Профессорятник

Но градус недовольства Николая Тимофеевича достиг высшего накала, когда возмужавший и своевременно не кастрированный кролик-самец стал вдруг настойчиво испытывать потребность в подруге крольчихе и, пытаясь найти ей замену, избирал предметом любви профессорские тапочки, игрушки внука, уже не говоря о пакостной привычке метать квартирные углы и мебель.

— Слушай, Никифорыч, твой кролик скоро доведет нас с Лидой Ильиничной до цугундера — пойми, наши силы не беспредельны, они на исходе. Ты все время трендишь нам о терпении, но, как говорится, пока солнце взойдет, роса очи выест. Умоляю по-хорошему, забери свою тварь обратно, иначе привезу тебе дарственное порося или пару крыс — ты хочешь этого?

Короче, «минусов» становилось все больше, хотя оставался единственный «плюс», который покамест перевешивал все — это привязанность к кролику любимого внука.

...По дошедшим до нас непроверенным данным, бедный кролик, в конце концов, был пристроен в живом уголке соседней школы, а далее его следы в кроличьей истории просто затерялись.

14. «МОЖНО, Я ВАМ ДУБЛЕНКУ ПРИВЕЗУ»?

Принято считать, что многих в принципе можно «замерить», но профессор Сутягин был как раз один из тех, которого замерить было трудно — он был неформатен и непредсказуем. В нем слышался как бы «гул» самой истории. Сын революционера, дипломат, разведчик, капитан первого ранга, доктор наук, профессор, друг нескольких космонавтов, он по совокупности своих талантов ярко выделялся в любом окружении. И если бы он избрал иную стезю, скажем, линию Мельпомены — с учетом своих данных, по нашему глубокому убеждению, непременно стал бы народным артистом. Его умение перевоплощаться и пародировать людей часто вызывало неподдельный восторг. По-военному подтянутый, галантный, он талантливо музицировал на рояле, читал наизусть «Евгения Онегина», знал вкус в бальных танцах. Был у Павла Григорьевича еще один талант, о котором не подозревали люди, даже близко знавшие его — он мог с натуры сделать за несколько минут карандашный портрет любого собеседника. И это было непостижимо.

Выходец из семьи активного участника революционных событий на Урале (в г. Копейске есть улица имени отца Павла Григорьевича), он, молодой морской офицер, окончивший перед войной специальные курсы по подготовке дипломатов, был откомандирован в Норвегию, где его и застало начало второй мировой. Когда профессор Соколов, известный своим «ехидством», подначивал начальника, интересуясь тем, как дважды попадавший в «лапы» гестаповцев и дважды вызволявшийся советской разведкой, избежал «лесоповала» или «солнечного Магадана» (что, дескать, подразумевалось само собой даже за один «плен»), Павел Григорьевич деликатно объяснял нашему «пофигисту», что он был дипломатом, а не солдатом, не располагал оружием и боеприпасами, и что он ни разу не нарушил «устав» дипломата, и на него не распространялись жестокие законы военного времени, которые имел в виду Соколов.

По правде говоря, многие недоумевали, зачем Павел Григорьевич «под занавес» своей профессиональной карьеры избрал стезю университетского профессора, так как он откровенно не «дружил» с наукой. Конечно, как талантливый человек, он сумел защитить диссертацию на соискание ученой степени доктора географических наук, но его труд был посвящен исследованию весьма специфической проблемы — проблемы лоций, т. е. раздела судовождения, где изучаются навигационные опасности, средства навигационного оборудования водного пути, пособия для выбора безопасных и навигационных курсов и т. д. Это был, по-видимому, единичный «взмах сутягинской научной мысли», после чего Павел Григорьевич навсегда оставил науку «в покое», что в институте, мягко говоря, не приветствовалось.

Но сама его жизнь — это была книга, притом, скорее — художественное произведение. Его дипломатическая деятельность в годы войны, кругосветные плавания, дружба со знаменитым Туром Хейердалом, впечатления от посещения многочисленных стран были весьма востребованы студентами-географами, у которых он имел едва ли не самый высокий рейтинг (хотя, чего греха таить, достигалось это во многом за счет снижения требовательности и чересчур либерального отношения к «лоботрясам» и «двоечникам»).

В этой байке расскажем о Сутягине-юмористе, о его умении по-дружески «подначить» собеседника, разрядить обстановку.