Прогулки с Евгением Онегиным

Начало всему этому было положено публикацией статьи П. А. Попова «Новые материалы о жизни и творчестве Пушкина» («Литературный критик», 7-8, 1940). На основании обнаруженного в отделе рукописей ГБЛ им. Ленина списка письма Катенина к П. В. Анненкову от 24 апреля 1853 года, в котором как раз содержатся приведенные выше строки, П. А. Попов составил подробное сообщение, в котором причислил Катенина к «ближайшим друзьям» Пушкина. И хотя в этой же самой статье приводится один факт, вообще ставящий под сомнение достоверность воспоминаний мемуариста, утверждение о «поселениях» было принято на веру без малейших сомнений, но с далеко идущими выводами и печальными последствиями.

Досадно, что опубликованный в 1934 году глубокий комментарий Оксмана, в котором дан развернутый анализ отношения Катенина к Пушкину, не был принят во внимание. Можно понять П. А. Попова, которому удалось обнаружить в архиве интересный документ; но сенсационность находки не должна была препятствовать трезвому анализу.

В своей статье «В столице он капрал…», опубликованной в том же номере «Литературного критика», М. А. Цявловский писал: «В свою очередь и Пушкин не забывал Аракчеева и его страшные военные поселения. Из недавно сообщенного П. А. Поповым (в докладе 29 мая 1940 г. в Пушкинской секции ИМЛИ им. A.M. Горького – А. Б.) замечательного письма П. А. Катенина к П. В. Анненкову мы теперь знаем, что в первоначальной редакции восьмой главы «Евгения Онегина» герой романа во время своего путешествия по России посещал военные поселения. По этому поводу Пушкиным были написаны настолько остро-сатирические строфы (вот так анекдот обрастает новыми подробностями – ведь в письме Катенина оценка была не такой острой – А.Б.), что представить их цензуре нечего было и думать. Пушкин принужден был исключить их, отчего вся глава «Путешествий» потеряла свое значение и была целиком изъята из романа»{69}.

На фоне поразительной несостоятельности в элементарных и совершенно очевидных вопросах текстологии, когда те же самые пушкиноведы, которые непосредственно занимались подготовкой академических изданий, не смогли разобраться даже со структурой предисловия к «Путешествиям» и четко уяснить для себя дату их публикации, особенно приятно читать опубликованный еще за два года до выхода в свет Шестого тома Большого Академического собрания комментарий Ю. Г. Оксмана, в котором все расставлено по местам:

«Восьмая глава вышла в январе 1832 г. с предисловием Пушкина, которое заканчивалось: «пожертвовать одной из окончательных строф». Беседа Катенина с Пушкиным по поводу пропущенных строф получила отражение в предисловии к «Отрывкам из путешествия Онегина» в первом издании всего романа, вышедшем в конце марта 1833 г.»{70}.

Можно понять пушкинистов тридцатых годов, готовивших Большое академическое собрание в условиях сталинских репрессий. Но тот факт, что заместитель директора Пушкинского Дома Ю. Г. Оксман, «самый блестящий представитель истории русской литературы в XX веке»{71}, непосредственно возглавлявший начало этой большой работы, был репрессирован, вряд ли может служить оправданием тому поспешному забвению, которому подвергли его работы оставленные на свободе коллеги.

…Таким образом, через шестнадцать лет после смерти Пушкина Катенин вошел в историю как единственный человек, с подачи которого в научный оборот были введены лживые «воспоминания» об «аракчеевских поселениях». Не поняв сарказма Пушкина в его адрес при публикации «Путешествий» и слишком легко отказавшись от выводов, сделанных Ю. Г. Оксманом, историки литературы безоговорочно включили в арсенал научно установленных фактов ложь единственного человека, которому правда о романе была невыгодна, и который, сойдя с его страниц в реальную жизнь, посмертно отомстил Пушкину, полностью подтвердив данную ему характеристику Герострата и надежно направив на ложный путь не одно поколение исследователей творчества поэта.

Если рассматривать стихотворение «Демон» как один из «прологов» к роману, то «презренная проза» «Воспоминаний о Пушкине» этого Демона фактически становится вторым эпилогом, непосредственно примыкающим по своему содержанию к концовке «Разговора книгопродавца с поэтом».

Наверное, даже сам Пушкин не предполагал, что прорвавшееся во второй главе неосознанное намерение убить романтика Ленского его Демон осуществит в реальной жизни в 1852 году.

* * *

Что ж, читатель, наша совместная работа закончена? Осталось только гневно осудить Катенина и со спокойной совестью закрыть книжку, а автору поблагодарить читателя, что тот дочитал ее до конца? Нет, уважаемый читатель, уж теперь-то вы так просто от прочитанного не избавитесь. Ваша прогулка с Онегиным не закончена, она продолжается.