Прогулки по Парижу. Правый берег

реты «скорой помощи» и полсотни изящных фонтанов с питьевой водой, которые до сих пор украшают Париж и носят название «уолласы»», подарок, увековечивший историю любви богатого английского бастарда к гостеприимному городу Парижу. Собственно, Ричард Уоллас и был ведь настоящим парижанином. И вкусы у него парижские, и судьба. В молодости он влюбился в продавщицу из парфюмерного магазина Жюли Пастельно, с которой он жил вне брака больше тридцати лет. Когда они поженились, их сыну Эдмонду, носившему фамилию Ричард, было уже тридцать. В эти годы Ричарду Уолласу было пожаловано звание баронета, и в 1872 году он поселился в Лондоне, в Хертфорд-хаузе. Тогда же он решил переправить в Англию значительную часть родовой коллекции. Видимо, после войны и насилий, сопутствовавших Парижской коммуне, Париж перестал казаться ему надежной гаванью. Когда сэр Уоллас поселился в Хертфорд-хаузе, часть его коллекции была выставлена в лондонском Бетнал-Грин-Музеуме. Выставку эту, которая стала настоящей лондонской сенсацией в начале 70-х годов, посетило пять миллионов человек. В 1887 году умер сын сэра Уолласа Эдмонд, и семидесятилетний коллекционер решил вернуться домой, в Париж, в Багатель. Он вернулся один. Старая и, надо сказать, довольно страхолюдная леди Уоллас, урожденная Амели Жюли Шарлотт Кастельно, бывшая парижская продавщица, в родной Париж с ним не поехала. Может, она уже тогда нашла кого-нибудь помоложе. Ричард Уоллас умер три года спустя в замке Багатель, в той же самой комнате, что и его отец, четвертый маркиз Хертфордский. Состояние и коллекции он оставил леди Уоллас. Она прожила еще семь лет, и советником ее (а заодно и любовником) был тридцатитрехлетний (то есть лет на тридцать ее моложе) Джон Меррей Скотт. Коллекции из Хертфорд-хауза она, согласно пожеланию мужа, передала государству. Все остальное – и замок в Булонском лесу, и квартиру на рю Лаффит, и остатки коллекции, и ирландские поместья леди Уоллас завещала своему любовнику, у которого город Париж и купил замок Багатель.

…Когда я в последний раз приехал в Лондон, я посетил Хертфорд-хауз, что на Манчестер-сквер, и место это показалось мне не только фантастическим заповедником искусства, но и уголком старого Парижа в самом центре Лондона. Даже фонтанчик «уоллас» там стоит близ парадного входа…

ТРОКАДЕРО

Если в хороший, солнечный день выйти из метро «Трокадеро» на террасу дворца Шайо, что близ площади над садом, над фонтанами, над берегом Сены, над Марсовым полем и напротив Эйфелевой башни, то как раз и попадешь в атмосферу этого самого «праздника, который всегда с тобой», наподобие сотового телефона: шикарные туристские автобусы пасутся у тротуара, мальчишки гоняют на роликах и совершают невероятные прыжки, японцы, непринужденно улыбаясь, фотографируют друг друга, американцы перекликаются, как в лесу, немцы что-то поют ностальгическое (уже скучают по дому), африканцы торгуют чем-то почти африканским, добросовестный гид рассказывает недоверчивым туристам, что тут была когда-то деревушка Нижон, которая стала потом частью деревни Шайо…

– Все может быть, – кивают пожилые туристы. – Место тут завидное.

Молодые туристы ничего не слушают, а, взявшись за руки, смотрят друг на друга и на город Париж.

Гид, отбывая трудовую повинность, сообщает, что в XV веке королева Анна подарила эту усадьбу монахам-минимам, которые свои нужды сводили до минимума и вообще слыли добрыми людьми. А позднее Мария Медичи тут построила дворец Трокадеро, который потом достался маршалу Басомпьеру. Это был галантный и неутомимый в мирных трудах кавалер, он переехал позднее в Бастилию, а перед самым переселением сжег шесть тысяч любовных писем – свидетельство не напрасно прожитой жизни (вот уж кому «не было мучительно стыдно»). Наследник писучего маршала продал дворец Генриетте Французской (в ту пору королеве Англии), а она здесь основала монастырь… Когда у Наполеона I родился сын (король Рима), император приказал построить от склона холма до самого Булонского леса грандиозный дворец, которому не было бы равных… Архитекторы почтительно обещали, что он будет «самым обширным, каких в мире еще…» (обещайте, обещайте, завтра все может перемениться). Назавтра императору стало не до дворца и не до Рима, хотя площадь эту до самого 1877 года звали площадью Короля Рима.