Читаем Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"! полностью

Как-то раз кто-то из тёткиных постояльцев принёс ведро свежей крови. У матери имелась гречневая мука, и она тут же напекла что-то вроде оладий. Матушкина пищевая фантазия в оладьях из крови и гречневой муки была самой вкусной в жизни! Прошло столько лет, сожраны тонны различных продуктов, но вкусовая память об оладьях из гречневой крупы на коровьей крови осталась и до сего дня. Потребляли советские граждане кровяную колбасу во времена "расцвета социализма", было с ними такое, едали, но те гречанки на крови остались в памяти потому. что были первыми…

На сегодня часовню, где враги когда-то били скот, восстановили. Красива она, но не так, как та, первая, древняя. "Новодел" она.

И не бес, а собственная память шепчет:

— Здравствуй, часовня! Тебя ли вижу? Ту, древнюю, истинную, или ты — копия? Чиста ты и прекрасна ныне, но не прежняя. Не та, кою когда-то построили, освятили, и к тебе приходили верующие очищать души от тревог земных. Память, проклятая память, не позволяет душе полностью уйти в молитвенный экстаз и подсовывает не соответствующие "святости момента" мысли: "да, да, "христолюбивый" народ русский когда-то тут склад устроил, а другие, не менее "богалюбивые" скот били… Какой ещё этап пройти осталось"?

Ныне в часовне обращаюсь к небу с просьбой о помощи, и просьба моя идёт первой, но просьб простить меня за прошлые надругательства над тобой — не появляются…

И та часовня, в северо-восточном углу, которая когда-то торговала пивом, ныне отремонтирована и приведена в порядок. И никто из молодых не знает, что пол века назад сие культовое сооружение с большой выгодой для "советского" государства торговала пивом "распивочно и на вынос".

— Какие мысли о главном храме отечества? Насколько они святы? Не думаешь: "красив ты ныне, но и твоё тело когда-то рвали на куски! Не прежний ты, другой! Копия, не святость, всего лишь напоминание о "богоизбранности" вашей!

Вывод: "учение, поддающееся искажениям — ложно". Основная заповедь христианства какая?

— "Любите друг друга…"

— А вы?

— Первым делом объявили себя "христолюбивым" народом, а всё остальное, что казалось нам лишним — отнесли в склад-часовню на хранение. Ответь, "вражина": а бог знал, что "христалюбивый русский народ" через тысячу лет истовой веры всё же отречётся от него? Знал, что со временем одумается и вернётся "в лоно православной церкви"? И как такие "отпады" и "возвраты" понимать?

— Не иначе, как с большого "перебора" такое с вами приключилось! — только настоящий дипломат способен уйти от прямых вопросов таким ответом! Врагу не пожелаю такого "квартиранта"!

Глава 88.

Расстрел.

В нашей местности бывают редкие летние дни, когда небо закрывается тонким и ровным слоем из облаков высокого стояния. В такие дни нет теней и окружающий мир, оставшись без солнца, становится матовым. Никто в такой день не взялся бы определить, в какой части небосвода находится Светило. Воздух бывает абсолютно неподвижен и от этого ещё больше теряется "ход времени". В такие дни тянуло медитировать, и любимое занятие по перестановки востока и запада местами протекало весьма успешно.

Медитациями занимался у завалинки восточной стены кельи, и что такие мои упражнения назывались "медитацией" — об этом я и не догадывался. Что-то большое и непонятное кроется в таком нашем незнании, но что именно — это установит кто-то другой.

Сидел удобно: спиной упирался в кирпичи завалинки, а мой тощий зад в коротких штанишках из военного брезента одной из воюющих сторон, покоился на прогретой земле.

Рай и тишина! Если бы в этом раю ещё не хотелось есть! Тогда счастье было бы полным!

— Остановимся на чём-то одном: или прошлый твой аппетит расписывать будем, или "посвятим наши помыслы высоким материям"!? — ох, эти вечные друзья-враги: Пища и Аппетит! Совместно они делают чудеса.

Итак, я сидел и "медитировал". Исследованная вдоль и поперёк монастырская территория, изменённая моими упражнениями по перестановке частей света до неузнаваемости, не теряла интерес. Любимая восточная стена кельи была поворотом на другую улочку и смотрела на дорогу. Просто: нужно представить улицу, поворачивающую на девяносто градусов, и в месте поворота поставить монашескую келью, у которой одна стена с окном "смотрит" на уходящую дорогу. Пересечений дорог и дорожек в монастыре не было по причине: на "росстанях", как известно, наиболее сильно проявляется "нечисть", а прежнему монастырю она была как-то ни к чему.

И увидел картину: два немецких солдата вели человека в интересной чёрной одежде. Они появились около кельи как-то неожиданно, я почему-то прозевал их на "дальних подступах".

Привожу подробности: впереди всех, и чуть сбоку, шёл офицер. Сзади — человек в странной одежде и без головного убора. Чуть сзади, и по сторонам — двое солдат с винтовками. Орудия убийства солдаты держали так, что с них можно было выстрелить по конвоируемому в любую секунду. Положение оружия в руках конвоиров понял не тогда, когда видел, а спустя годы и вдоволь насмотревшись различных фильмов "про войну".

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза