Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

Подойдя к дверям покоев Ефросиньи и Марио, я остановился и прислушался. Из комнаты слышались вздохи и сдавленные стоны, причём, я догадался сразу, кому из обоих супругов принадлежит голос. В голове сразу выстроилась логическая цепочка, и я в ужасе отпрянул от двери: до меня дошло, какого характера были давно уже казавшиеся странными отношения княжны и сопраниста. Почему-то я страшно возмутился и в душе обозвал Марио нехорошим словом. Но потом вспомнил свою клятву, данную в Колизее и мгновенно раскаялся. Нет, нельзя осуждать человека, он не виноват в этом и имеет полное право требовать от своей законной супруги подобные вещи.

Подождав почти что двадцать минут и убедившись, что процесс закончился, я осторожно постучался в комнату. Спустя некоторое время послышались шаги, а затем повернулся ключ в замочной скважине, и на пороге возникла Ефросинья — опять сердитая и недовольная, с носовым платком в левой руке и с серым котёнком на плече. Она бросила на меня грозный взгляд, а я в свою очередь заглянул в комнату и увидел Марио, который распластался на кровати как препарированная лягушка из лаборатории Евгения Базарова. Он был совсем голый, а на спине и заднице блестели масляные пятна. Надо сказать, этот разговор всё равно бы случился, а теперь был абсолютно наболевшим, поэтому я безо всякого стеснения задал вопрос своей мнимой тёте:

 — Ефросинья Ивановна, простите меня за навязчивость и бесцеремонность, но я не совсем понимаю характер ваших отношений с Марио. Зачем вы… зачем его, так сказать… — никаких приличных слов уже не хватало, и мне было трудно формулировать свои мысли.

 — Ты хочешь, чтобы я рассказала тебе всё? Что ж, изволь. Маркушенька достался мне в убитом состоянии. Раны, царапины, кровь. И мне пришлось залечивать их — не только те, что на поверхности. Старый аглицкий капитан не пощадил его, насильственно брал его каждый Божий день на своём проклятом корабле! Так какое право имеешь ты осуждать бедную женщину, оказавшую помощь пострадавшему?..

После этих слов мне расхотелось беспокоить Марио. Бедный парень! Значит, гнусный пират его насиловал, поэтому он не хотел вспоминать о нём, а Ефросинья как раз смазывала заживляющими снадобьями «место преступления». И, видимо, ей всё-таки удалось оказать воздействие на него. Но сейчас я не имел права их беспокоить. Ладно, буду действовать сам, безо всяких стеклянных трубок и прочей ерунды. Крепко сжав бокал в руке, я направился в нашу комнату, дабы сообщить Доменике приятную и неожиданную для неё новость.

Войдя в комнату, я увидел, что Доменика только-только начала просыпаться — первые, робкие утренние движения, смятое одеяло, свисающее с кровати, и роскошные мягкие рельефы ничем не покрытой женской фигуры. Да, с момента нашей первой брачной ночи мы с ней спали полностью обнажёнными, соприкасаясь и сливаясь друг с другом даже во сне — теперь я даже не представлял возможным надеть что-либо на себя ночью, когда имел счастье почувствовать бархатное тепло объятий моей возлюбленной супруги. Я подошёл к ней и нежно погладил по шёлковому плечу.

 — Ах, Алессандро! С добрым утром! — сладко потянулась моя «поющая лисичка».

 — И тебе, любимая, — прошептал ей на ухо я. — А у меня для тебя сюрприз, — таинственно сообщил я. — Пётр Иванович нам подарок преподнёс.

 — О, Святая Мадонна! — в ужасе воскликнула Доменика, увидев бокал с тем самым «подарком». — Что вы задумали?

 — Задумали хорошее дело. Князь не будет травмировать твою чувствительную душу и тело своим незаконным вторжением. Поэтому он велел мне, чтобы я сам ввёл это в твои потаённые недра, — я не знаю, какого ещё бреда я ей наговорил, но Доменика вроде бы сдалась.

 — Хорошо, Алессандро. Я готова.

Какое-то время я просто ласкал её рукой и целовал ей плечи и губы, а затем, почувствовав явную ответную реакцию, осторожно обмакнул палец в драгоценную жидкость. Ощущения, надо сказать, были ещё те, но я старался не думать об этом. Да, я понимал, что вероятность зачатия при таком способе невелика, но выбора у меня не было. Лучше так, чем вообще никак. В итоге, когда всё было сделано, Доменика по привычке начала целовать мою руку, но сразу поморщилась и оттолкнула её, почувствовав губами капли княжеского семени на кончике пальца.

 — Боже, какая гадость! Бедная донна София! — только и смогла воскликнуть Доменика.

Ноябрь близился к концу, за окном — метели, во дворце — полный штиль и никаких событий. Самое благоприятное время посвятить себя искусству и наукам, чем я и занялся с полной самоотдачей и воодушевлением. Благодаря тому, что я «сел в лужу» на нашем свадебном балу, я поклялся за кратчайшее время освоить менуэт и аллеманду. Но к «старому огурцу» на поклон я не пошёл, а вместо этого обратился к Даниилу Петровичу, который уже успел показать свои успехи в преподавании танцев, за полгода обучив свою супругу танцевать менуэт и аллеманду.