Профи

— Надо. И будем, — успокоил я его, — Только…

— Только меня с завтрашнего дня выгнали в отпуск, — пожаловался Степаныч. — Шеф решил, что у меня усталый вид, вот и проявил заботу.

— Пытались отказаться?

— Конечно, но он даже слушать не стал. Заявил, что мое здоровье очень важно для фирмы, и запретил четыре недели показываться на работе.

— Кого оставили за вас?

— Толмачева.

— И это меня совершенно не удивляет.

— Так что же мы все-таки будем делать? — с ленинской деловитостью поинтересовался старый паркетный вояка.

— Как что? Уходим в подполье. Что касается меня лично, то с послезавтрашнего дня я планирую быть убитым.

— Типун тебе на язык! — воскликнула Даша.

— Как это — убитым? — поинтересовался ее родитель. — И кто это тебя собирается прикончить?

— Завтра я начну шустрить не по разуму, вот и найдутся желающие. Вызовут, скажем, от вашего имени на встречу и…

— Я тебя одного не отпущу, — решительно заявила Даша.

— А я и не собираюсь идти один.

— И все-таки…

— И все-таки, дорогой Андрей Степанович, мы их всех уделаем, если не будем суетиться попусту. Попрошу вас с завтрашнего дня быть постоянно на связи и почаще проверяться на предмет подслушки. Да, и не особо удивляйтесь, если я заявлюсь к вам в гости не совсем на себя похожий.

— В образе Бреда Пита? — полюбопытствовала Даша.

— В образе вождя мирового пролетариата товарища Зюганова, однозначно, — ответил я голосом русского националиста В. В. Жириновского. — Поехали, завтра будет трудный день.

— Домой? — поинтересовалась она, заводя машину.

— Почему обязательно домой? Что мне решительно не нравится в современной молодежи, дорогая, так это полное отсутствие романтики. А как же родная русская природа? Неужели не хочется за город, на свежий воздух, к родным березкам, в конце-то концов!

— Какие березки и какая, к черту, молодежь? Мне тридцать скоро!

— Тогда все в порядке, ты почти старушка. — Она ощутимо ткнула меня локтем в живот. — И не надо насилия, правду не скроешь. И тем не менее мы едем на природу.

— Куда?

— В Валентиновку. Остановишься, где я скажу, и начнешь названивать в ворота.

— Зачем?

— А у тебя машина заглохнет. Когда починишься, будешь ждать меня на стоянке, как договорились. Задача понятна?

— Так точно, товарищ фельдмаршал!

— Не надо лести, хотя и приятно.

— Как поедем, по Ярославке?

— Лучше по Щелковскому.

— Если я правильно тебя поняла, мы едем в гости к…

— Ты правильно меня поняла.

— Круто, — она прибавила газу, — а ты действительно так трепетно любишь природу?

— Терпеть не переношу, обкормили в детстве. Видишь ли, Даша, мои родители были типичными шестидесятниками, то есть турпоходы, «изгиб гитары желтой», палатка, костер, споры о наболевшем до утра. Веришь ли, почти каждые выходные таскали в походы по Подмосковью.

— А ты?

— А я хотел шляться с друзьями.

— Почему не отказался?

— Не мог, уж больно родители обижались. Они у меня были самыми настоящими советскими учеными, физиками по образованию и лириками в душе.

— Ты говоришь, были?

— Это не то, что ты подумала. Оба живы, здоровы и вполне счастливы в заштатном французском городке Париже. Слышала о таком?

— Даже была пару раз. А как они там оказались?

— В девяносто третьем отец был уже замом директора по науке одного из проблемных московских НИИ. Руководитель этого милого заведения к тому времени раздал половину площадей института разным фирмам в аренду. Когда он задумал закрыть основную лабораторию и отдать освободившееся помещение под кабак, папа пошел искать правду в московскую мэрию. Там ему сказали такое, что он на следующий день к чертовой матери уволился и уехал преподавать в Сорбонну, благо приглашали.

— А что ему такого сказали?

— Ничего особенного. Просто сообщили, что ни он, ни его наука обновленной России на фиг не нужны, и задали риторический вопрос типа: «Когда же вы все, наконец, передохнете?»

— Как они там?

— Родители? Нормально. Когда на маман накатывает ностальгия, она идет поливать березки.

— Березки?

— Да. Она посадила несколько берез в саду, у них с папой домик в предместье.

— В Россию часто приезжают?

— С тех пор — ни разу. Кстати, мы подъезжаем, высади меня.

— А как ты собираешься…

— Много будешь знать, из секретарш выгонят.

— Я, к твоему сведению, офис-менеджер.

— Тем более.

Когда я появился в его спальне, главный «сталевар» всея Руси уже собирался отходить ко сну.

— Интересно, как вы все-таки умудряетесь ко мне проникать, — спросил он, дисциплинированно включив «антиподслушку».

— Ничего особенного, меня этому учили.

— Что-то срочное?

— Да. Сейчас я кратко опишу вам ситуацию. Настоятельно прошу не кричать, ногами не топать и кулачищами по мебели не стучать, вон они у вас какие. Перед уходом я оставлю вам диск с информацией и инструкциями. Внимательно все изучите, потом его уничтожьте.

— Я готов.

— Это радует. Итак, ваши компаньоны и соучредители Белопольский, Черняк, Ступин и Талахадзе через два дня прибывают в Москву на плановое заседание, во время которого всех вас планируют устранить.

— Что?!