Читаем Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"! полностью

Женский, истеричный и визгливый, полузадушенный страхом голос, требовавший соблюдения тишины в начале "конфликта", креп от слова к слову в разгорающейся битве в отстаивании "собственной точки зрения". Сила в диспуте — уверенность:

— А видят нас? — продолжала "нагнетать обстановку" мать.

— Видят! Ты нас всех разговорами погубить хочешь! Замолчи! — бомбёжка полностью отошла на второй план. Нагрев страстей продолжался.

— Беся, понятное дело, я абсолютно ничего не понимаю в медицине, а такой её области, как "психиатрия", даже дипломированные люди могут ошибаться. Но хотя бы пофантазировать дозволишь?

— Валяй.

— "Истерика" — это когда человек весьма активно буйствует… Ну, там орёт, рвёт, кидается на всё, что движется и что стоит. Так?

— Вроде бы…

— Неспециалисты в психиатрии утверждают, что такие припадки хорошо "лечатся" хорошей оплеухой. Говорят, что помогает… Как думаешь, если бы тогда кто-то влепил такую "таблетку" владелице ямы — она бы заорала?

— Да.

— Так ведь орать-то нельзя: "лётчики услышат"?

Кончилось тем, что мать обозвала спасающихся граждан "дураками", и, не дожидаясь конца "сеанса" налёта асов Люфтваффе, вытащила нас из вонючего "убожества". Или знала, что дальнейшее пребывание в "убожестве" может оказаться куда хуже, чем вся налетевшая вражеская авиация? Дальнейшее "спасение" грозило опасностью с неожиданной стороны: свободные высказывания матери, "порочившие честь и достоинства советских людей", могли для неё плохо кончиться. Как это у советских людей могут самопроизвольно открываться сфинктеры!? Только явный враг может такое говорить! Да и кто она!? Жена помещичьего сына!

Скандал, основой которого явилась слабость сфинктеров спасающихся граждан, мать вела с владелицей погреба-ямы. Это было ясно с самого начала: кто бы из посторонних, из "рядовых" граждан, посмел бы матери дать приказ: "замолчи"!? Ясное дело, повелевать могла только хозяйка "бункера".

Позволю вольность в рассуждениях: истеричка, "знавшая" о "приборах подслушивания разговоров прячущихся в земляных норах советских граждан", была владелицей вонючей ямы с названием "погреб"

Истеричность для женщины — вроде бы всегда было нормой, а в войну — особенно. Но её опасность содержалась не в истеричности, а в сочетании глупости и редкостного вида сволочизма.

Откуда могла знать о "приборах подслушивания" установленных на вражеских бомбардировщиках? Ничего, разумеется, не знала, придумала "на ходу". Врала от страха, от страха и не такое придумать можно!

Для чего пугала других? Тут ответ сложнее: или потому, что была безнадёжной дурой, или большой сволочью с понятной "философией":

— Если мне страшно — трясись и ты!

То, что пыталась заразить страхом взрослых — под вопросом, но что травила сознание детей — это наверняка!

Сколько тогда было таких "мелкомасштабных" дур? И что с них можно было взять, что предъявить:

— Она — женщина! — а женщине позволено быть любой! Скулила баба от страха — и всё. Она в спокойном состоянии соображать не могла, а чего от неё ожидать во время налёта? Не дано было соображать, в какой части города асы Люфтваффе разгружали бомбовые люки "летательных аппаратов тяжелее воздуха" и когда с единственной бомбой доберутся до её погреба!

Сколько тогда было владельцев погребов, кто звал соседей разделить с ними страхи — по причине малого возраста не мог подсчитать.

— Бес, а у владельцев "высоких", столичных подвалов, тогда сфинктеры, как у меня, открывались?

— Нет.

— Что, они у них были такие прочные? "Стальные?"

— Нет. Сфинктеры у всех одинаковые и в опасные моменты для тела открываются без команды из "центра". Но такое бывало вначале, а потом повторные налёты укрепляли "запорные кольца". Для удержания в "подчинении" основного, зловонного "запорного кольца" каждому из вас требовалось определённое количество налётов машин "Люфтваффе". И не каких-нибудь пустяшных, далёких налётов, а "местного значения", настоящих и серьёзных. Помнишь, когда твой основной, "срамной" сфинктер, перестал открываться по пустякам?

— Приблизительно к сентябрю уже не было стыдно за себя.

— Вот! А высоких "погребных" начальников не бомбили так, как тебя, у них не было повода для открытия личных "запорных" колец, их "запорные" кольца не получили такой тренировки, как у тебя.

Тогда, но в других, в немыслимых по комфортабельности подвалах, в немыслимой прочности бетонных и хорошо вентилируемых погребах, "царственные" дураки, предлагали всему народу разделить с ними свои страхи "за будущее страны".

— "Молчать, а то вражеские лётчики могут услышать!" — бес, они такое говорили людям?

— Говорили. Ничего нового, суть одна, но масштабы — разные. Честные историки говорят, что и у "больших" людей "запорные кольца" точно так давали "слабину", как и у маленьких граждан "страны советов", коих они позволили бомбить авиацией Люфтваффе.

У граждан, спасающих жизнь в земляных норах, было два пути:

а) бесконечно и до беспамятства, с непроизвольным открытием и без закрытия "запорных" колец, трястись от налётов вражеской авиации, и

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза