Профессия: репортерка. «Десять дней в сумасшедшем доме» и другие статьи основоположницы расследовательской журналистики

Еще одна дверь. При свете электрической лампочки я увидела две пустые односпальные кровати. Под этим я подразумеваю два каркаса, на которых ничего не было – только голые деревянные рейки.

Офицеры говорили так громко и настойчиво, что женщина наконец вышла и вернулась, неся маленькую масляную лампу с отражателем.

Тот же способ убеждения – и она снова отбыла, чтобы вернуться с мешком соломы, который помогала ей тащить другая, маленькая и хрупкая женщина.

Затем, сообщив, что позовут меня в 6 утра и пришлют за моим багажом в 6:30, офицеры пожелали мне доброй ночи и удалились, оставив меня в обществе двух женщин.

Я старалась быть любезной. Я открыла коробку конфет и угостила их. Они не решались есть, хотя и приняли угощение.

Наконец они обе вышли, дав понять, что вернутся. Я начала распаковывать еду.

Я открыла коробку сардин, достала поджаренный хлеб, крекеры, сыр, сухофрукты и солдатские сухари (я не вожу с собой мясные консервы и колбасу, потому что не могу это есть).

Затем одна из женщин выбежала вон и привела маленькую робкую девочку лет четырех или пяти. Она холодными губами поцеловала мою руку. Я дала ей конфету и бисквиты. Она снова поцеловала мне руку, поблагодарив на своем языке, но ни разу не улыбнулась.

В конце концов моя хозяйка отослала другую женщину и ребенка восвояси и уселась смотреть, как я ем.

Она заговорила. Война была ужасна. Она не знала, какая участь постигла ее мужа. Он был арестован как spion[74]. С тех пор она ничего о нем не слышала.

Все ее имущество было отнято. Офицеры забрали ее постели, полотенца, скатерти, еду. Никто ни за что не заплатил. Она лишилась всего, что имела. У нее не было чая, ей было нечего есть, не на чем спать и нечем топить. Прежде у нее была целая поленница дров – даже их отняли.

Держать пистолет наготове

Я сполоснула свой котелок из-под чая, аккуратно все прибрала, разделась, повесив одежду на стул, где я могла легко до нее дотянуться, завернулась в одеяло доктора Макдональда и забралась в меховой спальный мешок. Как я обнаружила, запереть дверь было невозможно: ключ поворачивался с наружной стороны двери, но не изнутри.

Задача каким-то образом запереться снаружи, находясь при этом внутри, оказалась слишком сложной для моего усталого мозга.

Поэтому я приставила к двери стул и положила револьвер на пол рядом с кроватью. Я в самом деле рассматривала возможность улечься в спальный мешок вместе с ним, чтобы быстрее достать в случае нужды. Я подумала, что могу выстрелить случайно. Ввиду подобной перспективы я решила, что уж лучше потратить время и протянуть за ним руку.

Нелли Блай описывает ужасы войны

Нелли Блай пересказывает ужасные сцены, которым стала свидетельницей в госпитале Красного Креста

От этого зрелища сжимается сердце.

Раненые, обмороженные, изнуренные голодом – тысячи умирают здесь в чудовищных муках, пока тысячи других гонят навстречу той же участи.

Wood County Reporter, 4 февраля 1915 года

Будапешт. В госпитале говорят на десятке языков: здесь нанимают немецких, австрийских, галицийских, венгерских и сербских сестер милосердия, чтобы каждый пациент мог поговорить с кем-нибудь на родном языке.

Есть тут и несколько молелен – католическая, протестантская и иудейская. Рядом с каждой палатой находится маленькая звуконепроницаемая комната – их называют «камерами смертников».

Пациентов, находящихся при смерти, уносят в эти комнатки, чтобы пощадить чувства их товарищей и соратников. Есть при каждой палате и курительная комната, отделенная от нее стеклянной перегородкой.

Этот госпиталь вмещает 2000 раненых. Кухня в нем грандиозна – чтобы описать ее, понадобилась бы отдельная статья. Мне с гордостью показали большой американский холодильник. У докторов и сестер милосердия есть собственные отделения, где они спят, едят и отдыхают. В широком коридоре, ярко выкрашенном в цвета национального флага, развлекают выздоравливающих: для них устраивают самые разные представления и концерты.

Мы спустились вниз, чтобы взглянуть на солдат, только что доставленных с поезда. Мы разговаривали с ними, пока их группами по 20 человек препровождали в ванну.

Невозможно в полной мере воздать должное административным способностям людей, которые спланировали и организовали два этих госпиталя во всем их изумительном совершенстве. Здесь не упущено ни одно средство, чтобы помочь и содействовать природе в спасении и исцелении того, что люди истязают и истребляют с такой бесчеловечностью.

Мы едва успели добраться до «Астории», когда зазвонил телефон: это был доктор Макдональд.

Вызов в госпиталь

– Берите такси и приезжайте, мисс Блай, – сказал он. – К нам только что поступил самый тяжелый случай, какой мне приходилось видеть за всю мою жизнь. Думаю, он вас заинтересует.