Прогулки по Кёнигсбергу

Мария Шарлотта Якоби была чужда условностей. Выйдя замуж за солидного банкира в тринадцать лет и имея за плечами десять лет неудачного брака, она, как говорили тогда, «забросила свой чепец за мельницу».

Виц на Кафедральный собор

Письмо, составленное во французском вкусе, — прямое тому свидетельство. Интерпретаторы долго ломали головы над тем, что могла бы означать эта странная фраза относительно «заведённых часов». Одни предполагали, что это вольная цитата из популярного в то время романа Лоренса Стерна «Тристам Шенди» (папенька Тристама имел обыкновение заводить часы с маятником всякий раз, когда собирался исполнить свой супружеский долг).

Другие толкователи (в том числе и упомянутый выше знаток личной жизни Канта Ж.-Б. Ботюль) уверены, что фраза касается… чулок философа. В конце XVIII столетия, до того как длинные штаны начали вытеснять панталоны, все более-менее состоятельные мужчины носили чулки, а чтобы таковые не сползали, употребляли специальные подвязки. Но Кант, придававший своему здоровью особое значение, с одной стороны, не мог обходиться без подвязок, с другой — не мог допустить, чтобы они перетягивали артерию.

Тогда философ изобрёл хитроумную конструкцию, с помощью которой кровь могла свободно циркулировать по телу: лента, охватывающая его чулки, пропускалась через два корпуса от карманных часов (они были укреплены на каждом бедре и снабжены пружинками). Кант мог регулировать напряжение лент так, чтобы они не давили на артерию.

Выражение «также завести часы» могло означать «подтянуть чулки повыше», то есть разодеться в пух и прах. А могло и намекать на некие физиологические подробности, связанные с притоком крови в известную часть тела.

Так или иначе, сексуальная подоплёка письма г-жи Якоби очевидна: мадам, как минимум, должна была иметь сведения о том, что находится у философа под одеждой…

Кстати, подарить мужчине собственноручно вышитую перевязь для шпаги было по тем временам весьма интимным и ко многому обязывающим жестом.

…Через шесть лет Якоби снова пишет Канту, приглашая его приехать к ней в Берлин. Но он никуда не едет.

Человек со сверчком в голове

44-летний философ давно убедил себя в том, что брак — это замедленное самоубийство.

«Трудно ‹…› доказать, что достигшие старости люди большей частью состояли в браке, — пишет он. — Неженатые или рано овдовевшие старые мужчины обычно дольше сохраняют моложавый вид, чем женатые, которые, пожалуй, выглядят старше своих лет».

Но и отношения вне брака — губительны. Кант — ипохондрик («экстравагантный безумец», «человек со сверчком в голове» — так называли ипохондриков в XVIII веке). Он одержим приступами чёрной меланхолии и сосредоточен на том, чтобы удержать в себе максимальное количество «телесных жидкостей», будь то пот, слюна или сперма. Расходовать эти «жизненные соки» — расплёскивать свою жизнь.

Правда, дважды Кант чуть было не женился (об этом говорит его биограф Боровски). Но… «чуть-чуть» не считается. И то… какая женщина могла бы «вписаться» в порядок жизни философа? Каждое утро без пяти минут пять Канта будил его слуга Лампе (отставной солдат, тупой настолько, что, тридцать лет подряд принося с почты одну и ту же газету, так и не смог запомнить её названия). Кант поднимался. Когда было пять часов, он уже сидел за столом и выпивал одну-две чашки слабого чая (кофе он любил, но старался не пить, считая его возбуждающе-вредным), выкуривал одну трубку, ровно час готовился к лекциям или работал над очередным философским трактатом.

Потом, в зависимости от дня недели, он или читал в университете лекции студентам, или принимал их у себя в учебной аудитории.

Рядом с тюрьмой

В 1783 году он наконец обзавёлся собственным домом — с помощью Гиппеля, бургомистра Кёнигсберга. Дом на Принцессенштрассе, 2 (около Королевского замка), стоил 5570 гульденов. Согласно объявлению в «Вохентлихен Кёнигсбергишен Фраг-унд Анцайгарс-Нахрихтен» (об этом сообщает биограф Канта Карль), в доме имелись прихожая, аудитория, за ней — кухня и справа — комната кухарки. На верхнем этаже располагались столовая, гостиная, спальня и кабинет. В мансарде — три каморки и комната слуги. К нижнему этажу были пристроены погреб, летняя комната и курятник, крытый балкон и дровяник, а позади дома, в бывшем замковом рву, был разбит маленький старомодный сад.

Принцессенштрассе считалась одной из самых тихих улиц Кёнигсберга. Но… удовольствие от обладания собственным домом Канту отравляло пение заключённых (по соседству была расположена тюрьма). Через Гиппеля и с помощью полиции Кант пытался запретить заключённым громкое пение.

В конце концов, им было приказано петь только при плотно закрытых окнах.

Досаждали Канту и мальчишки, которые частенько бросали камни в сад философа через забор.