могла сослужить мне добрую службу. Возможно, как утверждает, шеф, моя ЦНС совсем не пострадала бы, освой я эту самую концепцию накануне развода…
Я расколупал несколько клешней, ничего замечательного для себя в них не обнаружил, попробовал фигурно нарезанные овощи – предположительно артишоки (я их ранее никогда не видел!). тоже так себе, дрянь какая-то. Потом уел пару кусков буженины, употребил коньяк, который наличествовал в стакане, и вдруг почувствовал себя совершенно сытым и в меру захмелевшим – даже говорить не хотелось.
Отодвинувшись от стола, я поудобнее устроился в кресле, закурил вторую по счету сигарету и принялся наблюдать за публикой.
Минут через пятнадцать Дон прервал процесс насыщения и поинтересовался:
– Ну как, оценил интерьер?
Я неопределенно пожал плечами. Сначала хотел было сделать заявление по поводу того, что готов с ходу разложить по полочкам любого, кто попадется в поле зрения, но потом вспомнил про обидную концепцию и решил не выкобениваться, а затаиться пока что.
– Тогда расскажи мне, пожалуйста, что ты думаешь вон про того типа, за третьими от эстрады столиком. Вон, прямо по центру…