Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"!

С самого начала "карусели в небесах" как-то тревожно заныло сердце. Замечание о "нытье сердца" можно не принимать в рассмотрение: у восьмилетних мальчиков оно не может ныть! С чего сердцу ныть!? Оно ничего не знает о "нытье"! Получать удовольствие от нытья сердца могут только взрослые, всё испытавшие, всё понимающие люди. "Нытьё сердца" в неполные восемь — явный "перебор" с моей стороны! Но, как оказалось потом, сердце в те времена не обманывало и мальчиков неполных восьми лет.

Какие немыслимые виражи совершали машины в небе! Как они, надсадно работая моторами, круто уходили в небо, и оттуда с воем шли к земле! Постукивая пулемётами, гонялись друг за другом: та-та та-та-та-та-та! Вот она, работа скорострельных пулемётов! И не на листке из ученической тетради сестры, а вживую! Вот она, стрельба через винт! То, что когда-то очень грубо и примитивно изображал на листке из ученической тетради, теперь вижу в реальности! Сбылось, сбылось! Чьи пулемёты тогда стучали чаще? — в этом разобраться было трудно. В контурах машин не разбирался, опознавательные знаки были не видны на высоте, и сказать, кто кого "давил" в том бою — не могу…

… "круговерть" в небе из чужих и своих машин кончилась грустно: одна из них, без дыма и пламени, круто пошла с "плачем" к земле! От падающей машины, совсем как на моих недавних рисунках, отделилась точка и начала движение всё к земле. Лётчик, лётчик покинул подбитую машину! Всё происходит так, как я изображал на листке из ученической тетради "в линейку"! Сейчас над точкой должен обязательно раскрыться парашют!!! Я знаю! — но точка продолжала падать, а белого купола над ней всё не было и не было!

Я закрыл глаза… Откуда мог знать, чем заканчивается падение с такой высоты? Сравнил неудачные запуски парашютика от немецких тарелок с настоящим парашютом?

Не было кинематографического взрыва от упавшей машины. Бой как-то сразу прекратился и участники "небесной" карусели разлетелись. Очень скоро к месту предположительного падения самолёта промчались два мотоцикла с колясками, и на каждом было по трое немецких солдат с оружием. День кончился.

Этим же вечером и как-то скоро, не откладывая "в долгий ящик", граждане монастыря заговорили о том, что подбитый самолёт был наш, что лётчиков было двое, что у одного не раскрылся парашют, а другого, после приземления, выдали подоспевшим на мотоциклах немцам. Кто выдал, почему выдал, зачем выдал? Кто выдал, когда лётчик приземлился в чистом поле? Рядом жилья нет?

— Дураки с длинными языками его и выдали! Да, те, которые из породы "интересантов". Их сегодня "информированными дураками" называют: знают много, а прибыли грош от знаний. Паскудная порода, между прочим! Мать-Природа, видно, крепко пьяной была, когда их зачала! Но главный её недосмотр: аборт не сделала и выпустила в свет. Языки им вставила, а про мозги забыла! Если вам известно, что лётчика предали, то вы обязаны знать, кто совершил и предательство?

Многие из обитателей монастыря ходили смотреть на место падения лётчика с нераскрывшимся парашютом. Ходил и я, но только на другой день и время для осмотра почему-то выбрал необъяснимое: под вечер, когда солнце собиралось проститься с землёй до следующего утра.

— Тогда не мог задаться вопросом: "что собираюсь увидеть"? Какая сила тянула на место гибели человека? Не ты ли закрыл глаза, когда понял, что для точки, отделившейся от самолёта, всё в этом мире окончено? Поэтому тебя тянуло глядеть на место его падения?

Вмятина от тела человека в луговой траве напоминала крест: абсолютно горизонтально раскинутые руки для встречи с землёй, немного разведённые в стороны ноги и вмятина от головы… Упал спиной. Видно, падал мёртвым…

…посмотрел в темнеющее, далёкое небо, и ничего там не увидел. Тишина и покой. Не мог тогда думать:

— Да-а-а, как не летай в небе — а на землю всё же опускаться надо! — и в первый раз появилась какая-то неприязнь к небу. Злым и жестоким оно было. Ни к тем, кто в него забирается на летающих и воющих машинах с нехорошими намерениями, но к самому небу:

— Долго нас терпеть будешь!? — не думал тогда таким образом в сторону невинной небесной синевы, придумал сейчас не без помощи беса.

А разговоры обитателей монастыря о воздушном бое с трагическим финалом то утихали, то разгорались вновь:

— Парашют у лётчика не раскрылся! — вытаращив глаза от ужаса, заявляла какая-нибудь, "информированная" "интересантка".

— Дура! Он мёртвым упал! — получала в ответ "дура", и всё это походило на разговор сегодняшнего дня:

— Чего мужик-то умер?

— Самогоном отравился!

— Как самогоном!? Что, самогонка отравленная была? Или покойничек пережрал?

— Не знаю. Вроде бы нет.

— Чего "нет"? Первое, или втрое "нет"?

Не знаю — но говорю! Или у парашютиста высоты мало оказалось, или парашют не раскрылся, или пилот уже был мёртвый…

Те, кто хоронил разбившегося лётчика, рассказывали, что в теле не было "ни единой целой косточки".

С того времени не понимаю и не переношу людей, любящих смотреть происшествия "с летальными исходами".

Глава 99.

Месть.

.