Профессорская дочка

Вадим

Объясню и извинюсь, это будет честно. А вообще-то, если разобраться, что я такого сделал?.. У меня сценарное мышление, я любую историю вижу как картинку. История не важна, историю можно любую придумать к картинке. Нет картинки – нет истории, а картинка – уже сценарий, уже сериал. А тут была такая выпуклая картинка, что я сразу же, спустя несколько минут, в пробке на Фонтанке, понял: эта Маша с ее мышами и картинами – классное начало новой сюжетной линии. А ребята вписали новую линию в схему. И вообще, при чем здесь я?..

***

Вадим сидел за пустым столом и смотрел в окно. Когда я поставила на стол чашку с кофе, встрепенулся и переменил выражение лица на обычное, веселое.

– Я пойду, – сказал он самым своим бархатным голосом, как будто все еще находился в имидже печального Деда Мороза.

– Да, уже? У Вас сегодня такое лицо…

Наверное, у него какой-нибудь кризис. В другой раз не буду думать, что если человек красивый, гладкий и похож на довольного кота, то у него никогда не было душевных исканий, творческого кризиса, переоценки ценностей.

– Какое? – с интересом спросил он. – Какое лицо?.. Я… у меня отец в больнице.

Вот почему он не приходил – у него отец в больнице, а Ада говорила «секс», и Анна-Ванна тоже. Бедный, бедный…

– Ох… будет глупо, если я скажу «не расстраивайтесь», ведь Вы уже расстроены, правда? Но…

– Но я и не расстраиваюсь, Вам показалось. Это Вы до сих пор все «папа-папа», а я… не расстраиваюсь, – сказал Вадим, и лицо у него стало упрямое. Как у Димочки, когда он твердо решил, что ему к четвертому уроку.

Я вдруг заплакала, и все плакала и плакала, не могла остановиться, так что в конце концов он взялся меня утешать и даже поставил чайник, хотя это было не совсем честно. Ведь это у него отец в больнице, а я… я просто подумала: мне было бы легче, если бы папа сначала заболел и был в больнице… а он просто заснул и не проснулся, а как же я?

Вадим

Она плачет, потому что у меня отец в больнице? Вообще-то это трогательно. Трогательная дура.

Зачем я сказал про отца?.. Что это со мной? Сижу у нее неизвестно зачем, рассказываю сказки. Тоже мне лысая Шахерезада.

Расстроен я из-за того, что рейтинги у сериала низкие. Но не говорить же ей про рейтинги! А про отца ей понятно – она все время «папа-папа», вот и сказалось само. Люди сами виноваты, что их обманывают – говорят им то, что они могут понять. Она так смотрит, что так и хочется наврать ей что-нибудь пострашнее.

Ладно. Мама говорила, нужно говорить правду. Тем более мне это ничего не стоит. 

Если человек может не объяснять, а он объясняет, – это очень честно. Нет, не то чтобы Вадим все объяснил прямо, но…

Это не нефть и не металлы, и даже не рестораны быстрого питания.

– Маша, Вы знаете, какой главный принцип сценариста? – спросил Вадим. – Главный принцип сценариста – «нет картинки, нет истории». Увидел картинку – и осенило. Понимаете?

– Нет… то есть да… у меня тоже бывает, что раз – и дело в шляпе, – туманно отозвалась я.

– Маша, бывают большие проекты. Проект – это большой сериал, «мыло», – втолковывал Вадим, как будто я ребенок и не понимаю, а я все понимаю. – На «мыле» одновременно работают несколько сценаристов, каждый пишет свою линию, и сразу же снимают. Это называется «снимать с колес», понимаете? Это большой проект, и надо использовать любой шанс, чтобы сделать хорошо, понимаете? Рейтинги тут самое главное, рейтинги, понимаете?

– Да-да, нет-нет, – бормотала я в ужасе от того, что он извиняется и оправдывается. – Ничего, что Айвазовского украли… это я сама во всем виновата. Сериал – это же искусство, а искусство важнее жизни… мир существует для того, чтобы войти в книгу… А можно и в сериал, так что не расстраивайтесь…

Я кивала и улыбалась, как будто я мышь, которой вшили проводок в зону удовольствия, как будто я мышь, которая знает, что искусство – дело неземное, даже искусство телевидения. Неземное, а вступило в связь с ее скромной персоной.