Программист в Сикстинской Капелле

Ананас торжественно разрезали на множество маленьких кусочков, как я потом смеялся — «стремясь к бесконечно малой величине», и по одному кусочку раздали всем присутствующим за столом. Признаюсь, я ещё год назад не мог предположить, что с таким невыразимым удовольствием буду смаковать «волшебный фрукт», который за несколько лет вегетарианства и целый месяц сыроедения — на большее меня уже не хватило — страшно надоел и вызывал тоску и депрессию. А сейчас я как наркоман наслаждался кисловато-сладкой и ароматной мякотью этого фрукта. Только сейчас я понял, как часто мы недооцениваем окружающие нас, кажущиеся привычными вещи.

Помимо меня это заморское лакомство оценила по достоинству только Ефросинья Ивановна, остальным нашим родственникам ананас показался кислющим, а Евдокия Матвеевна и вовсе отдала мне свою порцию, поскольку давно наелась подобной экзотики у себя дома и теперь видеть её не может. Зато, на глазах у изумлённого меня, она, как ни в чём не бывало, намазала кусок сладкого пряника чёрной икрой и с наслаждением отправила эту жуть себе в рот. В любое другое время я мог бы списать это на протест и эпатажность, но, зная о довольно странных предпочтениях женщин во время ожидания ребёнка, я просто закрыл на это глаза. А сам вспомнил, как сестра Оля, приехав к нам с очередным «снусмумриком» под сердцем, жаловалась маме на невыносимое желание съесть сигарету.

После праздничного застолья состоялся традиционный рождественский спектакль, который каждый год показывали княжеские дети. В глубине бальной залы установили кукольный вертеп, украшенный ветками ели, вокруг которого и происходило действо: восхождение Звезды, а затем — явление ангелов и волхвов с дарами. В этот раз в роли ангельского хора выступили мы с Марио и Стефано, исполнив старинные русские и итальянские рождественские песни — а-капелла и в сопровождении струнного ансамбля[122]. Волхвов же играли Гаврила, Павел Иванович и Александр Данилович, который с приклеенной бородой напоминал, скорее, гнома — из-за пока ещё детской внешности и невысокого роста. Даниил Петрович, в чёрной мантии со сверкающими звёздами, изображал Ночь, в кульминации представления вновь подняв под потолок Настеньку — маленького ангелочка со Звездой в руках. В целом, выглядело всё это очень красиво и захватывающе, и Доменика высоко оценила режиссёрскую работу Петра Ивановича, который ещё несколько лет назад создал этот спектакль, сочетающий в себе древние русские традиции и современные барочные новшества, позаимствованные в европейских странах.

Через несколько дней после Рождества, незадолго до Нового года и оперной премьеры, произошло событие, сыгравшее роль в дальнейших отношениях одной из семейных пар, проживающих во дворце. Как-то раз, ранним морозным утром, дворцовые коридоры огласил пронзительный детский плач, который услышала Доменика и, разбудив меня, предложила пойти посмотреть, что происходит. Когда я подошёл к прихожей, то увидел, что в ней собралась прислуга. Протиснувшись сквозь толпу, я увидел на крыльце корзину, в которой лежал закутанный в шерстяные одеяла младенец. Тёмные волосы, тёмно-стальные глаза и сердито сдвинутые бровки домиком вызвали ощущение дежа-вю: ребёнок так напомнил мне новорождённую сестру Таню, когда мы с папой и Олей поехали встречать их с мамой из роддома. Помню, как мы ехали домой на такси, а Таня вопила, как сирена.

— Что здесь происходит?! — послышался громовой голос Петра Ивановича, который тоже вскоре пожаловал, а вслед за ним прибежали перепуганные Данила и Гаврила.

— Аист прилетел, ваша светлость! — как всегда неудачно пошутил я.

— Чьё дитя? Признавайтесь, олухи! — прикрикнул Пётр Иванович на сыновей, больно схватив их за уши.

— Ай! Не знаем, ничего не знаем! Может, ваше, батюшка? — виновато оправдывался Гаврила.

— Сейчас как розгами отхожу за слова дерзкие! Того быть не может, коль скоро я отсутствовал всю весну и лето.

— В мае… было дело, — краснея, ответил Гаврила. — Именины чьи-то справляли… в бане. Собрались я, Данила, Андрей Сурьмин, ещё кто-то, уже не помню. Девок позвали, а дальше — как в тумане.

Да уж, хорошо погуляли! Напились и устроили групповую свалку в бане, Павел Иванович долго с ужасом вспоминал, как он открыл дверь в парилку, а оттуда дружно вывалились в хлам пьяные племяннички и их гости. Что ж, результат не заставил себя ждать.

В общем, исходя из имевшейся на тот момент информации, отцовство установить было невозможно, а ответственность за «мало ли, не нашего» ребёнка брать никто не хотел. Честно, я уже сам был готов, с согласия Доменики, усыновить его, но боялся, что в случае нашего возвращения в будущее, ребёнок останется один. Поэтому я просто молча созерцал происходящее. Неизвестно сколько времени мои достопочтенные предки ругались и пререкались в прихожей, но в какой-то момент на крики прибежала Ефросинья Ивановна, в халате поверх рубашки и ночном чепце. Увидев корзинку с ребёнком, она всплеснула руками:

— Как вам не стыдно! Пока бранитесь, дитятко от холода околеет!