Профессиональный свидетель

Рудник ездил на «фантоме-IV», выпуска 1967 года, предпоследнего собственно британского хита, ведь не так давно марка «роллс-ройс» была продана концерну «БМВ», и Рудник переживал это как личную трагедию. В английской национальности своей машины он видел особый смысл, странную смесь свободы, демократии и консерватизма, традиции высокого стиля. Рудник любил говорить: в «роллс-ройсе» все должно быть прекрасно. И, в общем, не согласиться с ним было трудно. Его старый «роллс-ройс» был автомобиль-дворец, автомобиль-статус. Другое дело, что на Западе это — символ высочайшего положения в обществе, символ, который всегда овевал запах благородства, богатства и успеха, в Москве же он выглядел странно даже на фоне неслыханных богатств нынешних нуворишей, того же Клеонского, к примеру. «Ролле» Рудника не был невероятно дорогой машиной. Более того, ему лично он не стоил ни копейки: это был гонорар, или, если угодно, подарок одного английского клиента. И подарок безошибочный. Видимо, большей любви в жизни Рудника никогда не было.

Рассказывая о своей машине, адвокат уверял, что она даже пахнет как-то очень индивидуально. Гордеев, к тому моменту знакомый с ней еще заочно, признаться, подумал, что тут уж Гарри Яковлевич слегка загибает. Отнюдь. Оказалось, действительно, в кабине его «роллс-ройса» — свой, особый, ни с чем не сравнимый тонкий запах. Его источали лучшие сорта натуральной кожи и ценных пород дерева, которые использовались для внутренней отделки машин. Оказавшись в салоне, Гордеев с изумлением почувствовал, что его нос непроизвольно втягивает в себя воздух.

Удовлетворенный произведенным эффектом, Рудник рассказал забавную историю, косвенно с этим связанную. Заказчики последней марки «роллса» — «Серебряного Серафима» почувствовали, что запах в салоне уже «не тот». Стали выяснять, в чем дело, и обнаружили, что вместо былого палисандра и красного дерева некоторые прежде деревянные детали отделки салона заменили пластмассой. На вид и на ощупь ее от дерева не отличить. Но запах действительно изменился, потускнел, развеялся. И вот привередливые владельцы новых машин-дворцов начали писать на фирму жалобы на непривычный им запах в салонах «роллс-ройсов». И что же? Производители всерьез занялись решением этой проблемы. Они разработали состав ароматических масел для обработки салонов всех «роллс-ройсов», которые вновь стали пахнуть дорогой кожей и деревом…

Теперь вот один из «аристократов дорог» превратился в груду искореженного металла. И случилось это на глазах у Гордеева. И сам он не сгорел тоже по чистой случайности… Или все-таки нет?

Почему же сейчас он так неотступно думает о «роллс-ройсе», а не о человеке, сидевшем в нем, точнее, даже о двух? Есть на это явные причины или просто срабатывает какая-то психологическая зашита? При чем тут, собственно, машина?

Над всем этим предстояло серьезно поразмыслить. В одиночестве. Некоторые юристы быстрее добираются до истины с помощью диалога, но только не он, он предпочитал внутренний монолог. Гордеев не был салонным адвокатом, у него за плечами — неплохая карьера следователя, и мало находилось случаев в его нынешней адвокатской работе, чтобы не приходилось что-то распутывать и расследовать самому, и преимущественно — в одиночку. Зал суда — хорошее место для вынесения оправдательного приговора его клиентам. Но и только. Храм правосудия, короче. А в храме хорошо молиться, медитировать. Но не думать и искать, Филя Агеев помог добраться до квартиры, и там Гордеев попросил его о последней услуге.

— Почему же это о последней? — обиделся Филя. — Мне Сан Борисыч сказал находиться при тебе, пока он сам вечером не приедет.

— Спасибо, Филя, но, думаю, в этом нет необходимости. Я более-менее в порядке. А до вечера вообще прилягу посплю.

— Вот это правильно, — одобрил оперативник. — Так, что еще требуется? Холодильник забить? Без проблем…

— Нет. Давай на денек поменяемся телефонами.

— Мобилами? А что случилось?

— Я точно не уверен, но есть подозрение, что меня слушают.

— Так отключи мобилу, и все дела. А городской аппарат на что?

— Видишь ли, Филя, если слушают, то его — в первую очередь.

Агеев присвистнул и посмотрел на Гордеева с уважением: ну и в передрягу же попал человек. Они поменялись мобильниками, и Агеев уехал, взяв с Гордеева обещание звонить, если что, прямо в «Глорию», где любой из сотрудников, оказавшийся на месте, будет рад помочь Юрию Петровичу.

После этого Гордеев сделал несколько звонков, в том числе снова Турецкому, договорившись с ним уже о точном времени встречи.

— Ты что это, уже куда-то лыжи навострил? — удивился Турецкий.

— В самую точку, — заверил Гордеев.

После этого достал из бара бутылку армянского коньяка «Ани», из холодильника — большой грейпфрут и завалился на диван. Едва он сделал первый хороший глоток и приготовился забросить в рот дольку цитруса, как зазвонил мобильник. Оказалось, что это Агеев.

— Филипп?! — ошарашенно сказал Гордеев.