Въ гостинницу мы вернулись, когда еще не было 9-ти часовъ. На слѣдующее утро мы выѣхали въ Женеву, взявъ мѣста на верху дилижанса. Мы сидѣли подъ навѣсомъ, въ обществѣ, если не ошибаюсь, болѣе двадцати другихъ путешественниковъ. Верхъ находился на такой высотѣ, что влѣзать туда пришлось съ помощью лѣстницы. Громоздкій экипажъ былъ набитъ биткомъ какъ внутри, такъ и наверху. Одновременно съ нашимъ отошли другіе пять дилижансовъ, точно также переполненныхъ. Для большей увѣренности мы взяли билеты за два дня впередъ до поѣздки, заплативъ установленную цѣну, т. е. пять долларовъ съ человѣка; но остальная публика оказалась умнѣе; она вѣрила Бедекеру и ожидала; поэтому нѣкоторые купили себѣ билеты за одинъ или два доллара. Бедекеръ знаетъ все касающееся компаній, содержащихъ гостинницы, желѣзныя дороги и дилижансы и смѣло выражаетъ свой мнѣнія. Это лучшій другъ и совѣтникъ каждаго путешественника.
Никогда раньше не приходилось намъ видѣть Монбланъ въ полномъ его величіи и красотѣ, какъ теперь, когда мы отъѣхали отъ него уже немало миль. Грандіозный контуръ его поднимался высоко въ небеса и казался такимъ бѣлымъ, холоднымъ и торжественнымъ, что весь остальной міръ выглядѣлъ передъ нимъ чѣмъ-то грубымъ и тривіальнымъ. Когда онъ, наконецъ, скрылся изъ вида, одинъ старый англичанинъ усѣлся на мѣсто и сказалъ:
— Ну, я удовлетворенъ, я видѣлъ важнѣйшія достопримѣчательности Швейцаріи — Монбланъ и зобъ — теперь домой!
ГЛАВА XVII
Въ Женевѣ, въ этомъ восхитительномъ городѣ, гдѣ изготовляются самые точные часы для всего свѣта, но гдѣ собственные городскіе часы не показываютъ времени вѣрно даже случайно, мы провели нѣсколько пріятныхъ дней, отдыхая послѣ понесенныхъ трудовъ.
Женева переполнена маленькими лавченками, а лавченки передолнены различными привлекательными бездѣлушками; но если вы зайдете въ такую лавку, то продавецъ такъ надоѣстъ вамъ приставаніями купить то ту, то другую вещь, что вы рады будете выбраться оттуда и ужь вторично повторить попытки не отважитесь.
Женевскіе лавочники, даже самые мелкіе, не менѣе настойчивы и надоѣдливы, чѣмъ продавцы того чудовищнаго улья Парижа, Grands Magasins du Louvre, гдѣ низшаго разбора назойливость и приставанье возведены въ науку.
Другая скверная черта, это разнообразіе цѣнъ въ маленькихъ лавочкахъ Женевы. Какъ-то разъ я остановился посмотрѣть на выставленную въ окнѣ очень хорошенькую нитку дѣтскихъ четокъ. Я любовался ею, но купить не намѣревался, такъ какъ не имѣлъ въ нихъ нужды; врядъ ли даже я и носилъ когда четки. Въ это время изъ лавки вышла продавщица и предложила мнѣ купить вещицу за тридцать пять франковъ. Я сказалъ, что это недорого, но что она мнѣ не нужна.
— О, сударь, но онѣ такъ хороши!
Я согласился съ нею, но отвѣчалъ, что онѣ совсѣмъ не подходятъ къ человѣку моихъ лѣтъ и характера. Тѣмъ не менѣе, она бросилась въ лавку и, вернувшись съ вещицей, старалась насильно всунутъ ее мнѣ въ руки, говоря:
— Вы только посмотрите, какъ онѣ красивы! Конечно, г-нъ возьметъ ихъ; я отдаю ихъ г-ну за тридцать франковъ. Что дѣлать, это убытокъ, но надо же жить!
Опустивъ руки, я пытался тронуть ея сердце своею беззащитностью. Но не тутъ-то было; она завертѣла на солнцѣ четками передъ самымъ моимъ носомъ, восклицая:- О, г-нъ не можетъ не взять ихъ! — Затѣмъ, она повѣсила ихъ на пуговицу моего сюртука и, сложивъ съ покорною миною руки, сказала:- Куда ни шло, тридцать франковъ; это просто невѣроятно дешево за такую хорошенькую вещицу! Пусть Богъ меня вознаградитъ за эту жертву.
Отстранивъ отъ себя вещь, я вышелъ изъ лавки, покачивая головою и улыбаясь въ глупомъ замѣшательствѣ. Не обращая вниманія на прохожихъ, которые начали останавливаться и собираться около насъ, женщина выскочила за мной изъ лавки и, потрясая четками, кричала:
— Сударь, возьмите ихъ за двадцать восемь!
Я покачалъ головой отрицательно.
— Двадцать семь! Это громадный убытокъ, это просто разоренье, но возьмите, только возьмите ихъ!
Я продолжалъ отступленіе и трясъ головою.
— Mon Dieu, уступаю ихъ за двадцать шесть! Такъ и быть, идите же!
Но я не уступалъ. Все время около меня находилась маленькая дѣвочка, англичанка, со своей нянькою; онѣ и теперь шли позади меня. Продавщица бросилась къ нянькѣ, вложила ей въ руку четки и сказала:
— Г-нъ беретъ ихъ за двадцать пять! Отнесите ихъ въ гостинницу, онъ пришлетъ деньги завтра утромъ, черезъ день, когда ему заблагоразсудится. — Затѣмъ, обращаясь къ ребенку:
— Когда твой папа пришлетъ мнѣ деньги, приходи и ты, мой ангельчикъ; я дамъ тебѣ кое-что, о, какое хорошее.
Это спасло меня. Нянька отказалась отъ четокъ наотрѣзъ, и инцидентъ былъ поконченъ.