Читаем Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"! полностью

Как-то в один из дней лета в районе пивной часовни запел патефон. Разве мог удержаться от встречи с изумительным устройством!? Собственный патефон, что появился зимой, был давно "съеден", но память о столь изумительном устройстве осталась… Если бы я был так устроен: сгинул патефон — и память о нём сгинула!

Прибыл на место увеселения. Помимо поющего патефона были и качели! Примитивные. На двух жидких столбиках с перекладиной из лома. Две пёстрые, прежде невиданные верёвки, не толще моего мизинца, были основным элементом увеселительного сооружения с названием "качели". Рядом, на табуретке заливался "Рио-Ритой" патефон. Что это была именно "Рио-Рита" — об этом узнал через годы, когда постиг начальную грамоту и встретился с пластинкой вновь. А всё виновата память: музыку услышал первой, как она называется — потом.

Основная деталь тогдашних качелей — верёвка. Пёстрая, красивая и с цветной ниткой. Но какая-то непрочная, хилая и выдерживала вес маленьких детей. Веса больших шкетов, вроде меня, не выдерживала и рвалась. Её связывали и вновь пускали в "эксплуатацию". Естественно, что хозяйка качелей берегла их самых маленьких.

Верёвка к перекладине была привязана в две лини. Для надёжности, но и это не спасало от обрывов. Качались по очереди, но очередь в отношении меня не соблюдалась: то ли владелица качелей боялась воздействия моего "веса" на диковинные верёвки, или это происходило потому, что я был всё же из дальнего конца монастыря. "Чужой".

Повторяю: качели таковыми и называть было стыдно, это была пародия на качели: то место, где помещались наши тощие детские зады, устилалось каким-то тряпьём для предохранения от врезания верёвки в нижнюю часть тел. Всякий, получающий удовольствие от качания, долго выдержать врезавшуюся в зад верёвку не мог. Было понятно, что качели сооружались женскими руками, были примитивными, и, как спортивное сооружение, представляли опасность для получающих удовольствие детей. Когда верёвки рвались, и очередной получатель удовольствия от качания летел на землю, то определить, чего больше получали от качания, было трудно: удовольствия, или ушибов.

Когда доходила до меня очередь качаться, то тряпичная защита зада убиралась, но от таковой дискриминации я не страдал. Возможно, что уже тогда кто-то неведомый учил меня анализировать ситуацию? Это на седьмом-то году жизни? Не рановато ли? Если видел, как качающиеся падали при обрыве цветной, непрочной верёвки, то стоит ли переживать что не дают качаться? Не будет ли такой отказ спасением твоего тощего зада от ушибов?

Поющий патефон доставлял больше удовольствия, чем рискованное качание. Что такое "дискриминация" — не знал, но подвергался. Какие это были прекрасные, тёмные и невежественные времена!

Качели долго не просуществовали: появившийся молодой немец из тех, кто стоял в монастыре, внимательно и ненадолго уставился на примитивное "спортивное сооружение", достал из нагрудного кармана кителя мечту каждого монастырского мальчишки — перочинный нож и аккуратно, под перекладину, обрезал красивые, но непрочные верёвки!

Владелица спортивного сооружения начала вежливый галдёж вопросами "зачем и почему". Тогда солдат, ничего не говоря, отрезал кусок "верёвки" длиною с ладонь, из другого нагрудного кармана кителя достал зажигалку, добыл огонёк и поднёс к концу верёвки. Та зашипела внутри себя, выбрасывая струйку огня. Солдат подержал удивительную верёвку на уровне глаз "владелицы" качелей и бросил на землю. Любители качелей открыли рты: верёвка горит внутри! Фокус! Горящая верёвка! Да так сильно и быстро горит! Вот так верёвочка! Окончив демонстрацию материалов по подрывному делу, солдат смотал "верёвку" в моток и удалился.

Был разговор в монастыре о "качелях на бикфордовом шнуре". Опять: видел горящую верёвку, а название узнал позже! В жизни нормальных людей первой всегда шла "Теория", а за ней — "Практика", и только у меня всё и всегда было наоборот!

Как бикфордов шнур оказался в роли основного компонента на качелях — ясности не было. Не знал и о последствиях изъятия бикфордова шнура одним из оккупантов потому, что не было последствий, немцы вроде бы не допытывались у владелицы "спортивного сооружения": "где, когда, как и у кого она добыла стратегические материалы"!?

— Бес, мог тот бдительный молодой оккупант быть умным человеком?

— Вполне! Почему "нет"?

— Мог на него повлиять воздух оккупированной территории?

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза