— Не бойся, Киса, шутит она. Своих не режем. Ну, если только что-нибудь уж совсем экстренное, — и они засмеялись вдвоем. Я тоже усмехнулся и спросил:
— А фруктов каких-нибудь у вас нет?
— Как не быть, — ответила медсестра. — Мы же месяцами наверху не бываем. Нам без фруктов никак. Загляни в холодильник, там есть яблоки и апельсины.
Допив чай, я встал и, порывшись в холодильнике, вернулся с большим зеленым яблоком. Пошарил глазами по комнате, поискал свое воображение. Не было. Без цикла или кислоты его хрен выманишь.
Доев круассан, Лена со словами: — А что там наверху делается, может, война давно идет, — щелкнула пультом и включила висевший на стене телевизор.
Я поднял глаза. По ящику показывали интервью с Наследником. Он разглагольствовал о нашей победе на олимпиаде. Осудил беспорядки в Крыму и на Украине и закончил, как всегда, необходимостью большей интеграции с Европой, в частности в вопросе регистрации однополых браков.
Я внимательно рассматривал этого малолетнего ублюдка. Надо признать, выглядел он вполне презентабельно, имиджмейкеры постарались. Коленчатые лапы вытатуированного у него на затылке гигантского паука, тянущиеся к глазам, ноздрям и рту наследника, были тщательно закрашены. Лоб, где была изображена голова этого паука с восемью кровавыми глазами и с каплями яда, стекающими с устрашающих хелицер, был стыдливо прикрыт белокурым паричком. Под париком прятался и разноцветный ирокез или, что там у него сейчас на голове, я давно его не видел. Татуировки на шее скрывал воротник водолазки, пирсинг из морды по случаю интервью был выковырян, а руки Наследник прятал под столом. От всей его красоты остались только огромные дырки в ушах. С понтом туда вставлялись серьги. Дыра уничтожила все точки акупунктуры на мочке уха, ответственные за голову и мозг.
Медсестра переключила канал.
— О, наши! — воскликнула она, увидев на экране интернов.
Я грыз яблоко и размышлял о наследничке и о том, что будет со страной, когда он придет к власти. Что станет творить мальчишка, когда вырастет, даже думать было противно. А три Толстяка не вечны, к сожалению. К тому же, на самом деле, Толстяк всего один. И это я. Я придумал двух других для своей безопасности. Типа, три наперстка, поди определи, который правильный.
Ведь простой народ меня не любил. Впрочем, непростой не любил меня тоже.
Потом после всех этих бархатно-розовых революций я понял, что никто не будет разбираться с наперстками, а просто смахнут с доски все три сразу.
И я сбежал вообще. Вымыл руки и ушел в частную жизнь. Оставил вместо себя трех трансбодиновых наркоманов и ублюдка наследника. Сунул куклу под мышку и ушел. Женился, родил ребенка. Время не совпадает? Ну и что? Мое время. Мой мир. Время вообще, вещь относительная, хочет совпадает, хочет нет.
Медсестра засмеялась, и я взглянул на экран. Там Охлобыстин тряс харизмой, за экраном смеялись зрители. Или не смеялись? Не помню. Телик смотрю редко.
«Значит, они найдут куклу и поймут, кто я такой. Станут искать. А что станет с куклой? С моей девочкой? Будет похоронена в хранилище вещдоков? Или какой-нибудь полицейский генерал заберет себе? — я поморщился. — Как она хотела, чтобы я убил Наследника! — Я посмотрел на потолок и снова поморщился. — Наследничек далеко, не добраться».
Доел яблоко. Черт! Есть захотелось еще больше.
Я смотрел на кривлянье интернов и думал о Цыпленке. Мое счастье и проклятье, моя жизнь и смерть. И скорее смерть, чем жизнь.
— Ну, что, Киса? Отдохнул? — прервал мои тоскливые размышления Сергей. — Тогда иди в операционную и приберись там. Лена тебе покажет, что куда.
Медсестра, кивнула мне:
— Пошли, толстячок, порядок прежде всего. Кстати, тебе никто не говорил, что ты похож на наших Толстяков? Прямо четвертый брат. Хоть кино снимай «Брат четыре», — и она засмеялась. Я промолчал.
Мы вошли в операционную.
— Значит так, — сказала медсестра, нажимая на кнопки управления столом, — сначала уберем труп, потом ты помоешь пол и стол, а я, так и быть, вымою инструментарий. Держи каталку, чтобы не отъехала.
Стол поднялся и наклонился, я уперся животом в каталку, Лена легко столкнула на нее труп.
Мы покатили каталку уже известным маршрутом.
— Отработкой кормим зверье, — поясняла она мне по дороге. — Над нами как раз зверинец Трех Толстяков. Удобно, не надо связываться с кремацией. Материал поднимается на лифте и подается в мясорубку. Так что кормим фаршем, чтобы зрителей не смущать видом человеческих костей. Для разных видов различная степень измельчения. Надо только следить, чтобы тряпки не попадали.
— Да, сбежать не получится, — Лена оглянулась на меня и улыбнулась. — Лифтовая кабина наклоняется, и все добро съезжает в горловину мясорубки. Автоматика, и никаких щелей. Мышь не проскочит.
Вкатив труп, я протянул руку к висевшим ватникам.
— Можешь не надевать, — Лена прошла к лифту. — Все быстро, замерзнуть не успеешь.