— Миссис Чанг. — Я надеялась, что смогу скрыть шок и обиду в голосе. Не иначе как от горя у нее поехала крыша. — Всю свою взрослую жизнь я только и делаю, что пытаюсь остановить тех, кто причиняет такую боль другим людям. Не секрет, что у нас с вашим мужем были сложные отношения. Да, Джейкоб мне не нравился. Но он не заслужил того, что с ним случилось. И вы, и ваши дети не заслуживаете страданий, которые вы испытываете сейчас. Если вам от этого легче, у нас в Джорджии есть смертная казнь. И полицейское управление Атланты не остановится, пока этот ублюдок не окажется в камере смертников.
Над восковым миртом и белым олеандром по обеим сторонам двухполосной дороги, осматривая болота и илистые отмели в поисках добычи, кружил краснохвостый ястреб. Мне казалось, что, когда Доббс был жив, я уже не смогу ненавидеть его сильнее. Я ошибалась.
— Мне нужно было знать, — произнес прерывистый шепот. Думаю, она плакала. Затем связь оборвалась.
Привет, друзья и поклонники, и спасибо за ваши комментарии. Я так рад, что вам нравятся мои темные фантазии. Я тоже люблю читать ваши. Возможно, однажды мы сможем поиграть вместе, сравнить наши техники.
Вы читаете газеты? Там перечислены имена всех моих старых партнеров. Признаюсь, это вызвало у меня легкую ностальгию. Я вспомнил те давние дни, когда еще оттачивал свое мастерство, дни, когда еще не мог направить свой телефон и унести с собой приятные воспоминания о них. Мне хочется записать эти воспоминания и поделиться ими с вами.
Ее звали Энн, и мы оба были молоды, она моложе и зеленее меня. Когда в тот день она открыла дверь, у нее было кислое выражение лица, и она что-то сказала насчет моего опоздания. Было одиннадцать тридцать утра. Все были на занятиях. Она была такой несчастной и такой липучей, ей вечно хотелось быть центром моего мира… А еще ей хотелось секса. Ни один из нас не был влюблен в секс с другим. Просто тем самым она заполняла ту черную дыру потребности, которую носила с собой. Этому не было конца. Ей всегда хотелось чего-то. Она хотела, хотела, хотела, меня, меня, меня. И когда не рисовала свои картины и не трахалась, она курила «травку», пила или ела. Ей всегда было нужно что-то в себя запихивать. Ее требования казались бесконечными — этакая пустая, бездонная вечная потребность. Моя мать вела себя точно так же с моим отцом. Я видел, как она высасывает жизнь из него и всего остального вокруг нее.
У нас будет не так много времени, сказала мне Энн в тот день, может быть, всего час. Этого достаточно, сказал я, и она прижалась ко мне всем телом. Сделать это будет легко. Пусть она почувствует мое полное внимание. Пусть побудет моим единственным фокусом. В тот день я был в настроении. Я пришел подготовленным. Она сказала, что хочет поэкспериментировать вместе со мной, исследовать наши тела. Мне тоже хотелось исследовать каждый дюйм ее тела острием моего клинка.
О нет, сказала она. Это не совсем то, что она имела в виду. Это уже слишком.
Ей было больно. Бедная малышка. Заткнись, сказал я ей. Просто на фиг заткнись. Она расплакалась. Ее лицо было красным, и она слегка кровоточила. Я едва провел острым лезвием по ее правой груди, просто чтобы посмотреть, какое прикосновение потребуется, чтобы нанести неглубокую рану. Но нет же, ей непременно нужно было разреветься и покраснеть. А ведь я только начал… Я все запланировал. Я не собирался останавливаться. С того первого раза, когда мне было всего шестнадцать, прошло восемь долгих лет. Тогда все произошло слишком торопливо, и я был напуган и зол. И потому не смог сполна насладиться процессом. В тот день в комнате Энн мне это требовалось позарез.
Я поцеловал ее и успокоил, а когда она повернулась ко мне своей прекрасной спиной, врезал цоколем ее настольной лампы ей по затылку, и эта сука смялась, как кусок алюминиевой фольги. Я проверил часы. Сорок пять минут, чтобы исследовать Энн. Это оказалось не так просто, как я думал. Это был первый раз, когда я связал человека, впервые воспользовавшись проволокой. Но это была просто фантастика: лодыжки, запястья и шея, привязанные к стулу. Ее глаза расширились, по всему телу вздулись вены. Проволока была закручена слишком туго. Я так же туго обвязал ей голову косынкой, чтобы она не выплюнула кляп. Ее мутило, она задыхалась и плакала. Каждый раз, когда она двигалась, каждый раз, когда стонала, проволока врезалась в нее. Я закрыл глаза и прислушался. Кайф или боль — я не мог понять по издаваемым ею звукам. Это завораживало. Да-да, вы не поверите. Как же я был влюблен в нее в тот момент… Несмотря на всю свою потребность, она наконец отдавала себя.