Профессиональное убийство. Не входи в эту дверь!

– Совершенно верно, – сказал я. – Собственно, меня интересует не дом, а мистер Керби. Я не знал, что он умер. Несколько лет провел за границей и не получал известий.

– Какой удар, – сочувственно произнес мистер Саммертаун. – Он был вашим другом?

– Да, хотя был старше меня.

– Он умер почти в семьдесят лет.

– Я помню его с детства. Они с моим отцом… Но мистер Керби был очень добр ко мне…

– Он был добр к очень многим, – печально согласился Саммертаун. – Смерть мистера Керби большая утрата для деревни. Церкви, больнице, здешним старикам его очень недостает. Богатых людей осталось не так уж много.

– Не стану отнимать у вас время, – сказал я. – Наверняка у него есть родные, которые могут рассказать…

– Родных у него, по-моему, нет. Видите ли, он был единственным ребенком, – я со знающим видом кивнул, – и своих детей не имел…

– Значит, он находился в доме один, когда умер?

– У мистера Керби был секретарь, приятный человек из Лондона. Очень компетентный человек, несколько артистичный, рыжеволосый, с бородкой. Финансовые дела были слегка запутаны, он привел их в норму. Помню, он пришел поговорить со мной относительно дома. Спросил, не могу ли я найти кого-то, кто взял бы на себя ответственность.

– Не было ли родственника, пусть очень дальнего, который мог бы сделать кое-что? Никто не явился по-требовать наследства? Вы сказали, он был богат?

– Годами жил как отшельник. О делах заботился его секретарь, Рэнделл. Мистер Керби почти не выходил из дома. Здоровье его всегда было слабым. Правда, доктор Мейклджон заявил после его смерти, что не настолько слабым, как он сам считал, не в такой мере, чтобы оправдать его пессимистичный взгляд на жизнь. Но вы знаете, как бывает с пожилыми людьми, которые долго живут в одиночестве, – вобьют себе что-то в голову, и никак их не разубедишь.

– Ну ладно, – произнес я, взяв со стола шляпу, – не буду отнимать у вас время. Но для меня это стало потрясением. Когда уезжаешь, то совершенно отрываешься от здешней жизни, особенно если покидаешь не только свою страну, но и вообще цивилизацию, как я почти на пять лет. Многие ушли из жизни. Люди, казавшиеся молодыми и здоровыми, неожиданно превратились в стариков или сменили образ жизни, и сказать тебе им уже нечего. Начинает создаваться впечатление, – тут я взял перчатки, – что ты просто один из путешественников, которым нужны только благодарные слушатели и лучшее место у камина, чтобы докучать людям.

Саммертаун печально кивнул.

– Скверно, когда напоминают, что моложе мы не становимся, – заметил он. – В Библии справедливо сказано: плохо быть человеку одному. Если бы мистер Керби женился снова, то мог бы справиться со своей меланхолией.

Он покачал головой и вздохнул. У меня оставался к нему только один вопрос:

– Вы, наверное, понятия не имеете, где теперь этот Рэнделл?

– Насколько я знаю, вернулся в Лондон. Однажды он написал мне из лондонского отеля. Жаловался, что трудно преуспеть в такой перенаселенной стране, как эта. Действительно, в тридцать втором году произошел резкий экономический спад, даже в тридцать третьем дела все еще шли неважно. Нет, я не знаю, что произошло с ним, но уверен: он не из тех, кто бедствует.

Я вышел из конторы и спросил, где живет доктор Мейклджон. Врач еще не вернулся с утреннего обхода, но меня пригласили подождать в его кабинете. Я сидел там, глядя на книги, выбранные сельским врачом – медицинские журналы, Джоррокс, «Записки Пиквикского клуба», Айзек Уолтон, Генри Филдинг и современные детективы, – пока не вернулся хозяин. Это был коренастый крепыш, он с любопытством посмотрел на меня и спросил:

– Чем могу быть полезен?

– Я здесь не как пациент, – ответил я. – Приехал утром, чтобы увидеться с Джонатаном Керби. Только что вернулся из-за границы и не знал, что он умер. Мне об этом сообщил квартирный агент. Упомянул, что вы лечили его.

Мейклджон кивнул, потрогав свой длинный подбородок.

– Скверная история, – произнес он. – Очень скверная. Одна женщина сказала мне сегодня утром: «Не понимаю, доктор, как вы можете жить среди мучений и страданий». Я мог бы ответить ей, что больше всего нам выматывают душу все эти созданные фантазией болезни и трагедии, с которыми мы сталкиваемся. Взять, к примеру, бедного Джонатана Керби. Причин для смерти у него было не больше, чем у вас или у меня. Думаю, даже меньше, ему было по средствам жить на широкую ногу. Но он вбил себе в голову, будто у него туберкулез, и отравлял себя одним из этих треклятых дрянных романов, которые сочиняют сейчас все молодые женщины вместо того, чтобы ухаживать за детьми. Эта книга упоминалась на до-знании. Часть ее я прочел. Меня попросил коронер, славный человек, фамилия его Беллэйрз. «Зачем эти дамочки выливают свои отвратительные помои на публику?» – спросил он. Так вот, я думаю, они бы этого не делали, если б им за это не платили. Винить нужно издателей. В общем, в той книге было несколько глав о каком-то человеке, умиравшем от туберкулеза. Керби перенес все это на себя, был убежден, что болен и вскоре расстанется с жизнью.

– У него был туберкулез? – удивился я.