Прогнившие корни. Книга 1

— Хотя вам, судя по всему, не понять то моё состояние. Состояние счастья, какой-то нирваны. Я будто прозрел, увидел себя таким, каким и хотел быть. Человеком, который не притворяется, принимает себя полностью. Встреча с Марком послужила катализатором. Одного взгляда мне хватило, чтобы понять: почему я был таким флегматичным по отношению к жизни вообще? Я понял, что жил все эти годы неправильно, и что отличаюсь от той однородной толпы. Они все стадо, я был иным. Избранным!

— Ваш друг был предметом вожделения для вас?

— Да. Ничего подобного я никогда не испытывал ни с одной женщиной, а они были, уж поверьте. Мечтать о нём, грезить, все, что мне оставалось.

— Он знал о ваших чувствах?

— Нет, — испугано ответил старик, голос его сорвался. — Не думаю, что он ответил бы мне взаимностью. Я предпочёл неведение разочарованию. Думал, что не переживу, если он меня отвергнет, посмеётся в лицо. Позже, когда Марк заручился поддержкой пятерых из нас, встречи было решено проводить в доме, принадлежавшему моему знакомому по университету. Его отец был банкиром, и это привлекло внимание Марка и к его ничтожной персоне. В этом, до жути вульгарно оформленном штабе, как мы его называли, с обнажёнными бронзовыми статуями и фонтанами, и проходили наши собрания. Мы участвовали в дискуссиях. Помню постоянные споры и много спиртного. Тогда я даже и предположить не мог, что человек, которого я тайно боготворил, неспроста появился среди тех, образ жизни которых сводились к развлечениям, безделью и трате родительского капитала. Он целенаправленно вбивал в наши затуманенные алкоголем мозги те идеи, что позже было принято называть такими громкими словами, как евгеника, расовая ненависть и «серая масса». Надеюсь, нет нужды вам объяснять, что обозначают все эти термины?

— Нет.

Но старик, будто не слышал ответа, так был погружен в свои воспоминания.           

— Все эти понятия сейчас вызывают в душе современного человека отвращение и злобу, но тогда мне и тысячам других, казалось, что это именно про нас. Про элиту! Видимо Марк ещё тогда увидел во мне заинтересованность к его теориям, потому что с тех самых пор я стал тем, кем и мечтал, по сути, быть. Единственным человеком, на кого было обращено всё его внимание! Не последнюю роль в этом сыграло и моё происхождение. Богатенький сынок, которым в будущем можно будет манипулировать в свою угоду. Деньги во все времена оставались одной из двух главных движущих сил, способной заставить любого, совершить даже самое невообразимое.     

— А что же, по-вашему, является второй силой? — поинтересовался гость.

— Любовь, молодой человек, любовь! И неважно к кому, к противоположному полу или к самому себе! — с горькой усмешкой ответил старик.

— Вы любили?

— О, да. За свою долгую, полную греха жизнь — дважды. А тогда я впитывал, как губка всё то, что говорил мне мой новый друг и, когда он предложил мне отправиться к нему на родину, я с радостью согласился.

— Сколько же вам было лет? — полюбопытствовал, сидящий напротив него молодой мужчина.

— Почти девятнадцать. Сопляк! Родители были в ярости и моим желаниям потакать не собирались, но, к сожалению, вся эта нацистская идеология уже глубоко засела внутри меня. Я был ослеплён и считал, что они, как никто, просто обязаны понять меня и мои суждения о благородной крови. Но мои родные были людьми другого поколения, они могли только обсуждать это шёпотом, при закрытых дверях. Для более радикальных действий они были слишком трусливы и ленивы, боялись потерять то, что и так было давно потеряно. Знаете ли вы, сколько высокопоставленных семей поддерживало политику Гитлера?

— Думаю, довольно много.

— Вы придёте в ужас. Их было не счесть! Кто-то это делал открыто, кто-то, не до конца уверенный в победе нацистов и в опасении за свою шкуру, был более осмотрительным, и держал свою связь с Третьим рейхом в тайне, что впоследствии спасло им всем жизни и уберегло их капиталы. Они были готовы изменить что-то к лучшему, но только не своими руками. Втайне даже надеялись на перемены. Трусы!

— Себя вы трусом не считали?