Профессор Влад

Впервые в жизни и мне разрешили попробовать шампанского. Я выпила целый бокал, после чего мое тело начало вести себя как-то странно - оно как бы меняло местами действие и предшествующий ему импульс: скажем, стоило мне подумать, что неплохо бы протянуть руку и взять с другого конца стола вазочку с хреном, как оказывалось, что моя рука непонятно когда уже сделала самостоятельный рейд над скатертью и как раз в эту секунду возвращается с добычей к тарелке. Это наблюдение навело меня на неприятную мысль, что, может быть, и в обычные дни части нашего тела живут автономной жизнью, и нам только кажется, что мы принимаем решения сами. Несколько раз я опрокинула бокал, и взрослые засмеялись; Гарри тоже пил шампанское и тоже, по словам Захиры Бадриевны - впервые, однако координации не терял.

Спустя пять минут, когда первая бутылка шампанского опустела, а взрослые немного расслабились, Захира Бадриевна легонько толкнула сына в бок:

- Ну, Игорек, - заговорщицки сказала она, - покажи!..

Гарри усмехнулся.

- Мама, - сказал он со снисходительным упреком. Но тут и другие взрослые, уже успевшие слегка захмелеть, накинулись на него: «Покажи, покажи!» Особенно старался раскрасневшийся дядя Ося: - Не финти, давай-давай, показывай!.. - Мальчик с вымученной улыбкой закатил глаза. Потом нарочито-тяжко вздохнул.

- Ну, ладно, - сказал он. - Нужно что-нибудь железное. Только не очень тяжелое, а то у меня силы не хватит.

Мама с готовностью сбегала на кухню и вернулась с небольшой металлической сковородой - без ручки, но с двумя симпатичными ушками: то был, кажется, подарок сослуживцев к Восьмому марта, чистенький и блестящий, ибо его еще ни разу не использовали - хватило бы разве что на одноглазую яичницу («холостяцкая», со смехом говорила мама), а наше семейство было весьма прожорливо. - О, - удовлетворенно сказал Гарри, - то, что надо. Так, все замолчали! Я должен настроиться.

Моментально наступила тишина - такая, что слышно было, как за стеной переругиваются соседи, а где-то за окном, далеко-далеко, с шорохом проносятся автомобили. Гарри настраивался. Он закрыл глаза. Его бесприметное лицо стало сосредоточенным и скорбным. Металлическое дно сковороды притягивало взоры холодным блеском; изящная бледная ладошка с тоненькими пальчиками медленно легла сверху.

Все замерли.

На лице мальчика выразилось мучительное, смертельное напряжение (взрослые так и впились в него взглядами, а у дяди Оси от волнения приоткрылся рот); казалось, рука его намертво прилипла к сковороде. Он сделал судорожное усилие, словно пытаясь оторвать ее - нет, не удается. Он конвульсивно дернулся… еще раз… еще… По его исказившемуся лицу можно было догадаться, что соприкосновение со сковородой причиняет ему невыносимую боль… Еще раз… еще... Не удается… Внезапно он, слабо вскрикнув, сделал отчаянный, резкий рывок - да, да, сорвать кожу, но разом, вмиг прекратить адскую пытку!.. - но страшная сковорода, как ни жутко это звучит, и теперь не отпустила свою жертву: неожиданно для всех она оторвалась от поверхности стола и, вопреки всем законам физики, повисла на ладони у мальчика, словно приклеенная!..

- Ва-а-уууу!!! - взревели взрослые.

Гладкий, бледный лоб Гарри покрылся мелкими бисеринками влаги; он стиснул зубы, но ничем не уронил своего достоинства. Не уронил он и сковороды. Еще две-три секунды - видимо, для большего понту - подержав металлический предмет на весу, он осторожно опустил его на скатерть - и только тогда позволил себе с тяжким, но довольным вздохом откинуться на спинку стула.

Все в восторге зааплодировали; дядя Ося крикнул: «Браво!»; Захира Бадриевна, раскрасневшаяся от гордости, притянула сына к себе и звонко чмокнула в макушку. Тот досадливо поморщился и, как ни в чем не бывало, принялся накладывать себе на тарелку крабовый салат. Казалось, он абсолютно равнодушен к своему успеху и даже слегка его презирает; но я все-таки успела поймать на себе быстрый, острый испытующий взглядик, брошенный чуть искоса: мол, на тебя-то я произвел впечатление?.. Произвел, не скрою. Похоже, этот мальчик дружил с предметами не хуже моего…

После этого в гостиной вдруг стало очень празднично и шумно: напряжение спало, сменившись эйфорической веселостью, и взрослые, окончательно отбросив остатки былой скованности, перестали, наконец, заботиться о хороших манерах и радостно загалдели. Как-то сразу стало ясно, что теперь все мы - одна большая, дружная семья. Звонко стучали о фарфор серебряные приборы; Захира Бадриевна гулко хохотала; дядя Ося, размахивая вилкой, громко и возбужденно живописал родителям подвиги своего чудо-пасынка: - …И вы знаете, что он сказал?.. Оказывается, до сих пор на мне лежал так называемый венец безбрачия!.. Да-да, потому-то я все это время и не мог обзавестись семьей. Думаете, ерунда?.. А вот он, Игорек, снял с меня этот самый венец, и вот тут-то у нас с Захирой-ханум все и началось… Правда, Зарочка?..

4