Читаем Прогресс от мифа, через логос, к науке? полностью

Но что понимает наука под трезвыми, эмпирическими основами? Обоснование своих высказываний фактами. Это звучит на первый взгляд достаточно прозрачно, однако, как нас учит теория науки, скрывает за собой большие сложности. Дело в том, что большинство или, по крайней мере, важнейшие научные факты покоятся не на простых чувственных восприятиях как цветок, радуга или молния, научные факты являются продуктом истолкования. Истолкования постольку, поскольку предполагают наличие теории, для того чтобы мы вообще поняли, что подразумевается под высказываниями о фактах. Когда говорят об измерении электрического тока, длины волны, температуры и т. д., речь идет не о том, что непосредственно можно видеть, воспринимать, а о том, что уже предполагает наличие сложных знаний, прежде всего гипотез об электромагнитных, оптических, термодинамических законах. Можно, правда, утверждать, что эти законы якобы уже подтверждены какими-либо эмпирическикими фактами, но тогда в круг обоснования будут лишь втянуты новые законы и гипотезы. Такое обоснование нельзя продолжать бесконечно, на какой-то группе предпосылок нужно остановиться, однако сама она уже не будет подтверждаться какими-либо эмпирическими фактами, а будет принадлежать к априорным условиям и предпосылкам, которые вообще делают возможным истолкование фактов. К их числу относятся, например, самые общие предпосылки о том, что все природные процессы имеют причину, а также ряд других, которые образуют онтологию науки.

Удивительно, но все эти особенности научной онтологии харктерны также и для мифа. Один пример: в «Мозаиках» Гомера говорится, что взбешенному от ярости Ахиллесу явилась Афина. Тот, кому является Афина, должен руководствоваться благоразумием. Овладевший собой Ахиллес засунул опять в ножны уж было приготовленный меч. Как можно видеть, Ахиллес воспринял факт в нерасторжимой связи с мифологическим толкованием. Было бы ошибкой полагать, что аналогичный процесс можно истолковать научно без дополнительных предпосылок, как явление Богини (ведь этим подразумевается не что иное как нуминозное воздействие в человеке). Психологическая трактовка и объяснение, которое здесь осуществляется, ведется ведь по другой интерпретационной схеме, с применением определенных законов, например, о темпераменте Ахиллеса, а не с применением архетипических нуминозных правил, определяющих поведение Ахиллеса в определенных обстоятельствах. Только по видимости одинаковые процессы входят в координатную систему мифической и научной онтологии. В одном случае речь идет о психологическом, в другом — о нуминозном поведении Ахиллеса. Таким образом, онтология есть инструмент, с помощью которого организуется опыт: в трактовках, в объяснениях фактов, в проверках, связанных с ними правил; в характере вопросов, которые вообще задают действительности, в характере ответов, которые получают.

Отсюда следует, что мифическое есть такая же опытная система как наука. Под опытной системой понимается не что иное как установленные посредством основных понятий или основных представлений рамки, внутри которых отражается опыт описанным образом. Но это означает, что не только в науке, но и в мифе можно опираться на эмпирическую основу, хотя и в различных рамках, Как мы только что видели, посредством соответствующей онтологии определяется то, что следует понимать под предметом, связью между предметами и вообще под фактом, под объяснением или подтверждением посредством фактов. Но именно потому, что мы определяем онтологию вообще лишь в том плане, что она означает восприятие опыта в определенных рамках, она сама не выводима из опыта. Как предпосылка опыта, который возможен лишь в определенных рамках, представляет она собой нечто априорное.

Кратко это означает: эмпирическое и тем самым апостериорное разделение между мифом и наукой не может быть осуществлено и сама такая попытка была бы абсурдной.

10

Еще и сегодня излюбленный аргумент гласит: суждения науки о мифе оправданы потому, что она демонстрирует огромный практический успех. Давно уже катится по миру волна технического прогресса, которая преобразовала наши материальные условия существования. Что может этому противопоставить миф?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афоризмы житейской мудрости
Афоризмы житейской мудрости

Немецкий философ Артур Шопенгауэр – мизантроп, один из самых известных мыслителей иррационализма; денди, увлекался мистикой, идеями Востока, философией своего соотечественника и предшественника Иммануила Канта; восхищался древними стоиками и критиковал всех своих современников; называл существующий мир «наихудшим из возможных миров», за что получил прозвище «философа пессимизма».«Понятие житейской мудрости означает здесь искусство провести свою жизнь возможно приятнее и счастливее: это будет, следовательно, наставление в счастливом существовании. Возникает вопрос, соответствует ли человеческая жизнь понятию о таком существовании; моя философия, как известно, отвечает на этот вопрос отрицательно, следовательно, приводимые здесь рассуждения основаны до известной степени на компромиссе. Я могу припомнить только одно сочинение, написанное с подобной же целью, как предлагаемые афоризмы, а именно поучительную книгу Кардано «О пользе, какую можно извлечь из несчастий». Впрочем, мудрецы всех времен постоянно говорили одно и то же, а глупцы, всегда составлявшие большинство, постоянно одно и то же делали – как раз противоположное; так будет продолжаться и впредь…»(А. Шопенгауэр)

Артур Шопенгауэр

Философия
Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука