Хотел бы сегодня очистить "оперативную" память от прошлого? Иногда появляется желание очиститься, но через какое-то время оно исчезает. Почему такое случается — и это можно упомянуть в кандидатской работе будущего великого психиатра.
Всё, что рассказал с помощью беса выше — пример из лёгкой фантастики, любимой лёгкой фантастики.
После экзекуции со смертельным исходом, в монастыре пошли разговоры, но дальше стен монастыря. Если бы оккупанты расстреливали аборигенов за работу длинными языками, то девяносто процентов обитателей монастыря не увидели конца войны:
— Он пленным танкистом был!
— Какой танкист!? Партизан! — и откуда всё и всегда знаете, мать вашу!?
— Дык "земля слухом полнится"…
— Точно! А заодно и вашими, "грамотными" скелетами!
— Бес, знаешь, как расстрелянный попал к врагам?
— Знаю. Я же бес. Попал он к врагам "шутя", "играючи", "ненавязчиво", "походя", "между делом". С помощью вашего любимого "просто так". Взяли его в монастыре? В монастыре! Где его расстреляли? Там же! Что из этого следует? Помнишь лицо расстрелянного?
— Не очень, но сегодня могу сказать, что оно было безразличным. Скорее расстрелянный был не совсем здоров психически. Если так, то какую опасность мог представлять для германской армии больной человек? Никакой, и всё же свинопасы с винтовками убили его! Разве здоровый, нормальный человек ходил открыто в форме танкиста советской армии по
занятому врагами городу? В заметной, выделяющейся одежде?
Впечатление от прошлого расстрела такое, будто жизнью того человека распоряжался вражеский офицер и больше никто!
— Кто из монастырских обитателей его выдал!? Знаешь?
— Знаю. Предлагаю три версии, решай, какая из них подходящая.
— Давай.
— Первая: могли не поделить монастырские женщины, а что может наделать отверженная и разгневанная баба — говорить нет нужды.
Второй: "вёл активную агитацию против захватчиков и призывал на борьбу с ними, основательно надоел и его выдали врагам. Выдали неумышленно, "длинными языками". Третий: мог "провалиться" без помощи соотечественников.
— Но почему был в комбинезоне!? Почему не в другой одежде? Ходить на оккупированной территории в спецодежде танкиста враждующей армии — что это? Безумие? Глупость? Лицо у него не было разбито, не били враги на допросах.
После ужасного события с расстрелом, у большей части женского населения монастыря хватило терпения "держать язык за зубами" только до вечера. До сбора на лавочках на "вечернюю политинформацию".
Разговоры начинались шёпотом и со страхом в глазах:
— Он был партизаном! Его выдали! — упоминать фамилию выдавшего дураков не было потому, что доподлинно никто и ничего не знал.
Что расстрелянный был партизаном — выяснилось у стенки часовни, когда конвоиры поставили убиваемого и офицер дал команду:
— Фойер! — но кто его выдал врагам — нет, этого мы не знаем!
— Милое, великое и непобедимое племя дураков! В каких газетах вычитали, что расстрелянный был партизаном? Какое радио и каким сообщением нагадило на мозги ваши, что убитый "партизанил" в городе? "Сарафанное радио оповестило!? Плюс длинные языки к ним и полное отсутствие ума в нужный момент? — вот он, вечный источник ваших бедствий на "многая лета"! Как в "мирное" время, так и в военное! Вас за длинные языки убивали "свои", теперь шлёпают чужие! И как долго это будет продолжаться — никому не дано знать.
… и ныне, когда летний день высоко вверху затянут тонким слоем облаков, земные декорации матово освещены и не дают теней — знаю: где-то близко случится умерщвление одного "двуногого и прямоходящего из отряда высших приматов" точно таким представителем "животного мира"
Дни с "матовым" освещением не проходят без насильственных смертей, но откуда такая моя уверенность — не знаю…
— Почему "необъяснимая? Не знать объяснения предстоящим событиям — не означает их миновать — убивал бес логикой…
Через год был ещё день, и тогда было матовое освещение декораций, и тогда могло произойти убийство, но не случилось. И было то в Польше. И тогда был всего лишь зрителем потому, что от участия в событии, как всегда, что-то удержало. Но это другая история и о ней — в другом месте.
Глава 89.
Зимние прогулки по монастырю.
Монастырь — пусть и "христианская", но "коммуна". Не дано нам талантов изобретать что-то иное помимо "коммуны". Чтобы ни начинали стоить — всё и всегда у нас заканчивается "коммуной".
Большевики, создавая "первое в мире государство рабочих и крестьян", по скудости ума, ничего нового не изобретали, а всего лишь повторили чужое, но на "свой манер". Но, казалось бы: копия, если её повторить, обязана быть лучше подлинника: в копии ошибок подлинника повторять не следует, в копии проще избегать "недоделок, ошибок, недосмотров и просчётов" подлинника. Но почему-то копии у нас получаются хуже подлинников. Феномен бес назвал "секретом копий".