Профессор Мориарти. Собака д’Эрбервиллей

И десяти минут не прошло с нашего возвращения на Кондуит-стрит, как в дверь принялись барабанить всевозможные оппозиционеры. Требовали бескорыстной помощи попранному рабочему классу. Достаточно прикончить одного пинкертона, и тебя сразу записывают в чёртовы социалисты, мечтающие рискнуть собственной головой ради посмертной медали в некой анархической утопии двадцатого века! Я замаялся спускать канючивших мерзавцев с лестницы и выкидывать им вслед грошовые издания «Капитала».

Революционеры обычно раскалываются на непримиримые фракции. Так что обросшие бородами хамы даже не желали смерти накопителям пресловутого капитала. Это бы имело хоть какой-то смысл: богачей есть за что убивать — можно порыться в сейфе или снять с тела драгоценности. Но нет, отважные смутьяны жаждали укокошить того или иного своего товарища, а виной всему — ничтожные расхождения во взглядах и принципах. Одни, например, считали, что возглавляющих Министерство железнодорожных перевозок чиновников в славный день великой революции следует подвесить за подагрические ляжки, а другие настаивали, что за толстые шеи. И споры их могла разрешить лишь грандиозная бойня. Думаю, революция всё ещё не случилась только потому, что социалисты слишком заняты, уничтожая друг друга, и им просто некогда вести взбунтовавшиеся массы к победе.

Полагаю, эти обстоятельства и подготовили почву для дела Шального Кэрью. И именно тут начинается история об упомянутых мною ранее (вы же внимательно читали?) благословенных шести проклятиях. Именно тут. Всему своё время.

II

Профессор предавался размышлениям о «политике и религии». И вдруг в комнату проскользнула чья-то тень. Штатское пальто и армейские сапоги. Загар, явно приобретённый в колониях. Белые следы от ремней под подбородком, значит клиент перенёс малярию и метался в тяжёлом бреду.

Я тут же узнал его. Последний раз мы виделись в Непале. Он был тогда упитаннее, самодовольнее и не страдал от расстроенных нервов (от расстроенных нервов страдают обычно те, кто проживает в Британии). Никто не умел подольститься искуснее Шального Кэрью. Все говорили, он далеко пойдёт, если только сперва не навернётся с Гималаев.

Парень берёт себе кличку Шальной — это говорит о многом. Ну помимо, разумеется, того факта, что ему до смерти надоело зваться Хамфри, а просто Хамом зваться не особенно хотелось.

Ему даже посвятили один кошмарный стишок^{31}.

Кэрью Шальным прозвали — до забав охоч,

Его боготворят в полку,
Хоть он неистов, но и командира дочь
Благоволит стрелку.

Читаем между строк (что, кстати, гораздо поучительнее, нежели чтение оригинала): Кэрью знал, как впечатлять нижестоящих, втираться в доверие к полковым дамам (благослови их Господь), заискивать перед товарищами и выслуживаться перед начальством. Такие офицеры обычно ходят во всеобщих любимчиках, пока в один прекрасный день не приключается туземное восстание. Тогда они переодеваются в женское платье и в ужасе забиваются в первый попавшийся шкаф.

Однако Кэрью относился к иному типу. В нём, как говорили, тлела искра. Хамфри рвался в бой, охотно бросался в авантюры, зарабатывал награды и отстреливал забавы ради зверьё и бандитов. Я сам довольно долго прослужил полковником и командиром (не таким, у которого водятся дочери, а скорее таким, от кого следует держать подальше дочерей других полковников) и потому хорошо знаю подобных парней. Да что там знаю — сам когда-то принадлежал к их числу! Теперь, глядя на Кэрью с высоты своего возраста, я поражался: каким, оказывается, я был болваном во времена расцвета славной юности. Совершал все эти непотребства за смехотворное армейское жалованье!

Хорошо зваться Шальным на поле брани, прекрасно, просто восхитительно: вы размахиваете изодранным в клочья флагом, а землю вокруг устилают трупы убитых вами врагов. Однако гораздо менее внушительно слово «шальной» выглядит на бумаге, которую подписывает один из двух свидетелей. Ведь совсем недавно вы бросились в «очередную авантюру» — крича, как бабуин, гоняли хулиганов по Оксфорд-стрит, и теперь вас препровождают в госпиталь Святой Марии Вифлеемской, или попросту Бедлам. Безумие там лечат при помощи ледяной воды.

Майора Хамфри Кэрью можно было назвать шальным в обоих смыслах. Когда-то давно — в первом, а теперь почти уже во втором.

— Клянусь Вельзевуловой вилкой, это же Кэрью! — воскликнул я. — Какими судьбами?

Мерзавцу хватило наглости замахать на меня кулаком.