Профессионал (ЛП)

Пожалуйста, доверься мне.

Пытаясь успокоиться, он начал снова, пересиливая себя ради меня:

Не успел я пройти мимо кухни, как он меня заметил. Я побежал, но от холода мои ноги не слушались, я словно увяз в зыбучих песках. Он поймал меня и принялся бить по лицу. Один глаз у меня заплыл, и я едва мог видеть другим.

Севастьян начал покрываться потом, от которого заблестела его грудь. Осознавал ли он, что сжимал кулаки с такой силой, что побелели костяшки? Мне хотелось до него дотронуться, как-то успокоить, но я боялась, что он замолчит.

Он хотел знать, где скрываются братья, поклявшись, что изобьёт меня до смерти, если я ему не скажу. Как-то вырвавшись, я побежал вверх по лестнице. На верхней площадке он вновь меня поймал.

Со слезами на глазах я прошептала:

Дальше.

Впервые в жизни я не просто терпел побои. Я... дал сдачи. - Даже после стольких лет голос Севастьяна звучал удивлённо. - Он оторопел, но почувствовал боль. Я был достаточно крупным для своего возраста - и неожиданно мой удар оказался тяжёлым. Раньше я никого не бил - даже играя с Максимом. Когда отец оправился от шока, его взгляд сулил только смерть. Я понял, что он меня убьёт.

Что произошло потом? - Моё сердце выпрыгивало из груди.

Из меня вырвался годами накапливаемый гнев, и я... принялся его избивать. Снова и снова. Он отступил к началу лестницы, неуверенно там покачиваясь. Наши взгляды встретились. Никогда не забуду странное чувство в тот момент: я точно знал, что с моей матерью именно так всё и было. Он избил её так, что она скатилась с лестницы. Но что более странно, он... он заметил, что я всё понял. И он... ухмыльнувшись окровавленной ухмылкой, произнёс:

Когда вырастешь - станешь таким же, как я. Будешь смотреть в зеркало - и видеть моё лицо.

Эта мысль была настолько кошмарна, что я занёс свой кулак, понимая, что он упадёт, и надеясь, что разобьётся насмерть. На первом этаже он об стену сломал себе шею.

Севастьян снова скользнул по мне взглядом.

Я здесь. Что ты сделал потом?

Я знал, что сяду в тюрьму за убийство. Так что накрыл его тело и сходил за братьями. Потом собрал все деньги, что смог найти, и убежал. Средств хватило, чтобы добраться до Санкт-Петербурга и затеряться среди других беспризорников.

И как скоро тебя обнаружил Пахан?

Через полтора года. Достаточно для того, чтобы принять Пахана за извращенца, когда он пригласил меня к себе. Достаточно для того, чтобы оказаться сбитым с толку, поняв, что он хороший человек.

Как же ты выживал там?

Севастьян потер татуировку на пальце. Я вспомнила, что она означала воровство.

Я воровал. Но со временем это становилось всё сложнее - я подрос и уже не мог с такой лёгкостью затеряться в толпе. Порой меня ловили, - его голос надломился, - если связаться не с той крышей и не суметь вырваться... то всё будет кончено.

На него нападали другие банды?

Твой отец тебе рассказал, как впервые меня увидел. Но я никогда ему не признавался, что победа в тех поединках не всегда была на моей стороне. Если я проигрывал... - он взглянул на свои кулаки - ...то проигрывал по-крупному.

О, Боже, нет-нет-нет. Я читала, как в Штатах преследовали беглецов, от этих описаний волосы дыбом вставали; что же те люди творили с Севастьяном в детстве?

Он поднял глаза.

Ты понимаешь, что я имею в виду?

Стыд больнее...?

Но стыдиться ему нечего! Разве он этого не понимает? Может, за один вечер я и не

исправлю двадцать лет его заблуждений, но, в конечном итоге, я смогу его убедить.

Его глаза снова затуманились. Он опять переживал те мучения? Я этого не желала, я лишь хотела его утешить.

Он глухо повторил:

Проигрывал по-крупному.

Расскажешь?

Он закрыл глаза.

Непременно. Но не сегодня. Не спрашивай меня об этом сейчас. - Его глаза распахнулись. - Ты ведь не уйдёшь?

Моё сердце дрожало, рассыпаясь на кусочки.

Не уйду, - заверила я его. Легко же мне было требовать равной открытости нашего прошлого, когда в моём не было ничего шокирующего или даже просто примечательного. Я хотела, чтобы мы были равны, но о нашем прошлом такого сказать было нельзя. - Расскажи, что стало с твоими братьями?

С явным облегчением уйдя от предыдущей темы, Севастьян сказал:

Родственников у нас не было, так что они оставались в усадьбе, пока не явились соцработники, чтобы организовать их дальнейшее воспитание. Я оставался в стороне, опасаясь уголовного преследования, а также потому, что с каждым годом становился всё больше похож на своего отца. Я хотел избавить их от своего вида. И только много лет спустя я узнал, как Максим убедил власти, что они вдвоём с Дмитрием видели, как отец, напившись, упал с лестницы, и что их старший брат пропал без вести, потому что обезумел от горя. Даже тогда никто не мог превзойти Максима в изобретательности.

В голосе Севастьяна сквозила братская любовь, что было странно, если вспомнить, как холодно он с ним обращался.

Я думал, что избавил братьев от тирана, что они стали свободными. По крайней мере, это было моей заслугой. - Он схватился за лоб - Но всего несколько дней назад Максим признался, что опекуны, воспитывавшие их с Дмитрием, были... даже хуже отца.