Прогулка за Рубикон. Часть 3

Издалека прилетел протяжный голос муэдзина. Когда он замолк, стали слышны звонкие голоса меленьких птичек.

Через полчаса мы въехали в одни из девяти ворот города.

Водитель огласил список городских отелей:

– В Сане безопасно только в трех отелях: в Sheraton, Taj и Moevenpick. Оkay! Если нет money – надо ехать в Arabia Felix. Из окна ничего не видно, но нет шума. Хороший вид на старый город только в Sheraton. Но лучше всего в Taj, это 10 минут от старого города. Или Old Manakhla – рядом с центральной площадью Мидан Тахрир.

– В «Шератон»!

Поездка до центральной площади города Мидан Тахрир, которая, как я знал, находится в 25 км от аэропорта, обошлась мне в 10 долларов. Нормально.

Отель оказался лучше, чем я думал. Вооруженная охрана. Поле для мини-гольфа. Бассейн. На стене висел портрет Али Абдалла Салеха (президент Йемена. – Ред.). В бытность офицером-десантником его называли орлом. Он и смотрелся орлом.

Я снял одноместный номер за 150 долларов.

Носильщик быстро занес мой багаж в номер и получил от меня «по прейскуранту Бориса» три доллара.

В гостиничном ресторане Golden Oasis меня накормили свежевыпеченным хлебом и зеленым перцем. Я дал чаевые в размере десяти процентов от суммы счета и, презрев законы шариата, купил про запас литровую бутылку джина за 20 долларов.

Разрешение на проезд до Ходейды и далее до Адена еще не было готово, и я пошел бродить по городу.

В меняльной конторе за три сотни долларов мне отвалили большую пачку денег. Я пересчитал йеменские реалы и рассовал их по карманам.

Знакомство с Востоком надо начинать с базара. Ориентируясь по стройному силуэту Большой Мечети аль-Джами аль-Кабир, построенной еще при жизни Мухаммеда, я вышел к крепостной стене старого города. У ворот сидели калеки, выставив напоказ култышки рук, которых их лишили по законам шариата за воровство. Путеводитель бесстрастно сообщал, что раньше у этих стен публично забивали камнями прелюбодеек.

Большую часть старого города занимал базар[3]. У выхода меня подхватил людской поток и понес вдоль торговых рядов.

Чего тут только не было. Справа навалом лежали тряпки из Индии и Китая. Слева продавали жареную саранчу и липкие финики. Вдоль стен громоздились корзины, доверху заполненные восточными пряностями. Гирляндами свисали связки красного перца, лука и чеснока. В какофонии запахов я различил аромат гвоздики, корицы, мускатного ореха, тмина и табака. Кружилась голова.

Я бесцельно бродил по рынку между прилавками, прислушиваясь к выкрикам продавцов, половина которых была обращена ко мне. Однако никто не хватал меня за одежду и не пытался чего-нибудь всучить.

Навязчивым был только продавец пиджаков, который ухитрился надеть всю продаваемую охапку на себя. Но пиджак был мне не нужен.

Я бегло осмотрел прилавки. Ничего стоящего. Рынок мне вообще противопоказан. Я никогда не торгуюсь – или плачу сразу, или ухожу. На восточном рынке это не только глупо, но и оскорбительно.

В некоторых местах я еле продрался сквозь толкотню и хлопающих на ветру грязных пластиковых пакетов.

Мне приглянулась только лавка благовоний. Ладан, мирра, сандаловое дерево, розовое масло, душистая трава галанга, кожура мускатного ореха, эбеновое дерево, черепаший панцирь, камфара. Все, о чем я когда-то читал, но никогда не видел.

Пока я изучал весь этот ассортимент, вокруг меня начала собираться небольшая разновозрастная толпа, чтобы помочь советами. Путь к отступлению был перекрыт.

Лавочник суетился, подбирая английские слова:

– Господин, не уходите без покупки. Пророк Мухаммед больше всего ценил молитвы и приятные запахи. Ароматный дым выкуривает шайтанов.

Я взял в руки кусок ладана и стал его рассматривать со всех сторон. «Золото древнего мира» напоминало комок детской неожиданности. Тем не менее я его понюхал.

Лавочник озабоченно осведомился:

– Okay?

На кой черт мне сдался этот ладан.

– Нет, не okay! В торговом законе Рамсеса III написано, что цвет ладана – это лунный свет или цвет бледно-зеленого нефрита, а все остальное не имеет ценности.

Лавочник округлил глаза, а я достойно отступил.

Поняв, что к чему, я купил фрукты, местный кофе «Мокко», чай из Кении, козий сыр. И не купил масляную лампу, которая, как меня уверяли, стояла у изголовья Шехерезады. Наверно, зря.

Пора было сматываться. Быстрым шагом я пошел по узким проходам к выходу. Шум рынка остался позади.

За воротами рынка торговали свежевыжатым соком. Увидав меня, один из продавцов включил миксер и прокричал: «Большой манговый для назрани[4]! Лед, манго, молоко, okay».

– Кям кымта?[5]

Продавец назвал цену. Это был форменный грабеж. Но торговаться не хотелось. Ото льда я сразу отказался, и мне смешали охлажденный сок из термоса со сгущенным молоком из банки. Это было действительно okay.

За продавцами соков, немного в стороне, продавали свежесрезанные ветки, связанные в пучки наподобие веников. Путеводитель сообщал, что это кат, листья которого обладают слабонаркотическим действием. Большинство йеменцев жуют кат каждый день – это стиль местной жизни.