Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

В очередной раз я вздохнул по родному городу и золотисто-зелёным водам Невы, с которой веяло свежестью и мазутом. Это может показаться вам странным, но запах мазута с детства был для меня притягательным. Он ассоциировался с железной дорогой, с заржавевшими от времени вагонами поездов дальнего следования и, в конечном итоге, с увлекательными путешествиями. Находясь в Риме восемнадцатого века я, неожиданно для себя, почувствовал тоску по родному железнодорожному транспорту, который я любил всем сердцем и который остался так далеко… в грядущем.

Помимо ностальгии, в моей полусгнившей душе царило ужасное беспокойство. Что я скажу Эдуардо? Простит или будет проклинать и меня, и прочих «виртуозов» до конца жизни? Хотелось найти слова, чтобы как можно мягче объяснить ситуацию, но я их не находил. Потому что за всю жизнь, проведённую среди железяк и кодов, так и не научился понимать ближних.

В Риме были дни карнавала. Стефано предложил пойти вечером на виа дель Корсо, центральную улицу Рима, где как раз и проводились шумные народные гулянья. По правде сказать, предложение было рискованным, поскольку певцам Капеллы предписывалось воздерживаться от подобных развлечений (как, впрочем, и от всех остальных).

Я и сам никогда не любил шумных мероприятий и злостно пропускал все корпоративы, предпочитая закрыться в квартире и играть до одурения в компьютерные игры. Даже все футбольные матчи я всегда смотрел только по телевизору, ни разу за всю жизнь не побывав на Петровском. Тем не менее, оказаться в Риме восемнадцатого века и не посетить карнавал? Когда ещё выпадет такой шанс?

 — Тебе после пережитого, хоть и во сне, ужаса просто необходимо снять напряжение, — объяснял Стефано. — Лучшего способа развеяться, чем карнавальные ночи, мир ещё не придумал.

Пришлось согласиться. Единственным, кому не понравилась идея, был Доменико. Нет, он не боялся быть узнанным, так как на карнавале все лица скрыты масками, а костюмы — плащами. Его опасения были связаны с тем, что меня могли где-нибудь напоить (подобные случаи встречались довольно часто), и я проболтаюсь.

Если честно, я еле вынес весь этот балаган на улице Корсо. Ужасные толпы, шум, гам, кругом понатыканы различные «портативные» кукольные театры с орущими Арлекинами и Коломбинами, и кривляющиеся паяцы, которых я с детства не выносил. Через два часа нахождения в эпицентре безумия мы втроём страшно устали, захотели есть, переругались, поэтому следующие два часа были посвящены поиску хоть какого-то пристанища.

Увы, все столики вокруг ларьков с напитками и сладостями были заняты. В итоге, Стефано нашёл где-то бревно и срочно его «забронировал», а меня отправил в ларёк за мороженым — лимонным для себя и фисташковым для Доменико. Себе я хотел взять шоколадное, но оно стоило почти как мой камзол, поэтому я решил удовольствоваться вишнёвым. Отстояв дикую очередь (похоже, всё-таки с приоритетом, поскольку некоторые субъекты влезали без очереди), я, протискиваясь сквозь толпу, донёс драгоценные три стаканчика до бревна, на котором уже сидели Стефано с Доменико.

Пока я стоял в очереди, разговорился с незнакомым человеком в маске. Вернее, это он разговорился, а мне пришлось слушать — уйти нельзя, послать подальше — плохая идея, конфликт мне был не нужен. Закончив пространную речь ни о чём, странный человек сунул мне в руку записку и куда-то смотался.

 — С кем ты там разговаривал? — поинтересовался Доменико.

 — Понятия не имею. Наверное, пьяница, привязался с какой-то ерундой: где лучше покупать табак — в Голландии или Фландрии. Ну, я сказал, что не курю, поэтому не в курсе. А дальше понеслось. Уже и не помню, о чём он говорил. Потом вручил записку и откланялся.

 — Странно. Покажи, что за записка, — попросил любопытный Доменико.

 — Нет, я сначала сам прочитаю, — решил я. Мало ли что там? Может банальная реклама своей лавки, но вдруг какая-то провокация? Я вскрыл конверт, и вот что я прочитал:

Синьор Фосфоринелли, спешу сообщить Вам, что мне всё доподлинно известно. Нет, речь идёт не о Вас. Я говорю о синьоре Доменико Кассини. Мальчике, найденном старым капельмейстером на ступенях собора Сан-Пьетро.

Я единственный свидетель той странной сцены, не поддающейся объяснению и имевшей место ровно двадцать пять лет назад. Появившийся из воздуха ребёнок — не сюжет древнегреческого мифа, а реальность, пусть и неправдоподобная.

Прошу заметить, что у Вас нет оснований обвинять меня в сумасшествии, поскольку Вы и сами не сможете объяснить своё загадочное появление здесь. Теперь, когда я лежу на смертном одре, я имею право на многое. Прощайте, сын мой, надеюсь, у Вас хватит ума не разболтать эту информацию в Ватикане.

С уважением,

Синьор Франческо Фратти