Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

Что меня выводило из себя, так это неприятные комментарии в адрес моей зарплаты (выше средней по городу!) и IQ (тоже).

 — Значит бедный синьор ну совсем разорился!

 — Смотрите-ка, он ещё и плешивый, — не унимался высокий тип, показывая пальцем на мои бритые виски. — Cappone pizzicato*!

— Cappone pizzicato! — со смехом подхватили те двое, что притащили меня сюда, чем повергли меня в жуткое сомнение.

Несмотря на то, что я не понял последних слов своего недоброжелателя, я воспринял их как обзывательство и обиделся.

 — Я протестую! — наплевав на все комплексы, я заорал пронзительным высоким дискантом.

 — Плешивый кастрат — это сенсация, господа! — пытался переорать меня «Антонина Юзефовна».

 — На личности переходишь?! Получай, кретин!

Я хорошенько врезал негодяю кулаком, а тот схватил меня за уши, пытаясь их оторвать. Надвигалась драка.

 — Что вы себе позволяете? Вы где находитесь?! Чай не на рыночной площади! Антонино, оставь в покое нового солиста! — раздался резкий старческий тенор, сопровождаемый туберкулёзным кашлем.

Сквозь толпу протиснулся старик с седыми волосами до плеч, лысиной на макушке и в старом потёртом костюме времён, кажись, Петра Первого. Или кого там, в веке восемнадцатом проживающего, мне без разницы! Старик жутко напоминал нашего тимлида Цветаева, но всё же это был не он.

 — Мы рады приветствовать вас здесь. И мы благодарим Всевышнего за то, что он ниспослал нам вас. Я маэстро Фьори, капельмейстер Сикстинской Капеллы.

 — Ничего себе солист, — проворчал Антонино, но вынужден был подчиниться капельмейстеру.

Я совершенно ничего не понимал. Что я делаю в Сикстинской Капелле? Кто все эти люди? И почему они благодарны за мое появление?

 — Весьма благодарен вам за радушный приём, но, если честно, я не понимаю, в чём заключается моя помощь вам.

 — Ах, любезный! — отвечает маэстро Фьори. — Сегодня утром наш ведущий сопранист Алессандро изволил повеситься, и мы остались без солиста! И тут вдруг появляетесь вы!

Меня передёрнуло. Какой-то Александр уже у них повесился, и мне светит то же самое?

 — Кстати, как ваше имя? — поинтересовался маэстро Фьори.

 — Меня зовут Алессандро Фосфорин… Фосфоринелли, — я только что, от балды, придумал эту невообразимую фамилию, в подражание некоторым оперным деятелям восемнадцатого века.

 — Поприветствуйте нашего нового солиста!

 — Привет, Алессандро Фосфоринелли! — нехотя поприветствовали меня почти десять высоких голосов. Мне стало страшно.

На меня набросили белый балахон, как у остальных, и дали в руки ноты.

 — Надеюсь, ты знаешь мессу? — раздраженно поинтересовался сопранист с колючим взглядом.

 — Я знаю ноты. Думаю, этого будет достаточно, чтобы исполнить всё как положено, — невозмутимо ответил я, в душе содрогаясь от ужаса.

 — Прекрасно. Вот ноты твоего соло.

Как соло?! Меня чуть удар не хватил, шутка ли! Оказаться посреди ночи в Италии, без загранпаспорта, да не то, что в Италии, в самом её сердце — в Ватикане! А тут ещё тебе суют в руки ноты и требуют, чтобы ты спел соло! Ну Иваныч, ну шутник старый! С него всякое станется, но вот самому отправить трудоголика-программиста в страну, по которой тот грезил — это же что, это идеальный тимлид, однозначно! Только почему без моего ведома?

Очень тихо, чтобы окружающие не услышали и не разорвали меня на части, я обратился к маэстро Фьори:

 — Послушайте, я достаточно давно занимаюсь музыкой и даже пел в детстве в церковном хоре, но… Я ни разу в жизни не пел соло!

 — Опять это всё ваше консерваторское жеманство и кокетство! А у нас здесь Рим! Хочешь, не хочешь — пой, коли честь такую оказали. А коль не пел ещё соло, так... Когда-то нужно и начинать, — резко оборвал меня Фьори.

Я вспомнил вчерашние слова своего тимлида. Ну не может же он быть прав! Когда это он был прав?

 — Что ж, надеюсь, этот день не станет для меня последним, — я нервно сглотнул, мое воображение рисовало виселицу, но не из одноимённой игры, которую я писал когда-то в детстве, а настоящую, трёхмерную, как в старых фильмах о пиратах.

Зажёгся свет от тысячи подсвечников, и многочисленный хор грянул торжественное песнопение.

Надо сказать, при первой же ноте у меня душа ушла в пятки. Вы когда-нибудь слышали хор мальчиков, к которому применили фильтры, усиливающие громкость, высокую форманту и подавляющие шум дыхания? Так вот: я сейчас всё это услышал.

Через несколько минут, с трудом адаптировавшись к этому выносящему мозг «музыкальному двадцатипроцессорному суперкомпьютеру», я всё же начал что-то подпевать по нотам.

Наконец подошла моя «очередь с приоритетом». Меня трясло, как старый железнодорожный вагон на Балтийском вокзале, и я, едва ли осознавая происходящее, начал петь своё злосчастное соло. К счастью, это оказалось известное мне произведение некоего Альджебри, которое я когда-то пытался воспроизвести по аудиозаписи.

Допев последнюю ноту, я, чувствуя как горят мои щёки и кружится голова, в холодном поту опустился на пол.

Я так и просидел на полу до конца мессы, горько сожалея о том, что позволил в бессознательном состоянии посадить себя в самолёт и отправить сюда.