Прогулки по Аду (СИ)

— Да, конечно, я приготовлю, — кивнул Тубиус. — Однако, — повернулся он ко мне, — какое у вас богатое воображение.

— О, вы его тоже видите? — удивился я. — Я думал, что кроме меня его не может видеть никто.

— Да, научился тут кое-чему в одиночестве, — снова кивнул он. — А почему вы решили, что они разбирают людей на органы? — спросил Туб, опять зажигая спиртовку.

— Ну как же, они чуть не вырезали мои почки. Сергей показывал мне хранилище органов, хвалился, что выпотрошил всю австрийскую бригаду, монтировавшую холодильное оборудование. Говорил, что даже у детей органы забирают. И что собирался поменять ноги у футбольной команды.

Тубиус засмеялся:

— Да, ноги футболистам поменять было бы неплохо. И действительно, банк органов у них обширный. Помог спасти жизнь не одному человеку. А почему вы решили, что они забирали органы у живых людей? — спросил он.

— Ну как же! — возмутился я. — Они сами это говорили.

— Но ведь это были только слова. Ваш кофе, — Тубиус встал и протянул кофе моему воображению. — А вы сами видели живого человека на операционном столе? — улыбнулся он мне.

Я захлебнулся и закашлялся:

— Вы хотите сказать, что они никого не убивали?!

— Насколько я знаю, они работали только с трупами. Доставка была организована крайне оперативная, и если люди умирали по дороге в больницу, сразу везли к ним. Но живых они не резали. Я в этом уверен.

Я уронил банку с кофе, не почувствовав, как он полился по моей ноге. Фляжка с коньяком тоже выпала из руки. Я, задыхаясь, открывал и закрывал рот, будучи не в состоянии произнести ни слова. Мое воображение, сидя в кресле, содрогалось от смеха. Царская корона тряслась на его голове.

— Ну, не стоит так расстраиваться, — утешил меня Тубиус. — Ну, убил и убил. Не фига было так шутить, — засмеялся он. — Ребята думали, что вы ничего не можете. А вы, оказалось, смогли. Молодец. Любое действие лучше бездействия. И потом, почему вы решили, что я знаю, убивали они кого-нибудь или не убивали. Я ведь тоже могу шутить, — Тубиус наклонился и подобрал фляжку. — Нате вот, выпейте еще.

Я автоматически сделал несколько глотков. Коньяк влился в мое горло словно вода.

— Парень, здесь ведь ад, и к мукам физическим прибавляются муки душевные. Вот и думай теперь, плохих людей ты убил или хороших. Да и сколько там их всего было, внизу, — мое воображение подошло и ободряюще потрепало меня по плечу. Теперь на нем было рубище и шутовской колпак.

Я беспомощно развел руками:

— Как же так, а мясорубка? Я сам чуть в нее не попал.

— А что мясорубка? Зверей же кормить надо, а бюджет зоопарка, можете догадаться, какой. Да еще подворовывают. А тут столько добра пропадает, и за утилизацию платить надо, на свалку же не вывезешь.

— Тубиус, а вы сами не были с ними в доле, уж больно хорошо вы ориентированы в проблеме, — с изрядной долей подозрения спросил я.

— Господин Толстяк, ну подумайте сами, с кем может быть в доле сумасшедшая обезьяна, сидящая в клетке? — засмеялся Тубиус.

— Хорошо, — сказал я. — Но людей все-таки надо хоронить, а не пускать на фарш, как просроченную говядину. Будем считать, что ребята пострадали за несоблюдение религиозной обрядности.

— Ну если вам так будет легче, — пожал плечами Тубиус.

— А ты что скажешь? — спросил я свое воображение.

Воображение зевнуло:

— Думать надо не о том, что сделано, а том, что делать. Но с тобой становится скучно.

— Ничего, я еще кого-нибудь убью, так что у тебя будет повод повеселиться.

— А в самом деле, господин Толстяк, каковы ваши дальнейшие планы? — спросил Тубиус. — Как я понимаю, самый острый период прошел. Но дальше что? И потом, как же вы все-таки оказались в лаборатории? Провалились в канализацию в туалете, во дворце?

— Ах, Тубиус, я бы предпочел занять соседнюю клетку. Не поговорите с администрацией? — усмехнулся я. — Идти мне некуда, во дворце я давно не живу. Как попал вниз — история долгая и грустная. Рассказывать не хочу. А что это за куча барахла, на которой я сижу? — я поерзал, поудобнее пристраивая укушенную половинку задницы.

— Это сток, — ответил Тубиус. — Наверху над нами Краснопресненский универмаг. Теперь «Benetton». Вот сюда и стекает, что не распродали. И приличные вещи попадаются. Сам бы носил, да обезьяне без надобности.

— Я поищу что-нибудь себе? — спросил я вставая.

— Пожалуйста, только не найдете ничего. Это же «Benetton», а не «Три Толстяка». Мне подобные размеры не попадались.

Я кряхтя поднялся и начал ковыряться в барахле.

— Лезьте в самый низ. Там может что-то остаться от советских времен, — посоветовал Тубиус.

— Вы думаете, что советский человек мог быть таким толстым? — удивился я.

— В те времена было такое понятие как «неходовой размер».

— Действительно, — усмехнулся я, вытаскивая из глубины кучи необъятный коленкоровый плащ.

— Ну вот видите. С добычей вас, — поздравил меня Тубиус.

Плащ стек сюда, наверное, лет семьдесят назад. Он был черным, плоским и твердым, как кусок старого рубероида, пролежавшего на крыше сарая приблизительно такой же срок. Да, пах также.