Он закрыл за собой дверь и молча обнял меня и расцеловал. А я всё думала: «Как странно… Мы ведь люди разных национальностей, такие разные… Он иероглифы знает, говорит на таком непонятном языке… А вот обнимаемся и целуемся одинаково. Нет языков в выражении нежности. Не нужен перевод. Как в музыке нет языков».
Я поцеловала его и отстранила:
— Ну что ты приехал? Я ведь замужем.
— Я тоже женат, — сказал он.
— Прости, у меня будет чувство вины, понимаешь? Вина. Вина, — сказала я по-русски сама себе.
— Что? Зачем по-русски говоришь?
— Не знаю по-английски это слово, — сказала я.
— По-японски скажи.
— По-японски тоже не знаю. Вина. Плакать буду. А-а-ааа. Варуи онна. Нераренай. Понимаешь?
— А, понятно.
— Прости, пойми меня.
— Я понимаю, — сказал он невесело, — Не переживай.
— Хочешь чаю? — попыталась я переключить его.
— Хочу, — сказал он грустно.
— А вчера мне гость сказал, что я немного похожа на японку, — сказала я, делая чай.
— Это хорошо или плохо?
— Хорошо. Я уже чуть-чуть ваша. Я хожу, смотрю в витрины магазинов, машин и часто думаю: «Я ведь немного похожа на японку!».
Он засмеялся.
— Ты ведь администратор. В коридоре камеры. Не боишься, что узнают?
— Боюсь, — сознался он.
— А что будет?
— Буду искать другую работу. Администратор с хостесс — нельзя!
Я подала чай и села рядом. Погладила его по волосам. Интересно было разглядывать его так близко.
— Красивые волосы. Жёсткие.
— А ты вся красивая. Не только волосы, — он нервно засмеялся.
Я взяла его руку и увидела маникюр. От этого пахнуло нарциссизмом. Я неприятно удивилась и отпустила его руку.
— У тебя и серьга, и маникюр, и цепочка…
Он достал цепочку, чтобы похвастать. Но мой взгляд остановился на другом. На ключице у него оказалось два шрама будто от пулевых ранений.
— Что это, Куя?
— Это якудзе, — сказал он спокойно, — Мне было десять лет. Они между собой паф-паф! А я бежал через дорогу. И в меня два раза паф-паф! Потом месяц лежал в больнице. Спал. Мама думала, я умру. Все думали.
— Спал? Ничего не слышал? Не просыпался?
— Не просыпался.
«Кома», — поняла я.
— Это судьба, что ты не умер.
— Судьба, — усмехнулся он, — Какое слово ты знаешь.
— Вчера выучила, — засмеялась я.
— Но, Куя, ведь и к нам в клуб приходили якудзе. Это так страшно?
— Приходили. Но они не опасны для нас. Но лучше с ними говорить осторожно.
Я вспомнила, как у нашего клуба остановилось сразу четыре лимузина. Оттуда высыпало огромное количество людей в чёрном. Но всё вертелось вокруг одного безнадёжно дряхлого старика. Едва он выкатился из машины, как к нему бросились люди в чёрных костюмах и чёрных очках, и, подхватив его под руки, почти понесли в клуб. Старик тоже был в чёрных очках. И когда его тащили под руки, очки сдвинулись набок и повисли на одном ухе. Картина эта была настолько гротескной, что мало походила на реальную, а скорее напоминала съёмки фильма «Люди в чёрном».
Возле каждого гостя посадили девушку. Меня как раз усадили возле почтенного деда. Старик постоянно говорил о нехватке времени и смотрел на часы. Циферблат был выложен бриллиантами, поэтому всякий раз ему приходилось щурить свои старческие слезящиеся глаза и искать нужный угол освещения, чтобы увидеть время. Но старания эти были тщетными, поэтому он через каждые десять минут подносил мне руку и глухим сиплым голосом спрашивал, который час. Я смотрела на глупого старика и думала: «Какой печальный финал. Тебе не меньше девяноста. Ты уже дышишь на ладан. А тебе до сих пор демонстрация стоимости этих часов важнее всего на свете. Бедняга. Бедняга…».
Мне, почему-то, не пришло в голову выяснять, откуда проистекает такая концентрация условностей, и я без задней мысли поинтересовалась у молодого японца, сидящего от меня с другой стороны, почему у него мизинцы такие маленькие и без ногтей. Похоже, вопрос ему показался издевательски-дерзким:
— Ты не знаешь, кто мы? — недовольно спросил он.
— Нет, — созналась я.
— Якудзе, — шепнул он мне на ухо.
— А пальцы здесь при чём?
— Я нарушил слово и отрубил фалангу.
— Два раза нарушил? На той руке тоже рубил?
— Да! — сказал он зло.
— Страх-то какой. А харакири не делаете?
— Нет, — ответил он обиженно, видимо, из-за того, что не обнаружил должного почтения.
Теперь мне задним числом стало страшно. Я рассказала этот диалог Куе, и он, ухахатываясь до слёз, обнял меня и вопреки японским традициям поцеловал мне руку.
— А мог мне тот якудзе за такой вопрос палец отрубить? — прошептала я испуганно.
Он не мог говорить. Только смеялся безостановочно. Эта странное безрезультатное свидание оставило в моей памяти ощущение какого-то света и непосредственности.
XXI
В клуб, наконец, пришел загадка-Хисащи. Я ждала его с тревогой. Плохо представляла, как буду благодарить его за телефон и кольца. Какое-то время я надевала кольца в надежде, что он придёт. Но он всё не появлялся, а кольца носить было утомительно. И пришёл он как раз в тот день, когда я все подарки оставила дома. Когда меня позвали к его столику, Алекс, проходя мимо, шепнула:
— Будь осторожна. Он — якудзе.