Прогулки с бесом (СИ)

Медицину обойти не получалось, вмешалась, родная, и завела "Историю болезни", где неразборчивым почерком поминалась колото-резаная рана и проделанная работа с ней. "Ничтожно малая часть здорового совецкого общества" резала и колола мягкие ткани жен, медицина устраняла неисправности, делала запись о проделанной работе, а записав - уведомляла органы о резаном и колотом. Схема проста, как медный пятак.

- Латунный.

К написанному медициной документу органы охраны порядка добавляли замечания и рождали "дело", эдакие "повивальные бабки" уголовных дел. Конец цикла.

Ныне наблюдается "прогресс": на экранах "дурацких" ящиков зрителям сомнительных фильмов показывают операции по "удалению инородных тел" из тел героев и не совсем таковых. Что-то схожее с подпольным (без регистрации) лечением гонореи у высокого начальника.

В медицине, как и в юриспруденции, всё должно быть точно описано. Тогдашняя рана в "истории болезни" пострадавшей поминалась, как "колото-резаная", но отчего рана оказалась комбинированной, то есть в протокол вошла под двойной фамилией - пояснений работники охраны правопорядка не объяснили. Помяни милицейские бумаги рану на филейном месте женщины колотой - деяние сослуживца перевели в "неосторожное обращение с колющими предметами" и "уголовно-наказуемое деяние" пролетело над головой коллеги не зацепив и меня. Ничего не было из того, что было, не "вдохнул воздух зала судебных заседаний" и не выступил в роли общественного защитника.

А тогда перед коллегой маячил реальный срок заключения по статьям:

а) "изготовление холодного оружия",

б) "применение оного из хулиганских побуждений в состоянии алкогольного опьянения".

Параграф "б" отягощал вину подсудимого: в стране на то время, как Эверест, возвышался "пик борьбы с бытовым пьянством", на борьбу с пьянством на производстве сил у страны не оставалось.

Следствие было лёгчайшим, пустяковым, "дознание по делу" коротким: никто и ничего не скрывал, налицо была унылая "бытовуха" и материала на телевизионный сериал, кои только входили в моду - не хватало. И не профессионалу видно было: "запускать судейскую" машину на слабое "дело" не следует", но и оставлять без внимания "факт безобразного поведения" никто не собирался.

Можно было не запускать судебную машину, спустить дело "на тормозах": ко времени, когда товарищу пришла очередь держать ответ за содеянное меж супругами наблюдался мир и полное прощение по всем пунктам. Почему супруга простила дурное обращение с её телом? Возможно потому, что рана телесная оказалась не столь глубокой, чтобы основательно портить супругу биографию отсидкой в колонии общего режима сроком в три года. Или были другие соображения, но семейные отношения к началу процесса пребывали в стадии полного замирения: супруг, если воспользоваться медицинскими терминами, "вступил в полосу стойкой ремиссии на выпивку".

И рана в районе "четвёртого верхнего квадранта левой ягодицы" выглядела как след длиною в два шва, то есть, в медицине, как и в технике, свои правила: если положено ставить скрепки на тканях с интервалом в пару сантиметров - ни один медик по прихоти своей не увеличит и не уменьшит расстояния.

Каким глубоким остался след в душе супруги - лирические отступления милицейские протоколы прошлого не отражали.

А ныне как?

Результат глубоких переживаний супруги вылился в отказ от судебного преследования второй половины. Чисто женское решение: своя жена не должна сажать собственного мужа!

Дело шло к замятию, и оно бы успешно замялось, но в нём продолжал торчать проклятый нож отличной стали! Вынуть его из дела, в отличие от других мест, не представлялось возможным. Эх, почему бы вместо ножа на тот момент не оказаться обычной вилке!? "Вопиющий факт" никак нельзя было отпустить без суда, даже и при "обоюдном согласии сторон" не судиться! "Телесные повреждения на бытовой почве с применением холодного оружия (кухонный нож) никак не хотели проходить мимо.

Но в том времени были и плюсы: "оступившимся на бытовой почве товарищам", организации, в коих "поскользнувшиеся" совершали "трудовые подвиги", руководство выделяло из среды самих трудящихся "общественных" защитников.

Определение общественному защитнику не знаю, выскажу своё, упрощённое: "сегодня сгорел я, завтра - ты". Есть "сума и тюрьма", а поговорка "рука руку моет и обе чистые" нас не касалась, истина вращалась в высших эшелонах власти, в нижние слои не опускалась даже в состоянии сильнейшего опьянения.

Из "дружного рабочего коллектива, активно переживавшего за судьбу поскользнувшегося товарища желавших по доброй воли защищать "пьяницу и дебошира" не нашлось, не рвались сослуживцы на защиту. Сопереживать и выражать сочувствие образца "сегодня - ты, завтра - я" - пожалуйста, сострадающего добра натурально и убедительно сколь угодно и с превеликим нашим удовольствием, но чтобы по доброй воле рваться в судилище и неизвестно во что влезать - увольте! Не простое дело общественный защитник!