Профессия: театральный критик

Планшон — это режиссер, который, работая в русле реализма, де­лает ставку на поэтические открытия. Его сила — в глубоком анализе реальных ситуаций, что исключает риторику, поэтическую фразу. По­эзия его спектаклей — это результат глубокой трактовки текста, деталь­ного анализа всех микроситуаций, заложенных в пьесе. Умение рас­крыть всю глубину текста— неоспоримая сила искусства Планшона. Так, работая над "Скупым", а затем "Жоржем Данденом", Планшон прежде всего ищет правду жизни каждого персонажа, пытается обнару­жить жизненные импульсы, которые заставили Мольера писать так, а не иначе, выясняет, почему именно так "дышат" его прозаические строки и александрийский стих.

Зато в сфере сценографии он позволяет себе куда большую свобо­ду. Надо сказать, что именно в сценографических решениях находит непосредственный и прямой выход поэзия его режиссуры. Не случайно Планшон любит работать с известным сценографом Эзио Фриджерио, декорационные решения которого при всем их реализме всегда проник­нуты мощным поэтическим движением.

Когда я оглядываюсь назад, я представляю себе моментом качест­венного скачка в развитии французского театра — моментом разрыва с традицией и ее обновления — не 1945-й, но 1968 год. Именно тогда, в начале 70-х годов, произошла перестройка театральных организмов, перешедших от постоянных групп к переменному актерскому составу. Именно тогда театральное производство во Франции отвернулось от огромных залов и обратилось к совсем иным театральным масштабам.

Что касается театральной труппы, то я полагаю, что в современной Франции ее постоянство не облегчает, а затрудняет жизнь. Кроме того, у нас нет достаточно денег, столичные актеры не хотят ехать в провин­цию, выдающиеся мастера не любят играть в одной и той же пьесе бо­лее шести месяцев кряду.

Пристрастие к большим залам, существовавшее до 1968 года, ско­рее всего связано, как и многое другое в театре 50-х годов, с социаль­ными утопиями всеобщего братства, характерными сначала для Народ­ного фронта, потом для антифашистского Сопротивления, а затем — с надеждами на торжество во Франции социализма. Совершенно очевид­но, что именно этим вдохновлялся Вилар, когда T.N.P. играл во Дворце Шайо, выступал в Авиньоне перед тремя с лишним тысячами зрителей.

С тех пор многое переменилось — театр больше интересуется сегодня проблемами индивидуальной жизни, лирической поэзией и апеллирует скорее к индивидууму, нежели к массе. Это серьезное изменение отра­зилось и на устройстве зал. Правда, Робер Оссеин играет перед пятью тысячами зрителей Дворца спорта, а Жером Савари показывает свои спектакли в Театре Могадор, рассчитанном на полторы тысячи мест, но большинство театральных коллективов Франции выступает сегодня либо для восьмисот-тысячи зрителей, либо для четырехсот, либо даже всего для ста. Так, в 1987 году в малом зале T.N.P. на триста мест мы показывали инсценировку части романа Германа Броха, австрийского писателя, в постановке К. М. Грюбера и в исполнении знаменитой Жан­ны Моро "Рассказ горничной Церлины". Исключительно тонкая актер­ская работа в спектакле-монологе— разве возможно представить эту постановку в большом зрительном зале?

Изменился не только театр — думается, изменились и массовые идеалы французов. Раньше мы зачитывались Арагоном, Брехтом, Пабло Нерудой, а после 1968 года мы открыли для себя лучших немецких по­этов XIX века и прежде всего — Гельдерлина, поэтические тексты Ман­дельштама, Ахматовой, Пастернака, значимость которых для людей театра сегодня неизмеримо возросла. Сегодня мы опираемся в своей работе на Тынянова и Шкловского, на их теоретические труды.

В заключение мне хотелось бы коснуться одного деликатного во­проса, имеющего отношение к спорам, происходящим сегодня в рус­ском театре и вовлекшим в себя одного здравствующего и одного, к несчастью, покойного мастера режиссуры. Я имею в виду Юрия Люби­мова и Анатолия Эфроса. Не буду сравнивать этих широко известных художников, но выскажу предположение, что большинство француз­ских режиссеров и значительная часть публики сегодня, пожалуй, более расположена оценить постановки Эфроса, нежели спектакли Любимова. Более традиционный, менее иконоборческий театр Эфроса трогает нас больше. Это, вероятно, достаточно красноречиво говорит о наших соб­ственных проблемах, о том, на мой взгляд, очень важном этапе, через который сегодня проходит французская сцена...

Жак Лассаль: