Массовые эпизоды разработаны с предельной тщательностью и внутренним размахом. Каждый развивается в своей тональности, в особенном ритме, в неповторимом пластическом решении. Контрастируя друг с другом, продолжая одна другую, массовые сцены своим настроением определяют эмоциональное содержание спектакля. Режиссерская композиция его безукоризненна, постановочные приемы точны и изобретательны, но ни один не воспринимается в отрыве от главной темы. Игра актеров предельно скупа и внешне скромна в средствах воздействия на аудиторию, но достигает исключительно сильного эффекта.
Спектакль генуэзцев, как бы впрямую приобщающий зрителя к истории, целиком обращен в современность. Сосредоточенность на единой теме, добровольное ограничение театральной палитры позволяет передать всю грандиозность и значение событий в Генуе — грандиозность борьбы, которая начиналась тогда и продолжается сегодня. И все это потому, что в лучших эпизодах спектакля генуэзцев ощущаются высокое гражданское мужество его создателей, яркая общественная страсть.
Один из героев "Пяти дней в порту" говорит, что Генуя, Милан и Турин — это кровеносная система Италии. Именно в этих городах работают лучшие из демократических театров страны. И сегодня мы благодарим наших генуэзских друзей не только за то, что два вечера, проведенные с ними, открыли нам новые грани в искусстве этих театров, но еще и потому, что они подтвердили: сердце театра, обращенного к народу, работает отлично.
(Два вечера с театром из Генуи // Советская культура. 1970. 27 июня).
в спектакле "Метаморфозы бродячего музыканта"
Сентябрь 1965 г.
Веселую и задорную, полную оптимизма и неиссякаемой поистине солнечной энергии, щедрую на выдумку, смех, неожиданную шутку — такую комедию привез известный итальянский актер Пеппино де Филиппе, приехавший к нам со своим театром. Он сам сочинил "Метаморфозы бродячего музыканта", и перед зрителями ожил наивный и красочный мир забавных персонажей комедии дель арте.
Яркими мотыльками выпорхнули на сцену изящный граф Энрико и его возлюбленная Джулия, проковылял их жестокий разлучник старик-антиквар, шумно ворвалась перезревшая матрона-гувернантка. Вприпрыжку проскакал влюбленный в красотку Фраголетту простачок Саса Чиччи, а следом за ними... Следом за ними с неаполитанской песенкой вышло незабываемое трио Саракино: невозмутимый проказник Пеппино, громкогласная Марилена и пылкий чертенок Фраголетта.
Разумеется, ни у кого ни на минуту не возникло сомнения, что приключения влюбленных закончатся благополучно. И, конечно же, Пеппино и его остроумные помощники не собирались всерьез растрогать зрителя душещипательной историей о том, как скромные бродячие музыканты протянули руку помощи неизобретательному титулованному любовнику. У них был другой замысел.
Впитав многовековые славные традиции комедии масок, сохранив тесную связь с жизнью простых людей, итальянские актеры (так и хочется назвать их старинным и почтительным именем — лицедеи) подарили нам самое дорогое в искусстве — радость встречи с вечно молодой душой народа.
Наши гости стремились передать неумирающую сущность народного искусства, минуя канонические формы старинного театра. Они перенесли действие в Рим середины прошлого века, вывели на сцену вереницу обывателей, сатирически заострив их характеристики, отказались от традиционных костюмов и масок комедии дель арте, сохранив, однако, в неприкосновенности народную основу каждого образа. Показав забавную путаницу взаимоотношений героев фарса "в духе старины", актеры оживили их тонким психологическим искусством современного театра. И произошло столь желанное для каждого подлинного творца превращение: воспользовавшись откровенно условным сюжетом, обратившись к эпохе столетней давности, итальянские актеры заговорили с современным зрителем на близком и понятном ему языке. Они погрузили публику в стихию лучезарного смеха, передали ей толику своего стойкого оптимизма.
Центральной фигурой этой картины "счастья без теней", дирижером этого каскада комедийных ситуаций, трюков, превращений был Пеппино Саракино. Как и его исполнитель— драматург, режиссер и актер в одном лице — Пеппино де Филиппо, он был удивительно многолик. Он — самозабвенный выдумщик, находящий все новые и новые ходы, замышляющий розыгрыши.
Без всякой жалости к своему солидному возрасту он превращается поочередно то в замшелого страшилу-философа, то в импозантную статую Юлия Цезаря, то в капризное, крикливое дитятко, и, наконец, в ожившую мумию фараона.