– Ее мать сказала, что Энн приходила сюда.
Эмма молчала.
– Девушка, которая раньше жила на берегу, – не унималась я.
– Я знаю, кто это, – проворчала гадалка.
Я положила перед ней на стол карты и отдернула руку, прежде чем она ее откусит. Я не была уверена, что Эмма завтракала.
– Энн поддерживала с вами связь после того, как уехала в колледж?
Ответа не последовало.
– Вы не знаете, встречалась ли она с кем-нибудь?
Она разложила карты и долго смотрела на них. В моей голове зазвучала музыкальная заставка к игре-викторине «Рискуй!».
– Я это предвидела. Я предвидела, что это произойдет, – наконец прошамкала Старая Эмма. – Я предупредила ее, когда Энн приезжала домой, что она в опасности. Она мне не поверила, сказала, что счастлива. Сказала, что у них любовь. – Эмма сказала это с натянутой улыбкой, сцепила перед сердцем скрюченные руки и повертела верхней частью туловища, как будто что-то шутливо обнимая. Протянула слово «любовь», отчего оно звучало как «люб-о-о-офь».
– Вы хотите сказать, что это было серьезно?
– Полагаю, смерть можно назвать довольно серьезным делом, не так ли? – рассмеялась она. Это был влажный, надтреснутый смех, и я была почти уверена, что теперь Эмма открыто насмехается надо мной. Ее лицо покрылось сетью глубоких солнечных морщин.
– Ее мать не упоминала об этом, – сказала я.
– Она и не стала бы.
Я подождала, но, похоже, ждать было больше нечего, поэтому я встала и порылась в кармане джинсов, пока не нашла двадцатку.
– Вы знаете, как звали того, с кем встречалась Энн? Она показывала вам его фотографию или что-то в этом роде?
– Неее, – ответила Эмма. – Но недавно ты тоже была очень близко. – Ее голос был хриплым.
– Близко к кому?
Она вновь прищурилась.
– К тому, что и с Энн.
Из ее горла вырвался кудахтающий цыганский смешок, перешедший в такой глубокий и влажный кашель, что я даже вздрогнула. Я бросила двадцатку на стол и направилась к двери, которая была наполовину сорвана с петель, как и все остальное, что я видела в мире Эммы. Оглянулась на грязную пепельницу, карты Таро на столе перед ней, длинную штору, которую она использовала в качестве фона, дешевый бордовый ковер. Мой взгляд остановился на ее загорелом лице: Эмма смотрела прямо мне в глаза.
– Ты тоже любишь, когда тебя лижут? – спросила она, и сухие губы вновь расплылись в желтозубой улыбке.
Фуууу! Похоже, у Эммы окончательно съехала крыша. Я вышла наружу, где был воздух, всякое садовое барахло и кошки. И поймала себя на том, что дрожу. Я была зла на себя за то, что позволила этой наполовину чокнутой старой кошелке залезть мне в душу.
Эмма толкнула дверь позади меня и бросила сигарету в песок, где та продолжала тлеть. Дым, тяжелый во влажном воздухе, обжигал мои носовые пазухи. Она подняла руку с картой. Это был перевернутый Повешенный.
– Твой мистер Модные Штаны, он тебя не любит. Он не умеет любить никого, кроме себя. В отличие от полицейского. Этот любит тебя, – сказала она и, нагадав мне на мои двадцать долларов, скрылась за сетчатой дверью.
Глава 28
Возвращаться домой, нарыв сущие крохи информации по сравнению с тем, с чем вы вышли из дома, – малоприятное чувство для следователя. Два дня – и что я узнала? По словам бывших соседок по комнате, Энн Чемберс была застенчивой и скрытной. По словам ее матери, она нелегко заводила друзей. Состояла в отношениях, если верить полоумной старой гадалке. Училась усердно, судя по ее оценкам. Имела неплохой талант художницы. И больше ничего, что помогло бы составить более четкую картину о ее привычках, распорядке дня, тусовках, любовниках. Казалось, девушку никто толком не знал. Никаких видимых связей с другими жертвами и никаких свидетельств того, что она когда-либо пересекалась с Чарли Рэмси. Но ведь это где-то было, я точно знала. Первое убийство – всегда своего рода дорожная карта для остальных. Все началось с Энн. И мы узнаем, почему.
Я подумала о Доббсе, искромсанном насмерть во взятой напрокат машине в Мидтауне. Сексуально изувеченном. Что это значило? Насколько нам известно, Уишбоун не проводил своей кошмарной сексуальной операции на жертвах со времен Энн Чемберс. И зачем ему понадобилось делать это в машине, причем на многолюдной жилой улице? Ведь это резко повышает риск быть пойманным. А еще он впервые оставил волокнистые улики. И никаких укусов. Часть кайфа от убийств для Уишбоуна заключалась в том, что он растягивал это удовольствие. Мол,
Наверное, чтобы всех шокировать. Громкое убийство. Добавьте сексуальные увечья, и СМИ просто сойдут с ума. Неужели все так просто? Неужели я столь ошибочно оценила потребности этого жестокого хищника? Временами мне казалось, что существует два Уишбоуна.