Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"!

Ветерок, хороший вчерашний помощник огня, куда-то подевался и воздух был абсолютно неподвижен. Почему ночью воздух двигался? Я видел, как он переносил искры с одного горящего дома на очередную жертву огня, видел! А сейчас — тишина. Может, потому утих, что огонь всё съел ночью? Наелся огонь? Два друга, огонь и ветер, попировали вдоволь и удалились? — и на этот вопрос не мог ответить.

Я сидел на земле совсем недалеко от сгоревшего дома и смотрел на его остатки. Недавняя жажда познаний: "а не загорится ли пальто" куда-то подевалась, на её мест пришла печаль: "вчера всё было, маленькое, но привычное и родное, а сегодня ничего из прошлого нет! Дикость какая-то"! — чем другим заполнить пустоту в мыслях — не знал… Или это всё бомба советского изготовления сделала? Дикое, новое и непонятное зрелище: от родимой кельи, где прожил восемь неполных лет, остались только печь с трубой и завалинка. Стояла мёртвая тишина: погорельцы давно поняли, что на пепелище делать им нечего и нужно где-то искать крышу над головой.

И только я сидел перед завалинкой из кирпича и смотрел на тлеющие брёвна "венца" кельи…

И тут подполз кот, наш старый зверь "немецкой" породы, "курцхаар", доброе и ласковое существо. Не узнал кота: обгоревший он был и жалобно мяукал… просил помощи… Первое моё живое существо, кое просило у меня помощи, а я ни чем не мог помочь…

Чем и как кормился кот в семье — не знаю: это было тихое и незаметное создание Природы. Или люди повторяют животных, или животные — людей — до сего дня понять не могу, но думаю, что число животных и людей, незаметных и довольствующихся малым — поровну.

Когда кот, обладая безошибочным животным чутьём, уходил из дома на ночь — быть налёту! И тогда он ушёл, и его уход приняли двояко:

— Или охота на мышей, или налёт… или "полный набор".

— Такое стало понятно, когда состарился. До этого все его уходы из дома на ночь объяснялись вами кошачьей работой: "ушёл мышей ловить". Чем питались мифические мыши — об этом не задумывались.

…взял кота на руки, увидел повреждения от огня на его теле… и завыл!

Боже, как я выл! Горшего воя монастырские стены ни прежде, ни после не слышали! Большего горя, чем обгоревший кот на голых и грязных моих коленях в мире не могло быть! Были слёзы до этого, и вытекали они из глаз моих от ссор с сестрой, но тем слезам была "грош цена в базарный день". Прошлые мои слёзы ничего не стоили, их и "слезами" до этого утра называть грешно! Это была солёная вода, отличавшаяся от мочи только вонью, а новые слёзы были горькими и тоскливыми! Если бы в ту минуту кто-то, необыкновенно добрый, пустил с небес бомбу, всего одну бомбу, персональную, только для меня, то не стал бы с ужасом вжиматься в землю, как вжимался несколько часов назад!

Как выл у пролома монастырской стены с умирающим котом на коленях — помню, и от той ночи навсегда осталась вина перед кошками: "почему в начале пожала не позвал кота!? Не посадил под зимнее пальто из сукна от немецкой шинели!? Мог бы и спасти зверя"! — может по этой причине, не чаще раза в пятилетку, хочется заныть жалобным голосом:

— Граждане, окажите посильную помощь денежками в лечении древней психической травмы! Уделите время и реабилитируйте меня! Плевать, что скоро старичку уходить в мир иной, а другим безразлично, каким он уйдёт туда! Но "мода" есть мода, и попасть в "реабилитационную струю" так приятно! Бес, почему тогда во мне не сидел!? Почему не ободрил и не успокоил синее, от гари, утро:

— Чего плачешь, мальчик!? Остался целым и неповреждённым? Да, так, ничто тебя не повредило, а ведь могло! Родители в целости? Целы, живы и здоровы, хотя могли и сгинуть… Должны были сгинуть… Так о чём плачешь? О сгоревшей келье? Малое время назад вы в паре сгорали, распределив роли: дому гореть от огня, а тебе — от любопытства. Вспомни, как хотел выяснить пустяковый вопрос: "загорится пальто из сукна немецкой шинели от жара горевшей родной кельи"? Чего жалеть старую монашескую келью? Ей за сто лет, это не дом, а труха… Да и не твой это дом был, чужой, в эти клоповники вас вселила "добрая советская власть рабочих и крестьян". Жаль кота? Так он уже старый, как и келья твоя, он бы и так умер, без огня… Но ты выл потому, что сгоревшая старая монастырская келья была для тебя родной — я продолжал выть, но тихо.

Понял: горе мужское, какого бы возраста не был мужчина — короткое, импульсное. "Сгусток горя"… "Квинтэссенция" горя, но не объёмистая посудина с горем, а всего столовая ложка: выплеснул её — и пошёл мужик "на поправку". Память о горе остаётся, но слёзы вылиты…Продолжал выть, но тихо…

"РежИ" и операторы! Кто возьмётся снять сцену? Буду консультантом на время съёмок за одну кружку пива в день.