Читаем Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"! полностью

После преподавателей военных академий идут "маршалы родов войск", генералы армий, всё ниже и ниже, до определённой черты, после которой остаётся безразличная к военной истории темнота и серость, вроде меня.

Какие знания о войнах могут быть в среде "тёмных"? Минимальные: они обязаны воевать, но знать "за что воюют" — лишнее для них. Редкое сочетание: ничего не смыслящие в войнах, но воюющие граждане. Их ещё "дилетантами" называют, "любителями", а грубые и прямые люди иногда именуют "пушечным мясом". Ну, это когда от слов о войне переходят к делу.

Но есть и утешение: "я — первый, кто с минимальны знаниями о войне пытается что-то о ней сказать! Как генерал "от инфантерии" напишет в мемуарах о том, что при "подавлении группировки врага под городом "N" баталеры гаубичного полка под его командованием, заодно прилично "обработали" и позиции своих войск? Нет, конечно, не станет генерал писать такое! Это явная и непростительная дурь для генерала: лупить со всей мочи по своим воинам! Шестьдесят лет назад отличиться стрельбой по своим — как бы и ничего, такой "ляп" и на разведку свалить можно: "неточные данные дала!", но ошибиться пером на бумаге сегодня — этому и названья нет! Это — слишком, большим лишком! На чём-то одном нужно остановиться, что-то одно выбрать! Расчихвостить свои позиции тогда было проще, чем сегодня об этом рассказать. Ну, как же: "герой! герой!", а когда копнули — совсем не таким оказался: какой ты "герой", если по своим позициям из всех орудий лупил!? Совсем, как гол в свои ворота на чемпионате мира? О всяких там ошибках, что случались в прошлом и от которых мы не избавлены в будущем — молчать!

Ещё ни один, из писавших о войне, ничего не сказал о том, где находится Доблесть во время наступления. "Логика войны" гласит:

"Если наступают те, то Доблесть находится при их "штабе", но когда всё меняется, и в наступление переходят эти — Доблесть переходит к ним и не покидает до конечного результата. Когда те и эти стоят в обороне — Доблесть не оказывает внимания ни "тем" и не "этим", как гулящая девка, но отдыхает от них и набирается сил".

Нахожусь ниже всех знаний о войне. Те, что известны и кои видел сам — так, мелочь, крохи, кои "не представляют ценности", а местами и "умаляют честь и достоинство советских людей". Но и я берусь заявить, что середина лета 43 года в монастыре была "нервная". Нагнетание нервной обстановки началось с того, что одна из насельниц "проникла в военную тайну врагов" и вынесла оттуда ужасную информацию для остальных обитателей. Как проникла в секреты врагов — держала в тайне. Никто и не пытался расспрашивать её об источнике сведений, но если бы и вздумал такое сделать, то получил бы самый демократический ответ:

— а шёл бы ты на….

Но сначала немного о самой вестнице:

Она, разумеется, имела как и все "советские" люди "фамилию, имя и отчество", но обитатели монастыря, большие любители кратко выражать мысли, называли её коротко и понятно: "Губастая". Второй "губастой в монастыре не было.

Любимое наше занятие — взаимное награждение прозвищами. Мы их сочиняем просто и с наслаждением: если окружающие видят что-то необыкновенное в моём облике — по такому признаку и "окрестят".

Прозвищами пользуемся "за спиной", не в глаза. При общении "глаза в глаза" — величаем по имени и отчеству, но "за глаза" — отыгрываемся всласть!

Губы у женщины были такие, какие сегодня "носят" две, или три "звезды" заокеанского кинематографа.

— Так это в Холливуде и сегодня, но не в монастыре времён оккупации сорок первого — сорок третьего года! Не следует делать такие разбросы во времени и местах!

По присваиванию кличек мы держим первое место в мире среди народов. Как клички рождаются? Поскольку мы — "простой народ", то особых трудностей в изобретении прозвищ не испытываем.

Если я появился в свет с большим носом, то и прозвище получу единственное и понятное: "Нос". Если появится отпрыск, то о нём иначе, как "Носов сын" не скажут. Истинную фамилию сыну не видеть, ему "на роду написано" прозываться моим большим носом. Со временем "сын" выбрасывают, не произносят по привычке сокращать, и остаётся одно слово: Носов. Фамилия готова. Так велось с древнейших времён.

Но есть и необъяснимые ситуации:

Жители сельской местности никогда не употребляют истинное название молочной железы: "сиська". Молочные железы особей женского пола, как у животных, так и у людей, называют иначе: "вымя" — у скотов, "грудь" — у людей. Сосок животных, из которого добывается основа жизни младенцев, как людских, так и скотских, сельские жители называют "дойкой". Для женщин, ввиду мало размера указанной части вымени, название "дойка" не применяется.

Как появилась фамилия "Седойкина" — правильного научного объяснения ни бес, ни я дать не можем. Догадок — сколь угодно, но точного толкования у нас нет. Но пробуем:

— "Седойкин" родился так: однажды некий глава семейства очень удивился, увидев процесс кормления отпрыска:

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза