— Но для кого-то эта версия, возможно, оказалась последним шансом на спасение, — предположил я, имея в виду совершенно конкретного человека. Адольфо Ратти. Кто знает, на что способен этот тихоня? В любом случае, я этого дела просто так не оставлю. Ведь если сопраниста убили, то за всё это время могли уже обнаружить его труп. Если, конечно, его не утопили в Тибре. — Всё-таки, вернёмся к нашему разговору, — я решил переменить неприятную тему.
— Синьор, не смешите меня. Если не вам, то кому ещё придёт в голову жениться на «недостойной грешнице»?
— Вы знакомы с Эдуардо Кассини, младшим братом маэстро Доменико?
— О, умоляю вас, — засмеялась Чечилия. — Только не Эдуардо. Мы в детстве часто виделись, но никогда вместе не играли. Он всегда отличался слабым здоровьем и тяжёлым характером. Сколько я его помню, он с детства ни с кем не общался, лишь часами сидел на крыльце и вырезал кораблики из дерева! Более скучного и неинтересного человека я и представить не могу!
— Однако это совсем не так. На самом деле, Эдуардо прекрасный человек с богатым внутренним миром. Я видел его рисунки, они многое говорят о художнике. А его внезапно вспыхнувшая страсть к математике только заслуживает уважения.
— В любом случае, синьор, я лучше за старика Ардженти выйду, чем за Эдуардо. И всё.
Я вышел из комнаты подавленный и, на чём свет стоит, ругал себя за невыполненное обещание. Что ж, ну не умею я с людьми работать, я ведь ещё в школе, сдавая тест на определение способностей, наряду с высокими результатами по пункту «работа с техникой» и «работа с текстом», показал нулевые результаты в области «работы с людьми».
— Как прошли переговоры? — с участием спросил маэстро.
— Что я могу сказать? Run-time error, что в переводе с английского означает: «задание провалено»[36]
.— Ох, всё-таки отдам я её в монастырь! — вздохнул композитор.
Тем временем ночь спустилась на Рим. Ни одного фонаря, ни света фар проезжающих мимо автомобилей, к которому я привык в своём «старом добром» двадцать первом веке. Кромешная тьма, разбавленная разве что блёклым светом из окон домов.
— Досиделись, — проворчал Доменико. — Придётся теперь на ощупь добираться до дома.
— Зачем же? Можете остаться на ночь, — предложил маэстро Альджебри.
— Нет, мне надо домой, в мою тёплую кроватку! — театрально воскликнул Доменико.
— Ну да, а утром нас не найдут и сообщат в Капеллу, что очередные солисты повесились, — несмешно пошутил я.
— Синьор Фосфоринелли, вы тоже не верите, что вероломный сопранист Прести, так сказать, добровольно ушёл?
— Нет, синьор, не верю. Этому нет никаких доказательств.
— В любом случае, я ухожу домой, — бросил Доменико и накинул плащ.
— Никуда ты не пойдёшь, — резким движением я сдёрнул плащ с Доменико. Певец обиделся.
— Алессандро, не надо решать за меня. Я не смогу спать в чужом доме.
— Вы ещё подеритесь! Как не стыдно ругаться, синьоры! Я предоставлю вам обоим гостевую комнату, и вас никто не побеспокоит.
— Я не буду спать в одной комнате с Алессандро, — запротестовал Доменико. И я понимал, в чём дело.
— Это твои проблемы. Но тебя никто не заставляет, — равнодушно ответил я. — Могу вообще на диване в гостиной…
— Ну нет, никаких диванов в гостиной! Так и быть, Доменико будет спать в отдельной комнате для гостей, а Алессандро… Вы не против переночевать на диване в комнате Стефано?
— Нет, конечно. Если сам Стефано не против.
— Я не против, — ответил появившийся в дверях Стефано Альджебри. — Более того, я сам могу поспать на диване, а нашему гостю предоставить кровать.
— Мне без разницы, — честно ответил я. — Мне всё равно где спать, хоть на стульях.
— Тогда договорились.
Наконец, уговорив Доменико остаться ночевать в чужом доме, я поднялся в комнату Стефано. Сопранист в одной лишь белой рубахе и шёлковых панталонах сидел за письменным столом и что-то сосредоточенно записывал.
Подойдя поближе, я увидел, что весь лист исписан формулами, отдалённо напоминающими уравнение колебания струны, но всё же далёкими от современной записи: в нём не было зависимости отклонения от временной координаты. Просто потому, что никто пока не додумался продифференцировать одну и ту же функцию по двум разным переменным. Эпоха уравнений в частных производных ещё не наступила.
То, с каким увлечением и азартом Стефано Альджебри решал поставленные отцом или взятые из популярных научных журналов задачи, вызывало несомненное восхищение. Этот человек обладал исключительным абстрактным мышлением, возможно, со временем он стал бы учёным с мировым именем. Но, к сожалению, ничего нового он за свою жизнь, видимо, не изобрёл, и его имя затёрлось в веках. Как бы то ни было, это был человек, буквально, повёрнутый на математике, пропагандировавший рекурсивный подход «решать задачи для того, чтобы решать задачи». Результаты его мало волновали, важен был сам процесс.